Чудовище Франкенштейна - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзан Хейбур О'Киф cтр.№ 17

Я выбрался на берег. Вскоре сюда должны были прийти люди, но меня это не заботило. У подножия скал я нашел перевернутую трухлявую лодку и спрятался под ней. Я заснул, даже не сняв с пояса сапоги. Лишь очнувшись, я понял, что потерял свой дневник. Но, странное дело, бусы не расстегнулись: маленькие шарики звякают, пока я пишу.

Потеря дневника так потрясла меня, что захотелось тут же ворваться в ближайшую деловую контору. Всегда можно найти тонкую веточку или маленькое выпавшее перышко — досадные заменители настоящего гусиного пера, которым я разживусь, если большой птице очень крупно не повезет и она станет моим обедом. Вместо чернил я использую все на свете: от ягодного сока и воды, оставшейся после варки грецких орехов, до сбежавшего кофе и ламповой сажи. Даже без закупоренного пузырька для чернил можно временно обойтись.

Но бумага!

Чистая тетрадь — такая же редкость, как дружелюбное лицо, поэтому я ворую гроссбухи и конторские книги, надеясь, что там еще не все страницы исписаны цифрами. Такие кражи всегда идут впрок: ведь где гроссбухи, там и гусиные перья, а где гусиные перья, там и чернильницы, а значит, не надо так часто самому делать чернила.

Хотя мне посчастливилось обновить все писчие принадлежности, мой старый дневник безвозвратно утерян. У меня нет прошлого: я воссоздаю его лишь на письме. Все созданное ранее теперь пропало. Новый дневник — новое прошлое. Быть может, и новый человек?

Сосредоточусь-ка я на убийстве.

8 октября

Я ношу с собой карту Англии. Я чувствую с ней родство. Линии рек, дорог, границ — точно шрамы на моем лице: каждая сама по себе, однако все они собраны воедино. Но где же этот Таркенвилль?

Прежде чем спрашивать дорогу, пришлось найти подходящую одежду. Сперва я зашел на ферму и украл из конюшни попону, чтобы носить ее вместо плаща. Собираюсь потом приделать к ней капюшон, а пока просто натягиваю на лицо.

Заменить рубашку, изорванную в клочья волнами, оказалось труднее. В плаще, но с голой грудью, я брел из одной деревни в другую, пока не высмотрел дородного мужика. Я ждал у окна, пока в доме не погасла свеча, а затем влез в дом и нашел его спальню. Мужик лежал в забытьи и громко храпел, я порылся в его комоде и нашел две запасные сорочки с большим обхватом талии. Тонкая белая ткань идеально облегала мои широкие плечи и грудь. Сорочки доходили мужчине до колен, а мне — лишь до бедер. Я с жадностью заглянул в кладовку и обнаружил там черный пиджак и синие брюки из мягкой шерсти. Пиджак превратился на мне в жилетку, а брюки — в бриджи. Я сунул свои трофеи под мышку и ушел.

Теперь, спрашивая дорогу, я хоть и буду закрывать лицо, но зато смогу выставлять напоказ чистую рубашку.

9 октября

— Иди на север, к черту на кулички, — сказал человек в Дувре. — Коли попадешь в Шотландию, значит, ушел слишком далеко.

Таковы были первые указания, как добраться до Таркенвилля — далекого, как сама преисподняя, и столь же неприветливого. Города нет на карте. Даже если кто-то и слышал о Таркенвилле, его советы начинаются со слов «иди на север», но больше ничего путного он не говорит.

Наконец один человек предположил, что Таркенвилль — это где-то под Бервиком-на-Твиде, который и впрямь находится на севере, почти у самой шотландской границы. Мужчина не знал, по какую сторону от Бервика расположен Таркенвилль, но уж точно не с востока, иначе бы он был на дне морском.

В общем, пока что я держу путь на север, ведомый Полярной звездой к Маргарет Уинтерборн, а через нее — к Уолтону.

Ньютон-Малгрейв

10 октября

С тех пор как я переплыл пролив, мои записи напоминают не мемуары убийцы, выслеживающего жертву, а спокойные наблюдения отдыхающего. Я миновал Северный Даунс в графстве Кент, обратив внимание на палаточные города, вырастающие за одну ночь: временное жилье для толп, приходящих из Лондона убирать урожай хмеля. Я переправился через Темзу к востоку от Лондона и двинулся в Эссекс. При виде хижин с опрятными соломенными крышами и плодородной земли я затосковал по тихой семейной жизни. Но затем дождь будто кровью обагрил красноземные поля и нагнал мрачные мысли.

Колледжи Кембриджа напомнили о головокружительном интеллектуальном водовороте, в который я хотел окунуться в Ватикане. Там, в Риме, я неуклюже налетел на студента и выбил у него из рук целую стопку книг. Позже он, должно быть, обнаружил, что пропала «Этика» Спинозы.

Устав перебегать из тени в тень на городских улочках, я пришел к выводу, что курящиеся болота Линкольншира больше подходят моему настроению: по слухам, там обитали привидения. Благодаря этим демонам, призракам и малярийному воздуху я в полном одиночестве наблюдал, как сотни диких птиц внезапно покидали гнезда и взмывали, будто по команде, громко хлопая крыльями. Словно дурачок, пораженный самым обыденным явлением, я готов был обернуться к спутнику и в восхищении спросить:

— Ты видел?

Но никого рядом не было.

Дальше к северу топи недавно осушили, и по земле можно было передвигаться. Я старался держаться этих пока еще не возделанных земель. А еще дальше на холмах высились каменные особняки, которые я мог увидеть лишь издали. Самые высокие холмы достигали нескольких сотен футов. С вершины, обращенной к востоку, я видел цветные ленты, похожие на земную радугу: зелень болот, желтый ободок песка, синь моря.

Сейчас я в Йоркшире, где кругом, куда ни повернешь, текут реки, ручьи или ручейки. Переправляясь то вброд, то вплавь через Дон, Эйр, Уорф, Уз и десятки других рек, чьих названий не знаю, я вышел к морю иного рода — океану вереска. Синева его раскатистых волн нарушается лишь красноватыми пятнами стай куропаток. На пути стоит огромный каменный крест, указывающий путь — неведомо куда. Строители возвели его с таким расчетом, чтобы он угнетал людей своими размерами. Я могу без труда рассмотреть его лицевую сторону до самого верха, но надпись, высеченная на нем, за столетия была стерта ветрами и ливнями. Впрочем, сейчас светит солнце, и я присел в тени креста, чтобы это записать.

Мысли мои всегда обращены вглубь меня самого. Отец мой был атеистом. Однако же любопытно, усынови он меня, стал бы он вдалбливать мне в голову христианское вероучение? Одинокий и брошенный, я придумал собственную доктрину: сын не умирает во искупление грехов, вместо него погибает отец. Это не меньшее богохульство, нежели отцовское стремление узурпировать власть Творца, и оно тоже не приносит удовлетворения. Ни то ни другое не вселяет в меня надежду — так же как Церковь, оплот спасения. Если ад существует, вероятно, мне даже туда путь заказан.

Бервик-на-Твиде

19 октября

Я так взволнован, что буквы скачут по бумаге: только что говорил с тем, кто знает, где находится Таркенвилль. Придется вернуться: это чуть южнее. Если бы я двигался вдоль побережья, а не отправился в глубь страны, то не прошел бы мимо города.