Мастер - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Шидловский cтр.№ 29

— Эстляндцы, великий князь, — начал Петр, — искони мечтают о государственности, что потеряли с приходом немецких рыцарей. Рыцари же немецкие после разгрома Ливонского ордена мечтают встать под власть сильного европейского правителя, который бы подтвердил их привилегии. Ты, великий князь, можешь дать и тем, и другим то, чего они хотят, и тем предотвратить смуту.

— Интересно, продолжай, — князь подался вперед.

— Объяви Эстляндию не захваченной мечом, — начал Петр, — а четвертой землей Северороссии. Введи ее депутатов в Думу, даруй эстляндцам самоуправление, какое имеют Ингрия, Новгород и Псков, а немецким дворянам, живущим в Эстляндии, пожалуй все привилегии, как дворянам североросским. Тогда не нужен им будет шведский король, и станут они драться за тебя.

— Да слыханное ли дело! — вспыхнул граф Тихвинский. — От основания князем Андреем Северороссию составляло три земли. Так было и пребудет вовеки.

— А ведь юноша дело говорит, — вмешался Мак-торг. — Это простейший путь обрести поддержку местного населения во вновь обретенных землях. Узнав об этом, и финны могут перестать поддерживать Эрика и начать относиться к нам доброжелательнее. А мы можем пообещать им создание такой же земли под властью североросского князя, когда полностью прогоним оттуда шведов.

— Мне тоже нравится этот план, — после непродолжительного молчания произнес Дашевский. — К тому же, если в верхней палате представлено четыре земли, то, когда голоса делятся поровну, голос князя оказывается решающим. Это усилит нас.

— Делайте что хотите, — махнул рукой Вайсберг. — Мне главное, чтобы в тылу не оказалось неприятеля.

Все взоры устремились на князя. Тот хранил молчание минуты три. Потом, отхлебнув из кубка, произнес:

— Не слышу, что думает об этом барон Оладьин.

— Мысль интересная, — произнес барон. — Но все должно быть хорошо обдумано и взвешено. В общем, я не против.

Князь снова погрузился в размышления, после чего обратился к Басову, указывая на Петра:

— Кто тебе этот человек?

— Мой слуга. Он ученый и давно жил в моем доме.

— Вольный? — Да.

— Ко мне на службу отпустишь? — коротко спросил князь.

— Если захочет, отпущу.

— Барон Александр Оладьин назначен мною новым наместником Эстляндским, — начал князь, обращаясь к Петру. — Предлагаю тебе стать его советником. Денежное содержание получишь, по должности причитающееся. Через три года, если барон тобой доволен будет, получишь дворянство. Согласен?

— Почту за честь, — склонился Петр.

— Барон, берешь его в советники? — спросил князь.

— Парень толковый, беру, — ответил барон, который был старше Петра едва ли лет на пять.

— Добро. Ступайте и обдумайте эти предложения, чтобы все возможные последствия ясны стали. А после смены вечерней стражи — ко мне на доклад.

Барон поднялся и знаком предложил Петру следовать за ним. Когда они удалились, князь снова заговорил:

— Есть у меня к тебе еще дело, Басов. Старый мой друг, фон Штарц, — это его сына ты на первой дуэли своей вразумил — на покой запросился. Отпустить я его должен. Не вечны мы. Скажи, Басов, пойдешь ли ко мне начальником личной охраны?

— Извини князь, ты мудрый правитель, но я принял обет не идти на службу ни к кому. Хочешь, обучать буду твоих людей. Этому всегда рад. Но служить — уволь.

— Жаль, — вздохнул князь. — Но я тебя все же затащу в княжий замок. Скажи, в Ингрийской гвардии есть сильные фехтовальщики?

— Капитан фон Краузе весьма искусен, — отозвался Басов.

