Друг и лейтенант Робина Гуда - читать онлайн книгу. Автор: Анна Овчинникова cтр.№ 82

Почти.

И опять, пока девять вольных стрелков, две дюжины слуг и вилланов да Ричард Ли со своим оруженосцем отбивали атаку четырех сотен воинов, я валялся в постели — бревно бревном. Вот кого стоило бы придушить, а вовсе не несчастную француженку, которая была похожа на Матильду Деркач только родинками, да пристрастием к запаху мяты, да уверенностью в том, что в их роду от матери к дочери передается способность к «ведовству».

Черта с два ей помогла хваленая способность, когда ее хотели побить камнями, обвинив в падеже скота! Если бы тогда через Лонжюмо не проезжал Ричард Ли, Мадлен наверняка пришел бы конец. Но невезенье этой женщины было просто хроническим: найдя убежище в Аннеслее, она чуть не отправилась на тот свет от рук громилы из шайки Робина Гуда. Между прочим, в тот момент ей тоже хрена лысого помогло наследственное «ведовство»! Не разожми Локсли вовремя мои лапы, все могло бы закончиться очень печально; а так Мадлен отделалась только испугом и синяками на шее... Я же, провалявшись трупом до следующего полудня, очнулся если уж не здоровым, то хотя бы скорее живым, чем мертвым.

Как сказал Тук, contraria contrariis curantur, то бишь противоположное лечится противоположным. У нас в России про такую ситуацию сказали бы наоборот: клин клином вышибают, сильная встряска — это как раз то, что мне требовалось, чтобы перестать валять дурака.

Между прочим, Тук тоже мог бы получить встряску похуже меня или Мадлен, попадись он мне под горячую руку со своими разговорами об ампутации. Теперь фриар больше не заикался об этом, а снова во весь голос распевал вагантские песни, из чего я сделал вывод, что мои дела пошли на поправку.

Если бы то же самое можно было сказать о делах в замке...

Скоро я узнал, что в Аннеслее кончается вода и что ночью Ричард Ли выпустил женщин и детей, а вместе с ними — каменщиков из Биллоу. Ли пытался уговорить уйти вместе с другими и Катарину, но у той на этот счет, как всегда, было свое мнение, и она сумела его отстоять.

Я еще не встречал другой такой упрямицы, как моя жена. Чуть-чуть оклемавшись, я попробовал поговорить с ней по душам — в результате чего получил еще одну встряску. Стоило мне поблагодарить ее за заботу, как она вспыхнула, словно сухостой от удара молнии, и из ее слов я понял, что во время бреда болтал не только на русском языке.

— Я ухаживала за тобой, чтобы ты поскорей поправился и убрался из Аннеслея! — заявила Катарина. — Твоя бегинка наверняка ждет тебя не дождется! Вот уж подходящая парочка — аутло и дочь совращенной монашки!

В ее глазах кроме гнева я увидел обиду и жгучую ревность, но она выбрала неправильные слова, неправильный тон и неправильный объект для своих нападок. Я никогда никому не позволил бы так говорить о Мари, даже Катарине.

Мы с бегинкой встречались всего три раза — дважды в прошлом году и один раз этой весной. Сразу после возвращения из Йоркшира я принялся дежурить у дороги возле Биллоу и на третий день подкараулил-таки Мари, едущую на своей повозке из Ноттингема. Проводив девушку до деревни, я дождался, пока она отправится обратно, снова примостился рядом с ней на передке и с трудом заставил себя слезть почти у самых городских ворот.

Я всякий раз улыбался, вспоминая об этой поездке.

Мари теперь гораздо лучше говорила по-английски, а я всю зиму пытался овладеть французским так же упорно, как учился стрелять из лука. Не скажу, чтобы мы смогли от души поболтать, но теперь я понимал почти все ее слова, а она понимала меня. И я бы не возражал, если б дорога от Биллоу до Ноттингема заняла не полчаса, а несколько дней.

Мне показалось, Мари тоже была рада моей компании, несколько раз я даже заставил ее рассмеяться. Однако она все равно оставалась застенчивой и чуть печальной и наотрез отказалась принять ожерелье, которое я купил для нее на ярмарке в Йорке...

— Можешь ругать меня, сколько хочешь, Катарина, — сквозь зубы проговорил я, — тебе и твоему отцу и вправду перепало от меня забот. Но никогда не говори дурно о Мари в моем присутствии, слышишь?!

— Значит, это правда! — крикнула Катарина, топнув ногой. — Правда то, что болтают везде и всюду о проклятой бегинке!

— Я не хочу знать, что о ней болтают!!! — гаркнул я, привстав.

Резкое движение прошило меня болью, я снова повалился на подушки, крепко стиснув зубы. Все-таки семейные скандалы требуют отменного здоровья, а я пока что был жалким доходягой... Потому очень обрадовался, когда в комнату ввалился Локсли — заросший, усталый, засыпающий на ходу.

Сменяясь с поста на стене, Робин всегда приходил сюда отсыпаться, прочно обжив оленью шкуру на полу. Я не возражал — с ним мне было проще, чем с кем бы то ни было, — а сейчас его появление и вовсе пришлось как нельзя более кстати. Правда, Катарина так не считала.

— Я присмотрю за ним, госпожа, идите, — пробормотал Робин, ставя в углу свой лук.

Катарина просто онемела от такой наглости: простолюдин-аутло, из милости получивший приют в замке, жалкий беглец, только благодаря великодушию ее отца избежавший виселицы, отпускает ее из комнаты мужа, словно какую-нибудь служанку!!!

Пока она приходила в себя, Локсли уже развалился на шкуре.

Мне показалось, Катарина сейчас пнет главаря разбойников или устроит с ним спарринг в партере, но она вовремя вспомнила о своем достоинстве высокородной дамы.

— Да, ты нашел себе подходящую компанию, сэр Рейнольд Гринлиф! — глядя на растянувшегося на полу грязного оборванца, с холодным презрением отчеканила она. — Видно, каждому свое. Зря отец надеялся, посвящая тебя в рыцари, что ты выберешь путь благородного человека. Подумать только, он считал, что когда-нибудь ты так же прославишь нашу семью, как доблестный Жофруа Ли! Отец ошибся, ты такой же презренный разбойник, как и твой Локсли. И даже если Господь помилует тебя на сей раз, рано или поздно тебя ждет петля или ты подохнешь где-нибудь в лесу, как дикий зверь! Все вы, аутло, кончите бесславной смертью. И никто никогда тебя не вспомнит, Маленький Джон, так же как никто никогда не вспомнит Робина Гуда...

Катарина никак не ожидала, что я прерву ее речь оглушительным хохотом. О, дьявол, смеяться было больно, очень больно! — и все-таки я никак не мог остановиться. Даже убийственный взгляд, которым наградила меня жена перед тем, как выбежать из комнаты, не смог меня унять. Самым смешным было то, что я понятия не имел, кто такой Жофруа Ли! И почти не сомневался, что этого не знает никто из профессуры питерского истфака.

Ну разве не забавно? На такие выкрутасы способна только госпожа История! Благородный рыцарь, слава которого, по мнению его современников и ближайших потомков, не померкнет в веках, оказывается начисто забытым, а память о «презренном разбойнике» перешагивает через рубеж тысячелетий, и его имя становится таким же знаменитым, как имя Иисуса Христа!

— Джон, ты что, спятил? — осведомился «презренный разбойник», приподнимаясь на локте.

Мой смех перешел в стон, и Робин, вскочив, взял с сундука кружку с водой: