Храни меня, любовь - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Полякова cтр.№ 59

Ты бы тогда не обратил на нее внимания, сказал ему Волк. Это ведь он, Волк, нашел ее. А Волк появился только недавно. И хотел только одного — быть с ней рядом. И сделать то, что он должен был сделать, чтобы стать бессмертным.

— Когда я была маленькая, осенью кидала монетку в реку, — сказала она. — Чтобы лето вернулось. Мне казалось, что, если я этого не сделаю, оно заблудится. Как будто лето ищет эти мои копеечки как опознавательный знак в реке… — Она засмеялась. — И знаете что?

— Знаешь, — мягко поправил он, нежно касаясь ее руки. — Иначе я чувствую себя невыносимо старым. Рухлядью. Ветошью. Говори мне «ты»…

Она отчаянно смутилась и одними губами повторила «ты», а потом рассмеялась. И продолжала:

— Однажды я не смогла бросить монетки. Я заболела, и мама не пустила меня гулять. И я так долго болела, что река успела покрыться льдом. Всю зиму и всю весну я боялась, что лета не будет из-за меня. А оно все равно наступило! И… Я не знаю, чего было во мне тогда больше. Счастья, что оно все-таки наступило, или детской обиды, что от меня в этом мире ничего не зависит… Смешная я была, правда?

— Все дети забавные, — кивнул он. — Наверное, это непросто — открывать для себя закон земного бытия… Анька тоже задает странные, философские вопросы.

Он вспомнил об Аньке, и сердце заболело, кольнуло тревогой.

А что будет с ней? Неужели ей придется расплачиваться за его счастье?

И ему стало страшно. Он теперь больше всего на свете любил двух этих женщин, маленьких, странных, смешных, похожих на птиц, запутавшихся в силках. Обе они — такие похожие — были ему бесконечно дороги. И вот он понял, что не сможет не ударить одну из них…

«Что же мы наделали, Волк?»

Что я делаю? Все стало казаться ему сейчас таким эгоистичным, таким мелким. И самое страшное было в том, что выхода он не видел.

И сам себе был смешон — нашелся, право, романтичный юноша, бросившийся в омут с головой… Ведь он взрослый. У него ребенок. Этот ребенок любит его и никогда не будет счастлив, оставшись с Лорой… А Шерри? Разве он может обманывать ее?

— Что-то случилось? — спросила она, точно угадав его мысли.

Он хотел рассказать ей о всех своих сомнениях, но не смог. «Я могу подарить ей хотя бы Ламерик», — подумал он. Сделать ее немножко счастливее.

— Мне просто пришла в голову одна неплохая идея, — улыбнулся он, прекрасно понимая, что эта улыбка не вышла веселой. — Почему бы нам с тобой не поехать на пару недель в этот твой Ламерик?

Она остановилась. Обернулась, точно пытаясь понять, правду он говорит или смеется над ней. Ламерик… Вместе с ним. Разве такое — возможно? Разве случается это? Она даже зажмурилась на секунду, не больше, чтобы увидеть — синее озеро, так близко, как наяву, и белые чайки над ним, и зеленый холм, но самое главное — рядом с Шерри был Андрей. Они сидели с ним на берегу озера. И на ее плечах был его пиджак…

Она не сомневалась — этого не может быть. Такого не бывает. Но — все равно…

— Так ты поедешь со мной?

Она кивнула. И вдруг так защемило сердце, что Шерри с трудом удержалась от крика боли — и почему-то пришло в голову, что «непременно, наверняка, вот сами увидите, не будет никакого Ламерика, а будет — беда…».

Оказавшись перед ее дверью, Дима остановился. «Что я делаю? — Он едва усмехнулся. — Стою перед закрытой дверью. Не решаюсь ее открыть». Да, ему было страшно. Он и не думал, что это вот так — как в омут головой. Все изменится. Назад пути не будет, иначе — если остается возможность отступления — дверь не та…

И вдруг — в самом-то деле — он ошибается?

Ошибается? Но у нее — лицо святой Анны. Он не ошибается. Эта дверь — та самая.

Рука потянулась к звонку.

И в этот Момент дверь открылась.

Она смотрела на него немного испуганно.

Он хотел сказать «здравствуй» и даже попробовал улыбнуться ей, но она смотрела серьезно и словно чего-то ждала.

Он ничего не сказал. Просто притянул ее к себе. Крепко-крепко обнял, поцеловал ее глаза. Она коротко вздохнула и спрятала у него на груди лицо.

Они стояли на пороге, и он понял — что надо войти. Дверь-то открыта.

Или они уже сделали шаг?

— Я… люблю тебя, — прошептал он. — Я не знаю, почему так получилось. Но если я не останусь с тобой, моя жизнь будет бессмысленной и глупой. Зачем она мне — такая?

Она ничего не отвечала, молча плакала. Он испугался.

— Почему ты плачешь? Я сказал что-то не так?

Она покачала головой и прошептала:

— Нет. Это защитная реакция организма. Он просто успел привыкнуть к несчастьям. И теперь начинает привыкать к счастью…

На несколько минут им обоим показалось, что они и на самом деле только что открыли эту дверь и сильный ветер почти сбил с ног, а за дверью оказалось бескрайнее небо… Им стало страшно. И Тоня еще сильнее прижалась к нему, уже боясь потерять. И зная по собственному жизненному опыту, что наверняка потеряет.

— Какая жалость, — вырвалось у нее вслух.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Жалость? — переспросил он. — Ты о чем-то сожалеешь в такой торжественный момент?

Она засмеялась.

— Момент, конечно, весьма торжественный, — согласилась она.

— Да вот именно, что со мной, например, такое случается не часто… Я объясняюсь в любви далеко не каждой девушке…

— Через одну? — лукаво посмотрела на него Тоня.

— Через пять…

— Я шестая?

«Сейчас мы смеемся, а через неделю… Или через месяц. Или — не важно когда, но произойдет это непременно. Я ведь невезучая, да?»

Она сама не знала, кому задавала этот вопрос, и даже смирилась с тем, что ответа не получит. И ей действительно было страшно привыкать к его рукам, и к нему, и к счастью — потому что пусть уж лучше не будет ничего, чем — все, обреченное на потерю…

«Ламерик»…

Шерри пробовала это слово на вкус, заменяя им другое. Впрочем, ей оба слова нравились, а еще ей нравилось произносить его имя. Она и не знала никогда, что это имя такое прекрасное, такое оригинальное, такое… Она засмеялась. Первые лучи солнца пробивались сквозь завесу утренних сумерек, и улицы еще были почти пустынными, и еще очень хотелось спать. Потому что, когда Шерри заснет, она снова увидит его — и все-все повторится, а еще перед сном можно помечтать о Ламерике.

«Это… правда?» — «Да». — «Все-все правда?»

Она засмеялась. Это — правда. Кто вообще сказал, что в ее жизни будут только серые дни? Кто все решил за нее, отведя именно ей самое скромное место?

В ее, Шерриной, жизни теперь все будет по-другому. Она научится любить, и она еще многому научится!