— Вот и прекрасно. Слышишь, Макторг, с этого дня Краузе учить твоих людей будет. А Басов, как вернемся с охоты, начнет преподавать фехтование наследнику, княжичу Михаилу. Платить тебе буду сто пятьдесят талеров в месяц. Ну что, Басов, согласен?

— Согласен, князь.

— Ну хоть здесь сладили, — хохотнул тот. — Эй, бездельники, вина мне еще, — повернулся он к лакеям.

На следующий день Басов и Федор покидали замок. Петр остался — уже при своем новом начальнике. У выезда на главный тракт, проложенный между Петербургом и Псковом, они остановились, чтобы пропустить возок, мчащийся ото Пскова в сопровождении десятка одетых во все черное кавалеристов. На повороте возок свернул к замку. В оконце мелькнуло жирное бородатое лицо боярина в высокой шапке и богатых одеждах. Басов разглядел, что к седлам кавалеристов приторочены метлы и отрезанные собачьи головы.

«Выпендриваются», — подумал фехтовальщик и вдруг, бросив взгляд на Федора, обнаружил, что мальчишка дрожит мелкой дрожью. Подъехав, он положил руку на плечо парня и негромко произнес:

— В чем дело?

— Он, — еле выдавил Федор.

— Кто?

— Тот, что вотчину пожег, мамку, сестер, братьев побил.

Мальчик схватился за рукоять сабли и стал натягивать поводья.

— Стоять! — сильно сжал его плечо Басов. — Не время. Успеешь еще.

Так Петр еще не путешествовал. В своем мире он ездил на поездах, автомобилях, автобусах, летал на самолетах… В этом — участвовал в пешем переходе, ездил верхом. А теперь впервые ехал в карете знатного вельможи.

Несмотря на всю внешнюю романтичность подобного способа передвижения, избалованный техническими достижениями двадцатого века Петр испытывал ощутимые неудобства. Крытый деревянный возок, не оборудованный рессорами (таковых еще не изобрели), тащился с черепашьей скоростью, подпрыгивая на каждом ухабе. Впрочем, для питерского интеллигента, за прошедший год так и не сдружившегося с верховой ездой, этот способ передвижения оказался самым приятным из возможных.

Сопровождаемая конной сотней, карета отправилась из Гатчинского замка через пять дней после того памятного разговора, в ходе которого Петр неожиданно получил высокую государственную должность. Через несколько дней кортеж миновал Нарву. Петр с интересом осмотрел стоящие друг против друга крепости. Как и в его мире, здесь напротив ливонской была возведена русская — вернее, североросская. Как и в его мире, крепость называлась Ивангородом, хотя была заложена не великим князем московским Иваном III, a великим князем Иваном I, дедом нынешнего Николая. Посмотрев на стоящие друг против друга крепости, Петр подумал, что эти не кажутся символом противостояния Запада и Востока, как в его мире. Иван-город был построен по всем правилам фортификации шестнадцатого века, и потому взгляду представало противостояние западноевропейских крепостей (хотя в обеих сидели теперь североросские гарнизоны). «Наверное, — подумал Петр, — дело не только в архитектуре, но и в отношении, с которым смотришь». Сейчас кортеж медленно двигался к Ревелю, которому Петр предложил вернуть эстонское название — Таллин. Барон Оладьин коротал время в беседах со своим новым советником. Оба испытывали друг к другу глубокое уважение — еще с первого дня знакомства в Гатчине. Петр отдавал должное такту нового начальника (несмотря на принадлежность к североросской аристократии, он никак не подчеркивал своего превосходства над подчиненным простолюдином и неизменно был предельно вежлив), его взвешенному подходу к решению любой проблемы и редкому сочетанию умения отстаивать собственную позицию и признавать правоту собеседника. Барон же восхищался обширными познаниями советника в истории и культуре народов, а также глубиной мысли и интересными прогнозами развития политической ситуации. Петр не слишком гордился, считая их естественными для профессионального историка, попавшего в прошлое — пусть даже в иной вариант развития мира.