Контакт первой степени тяжести - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Горюнов cтр.№ 94

Через пять километров колеи возвращаются вновь, словно хлестнув пару раз по грязи. Грязь костенеет здесь, звонко хрустит, подмороженная. Мерзлая грязь костенеет. Гусеничные колеи устраиваются в ней поудобней и – вверх.

Вверх, вверх, вверх…

* * *

Сколько же в гору по этой грязи! Подъем, расхлюстанный ручьями с ледяной каймой. Обходы меж деревьев.

Мокрые ноги еле идут, еле толкают вперед.

Странно: течет со лба, хотя устают вроде ноги.

Снова трясина. Скала слева. Поворот направо. Прямая. Немного вверх. Триста метров вперед. Крутой рывок. Прямая. Опять рывок. Перед каждым подъемом – полузамерзшая лужа. Колеи слегка ополаскиваются в ней и бросаются вверх, словно на стену. Путь будто лежит на ступенях огромной лестницы, поросшей лесом. Дорога заранее знает, где чуть осыплется ступень к ее приходу.

Дорога стремится туда.

Пробег. Подъем. Снова пробег.

Тракт словно вылезает из подъемов на какую-то поверхность и покрывается удивительно выпуклым – странным – зеленовато-светящимся льдом…

Мохнатые стволы елей справа и слева закручены штопором…

Сухие их сучья запутались сами в себе.

Безлюдье и полная глушь. Уже пятьдесят километров, наверно, за спиной. Вечереет. Но полной, идеальной темноты не будет. Полярный круг вот он – рядом.

Тишина. Тишина абсолютная, ватная. Мертвая тишина. Как ее много тут – умершей в лесу тишины!

– Скажите, где живет вдова Аглая?

– А вон, зеленый домик третий слева…

…Аглаю Калачев увидел издали. Он точно так ее себе и представлял по акварели, подписанной «Николай Белов»…

– День добрый!

– Здравствуйте.

– А вам привет передавали!

– Ну? От кого же?

– От Бори. От Тренихина.

– Вот радость-то! – Аглая едва не сплюнула. – А вы-то кто такой сами?

– Я – знакомый Борькин. В командировке здесь, в Вологде. Да вот решил заехать в Шорохшу – думаю дом на лето снять. С семьей.

– Дом вы едва ли снимете целиком. А пол-избы – всегда.

– А где почище здесь?

– Вот выдумали! Где хочешь. Всюду чисто.

– Народ спокойный-то у вас? Я ведь с детьми.

– А что ж? Вон, дети, не видишь – полно детей бегает!

– Не очень пьют-то мужики у вас в Шорохше?

– Да как везде!

– А то Борька говорил, что ему на свадьбе глаз подбили…

– А, пусть не врет! По носу дали чуть – так ведь за дело!

– Умылся кровью, сказал…

– Да ладно, с носу! Это ж кровь разве?

– А как насчет молока здесь? Яиц? Сметаны?

– Коров здесь держат. Много у тебя детей?

– Да трое… – задумавшись, ответил Калачев.

– Сколько лет?

– Да восемь.

– Всем?

– Всем.

– Что ж – близнецы, поди?

– Да нет, не близнецы. Какой там! Все разные.

Аглая фыркнула.

– Чего смеешься? – очнулся Калачев.

– Ты холостой, бездетный. Ты – как перст.

– Ну, так, положим. А как ты догадалась?

– Да это за километр видно!

– А как видно-то?

– Да просто, глазами.

* * *

После форсирования Джагал-Яптик-Шора – широкого, но мелкого ручья, бегущего у восточного подножия Западных Салед, Белов сошел с тракта. Далее их пути расходились. Тракт шел здесь точно на восток, а Белову следовало взять резко к югу и преодолеть еще километров десять-двенадцать по азимуту, теперь уже без всяких троп, ориентируясь только по горным распадкам.

Сориентироваться несложно – реки текут в горных долинах, а хребет трудно миновать, не заметив.

Он быстро поднялся на невысокое, но обширное плато.

Отсюда открывался вид на десятки километров: сизые хребты Малды-Нырда на востоке, Хамбол-Нырд – к югу и Западные Саледы, что за спиной – на западе.

Затерянный мир, в котором безумно много места и в котором никто не живет. Не жил. Да и не будет, наверное, жить никогда.

Человек – пылинка в пространстве, ничто, ноль микросекунд жизнь его на фоне бытия этих гор, – подумалось вдруг. – Но что, если во всей Вселенной, бездонном Космосе никого все же нет – никого, кроме нас? Какой же огромный аквариум кто-то нам выдал!

Какие пространства, какие безумные сроки! Если нет иной жизни – то все это, все – трава, моря, пески, отроги, пади, урочища, вода, облака, суша, цветы, леса, пчелы, медведи, гольцы, Луна, острова, Солнце, деревья, черемуха, семга, рябина, дороги, мечты, Млечный Путь, молодость, скорость, дюны, собаки, ставриды, страх, колбаса, море, закат, облака, водопады, туманности, квазары, килька в томате, пульсары – все это наша система жизнеобеспечения…

И миллиарды лет – эпохи!

Он уже шел по чахлым еловым перелескам, миновав водораздел Джагала и Хамбола. Теперь его направление – на юго-восток, туда, откуда, разделяя Малды-Нырд и Хамбол-Нырд, выходит Лимбек и сливается с Хамболом. Где-то там. И пяти километров, наверно, не будет.

«А я уже, пожалуй, вошел в запретку», – подумал Белов и в тот же момент пополз вниз, куда-то проваливаясь… Почти как сквозь землю. Яма?!

* * *

Лена вдруг вздрогнула, как подброшенная. Что это было?!

Она сидела, задумавшись, и вдруг ее словно током ударило.

А – это стукнула дверь!

– Что же ты не запираешься?

Отец с матерью уже вытирали ноги в прихожей – обстоятельно, как-то совсем по-домашнему тщательно.

У обоих вид был на редкость здоровый, торжественный, праздничный.

Лена поежилась: от них, розовощеких, пахнуло морозцем осеннего дня – ледяным днем, но все-таки солнечным, ясным.

– Значит, Лена, – начал отец, доставая из кейса доверенность и завещание. – Бумаги эти оказались подлинными.

– И что же?

– Ты подожди секундочку… Нотариус, тот, что заверил все эти бумаги, оказался вполне реальным лицом. Понимаешь, Лена?

На лице отца торжественная мина мешалась с потаенным, тщетно скрываемым изумлением, словно он только что обнаружил средство от рака вместе с александрийской библиотекой и доказательством большой теоремы Ферма.

– Я тебя слушаю, – ответила Лена.

– Более того, – продолжал он, – что совсем удивительно – нотариус оказался действительно нотариусом. Даже лицензия настоящая у него есть. И сам он в перечне нотариусов Москвы – имеется. Так что – вполне все законно. Все эти бумаги – тип-топ и о'кей…