Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Валентинов cтр.№ 95

– Этой кровью... Своей кровью клянусь ТЕБЕ, Пеннорожденная, что не успокоюсь, не прощу и не умру, пока не попробую ТВОЕЙ крови! ТЫ будешь страдать, как страдала моя Амикла! ТЕБЕ будет так же страшно, как было страшно ей! Отныне я – ТВОЙ кровник! Нет, не твой – ВАШ! ВАШЕГО проклятого рода! Дед, мой НАСТОЯЩИЙ дед, велел мне сражаться. И я буду сражаться – с ВАМИ!

Не проговорил – одними губами прошептал. Услышат?

Беззвучно вздрогнула земля, вздыбились каменные плиты, качнулся алтарь.

Услышали...

«– Ты не вини себя, господин Диомед! Ты не виноват, просто ты меня пока увидеть не можешь. Смотришь, а не видишь. А я тебя вижу, потому что я тебя люблю, понимаешь? Но ты меня увидишь, обязательно увидишь, любовь – сильная, она даже смерти сильнее! А я тебя любить буду – пока ты меня не полюбишь! Или не прогонишь. Ты меня не прогонишь, господин Диомед?»

* * *

Белый потолок над головой – низкий, как своды гробницы. Давит, давит...

– Ты... Надо чего-то делать, Тидид! Наши собрались, все собрались... Ты нужен!

Сопит Сфенел, по табурету ерзает. Вздыхает.

Капанид – слева, моя богоравная – справа. Стоит, помалкивает. Я между – на ложе. Руки за голову, глаза – в потолок. Лежу. Давно лежу. День, неделю, а может, и месяц. Или год.

Лежу – мертвый.

– Если бы ты знал, чего творится! Тут из Микен...

Не договорил, снова сопеть стал. Наверное, он один понимает, что со мною. Понимает – и разбудить пытается. Оживить...

– Так нельзя, Диомед! – богоравная Айгиала качает головой. – Ты – ванакт! Отомсти, вырви им сердце – и правь дальше. Ты – ванакт, пойми! Ты... Ты хоть поешь, воды выпей!

Я понимаю. Я все понимаю. Я – ванакт, мертвый ванакт. Мертвый ванакт в гробнице.

Давит белый потолок, давит. Гробница, царский толос, недвижный труп на каменной лежанке. Мстить? Да, я хотел мстить, мстить ИМ, проклятым людоедам! Но трупы не мстят...

– Они... Они Одиссея схватили! – в отчаянии кричит Сфенел. – В Трое! Его и Менелая, понимаешь? Теперь уже точно – война!

Понимаю. Война. Бедняга рыжий!

– Ты должен!..

Нет, не должен. Никому я ничего не должен, друг мой репконосый! Никому. Ничего.

Ни-че-го!

Проклятая гробница! Не встать, даже рукой не пошевелить. Меня убили, меня бросили на алтарь, резанули по горлу ножом. Мое имя – на белом камне, на гладком полированном мраморе с еле заметными синеватыми прожилками...

Любить надо просто – как и умирать. Я умер, Амикла!

Хайре!

Белый потолок, холодный камень, ледяная сырость подземелья.

Давит...

– И все-таки придется жить, Диомед!

Седые виски, на гладком, без примет возраста лице – старые, словно Вечность, глаза.

– Смерть – не спасение, мальчик! Смерть – еще худшая боль...

Я почему-то не удивляюсь. Ни тому, что Протесилай Филакский здесь, ни тому, как он говорит, ни тому – что...

– Умереть – это навсегда. Даже если ты сможешь вернуться – это будешь уже не ты. Смерть – плен. Что тебе делать в плену, Тидид?

– А здесь? – спрашиваю, с трудом разлепляя непослушные губы. – Что делать мне здесь, Чужедушец? Я проиграл. И мы проиграли.

Иолай Копейщик качает головой, и мне вновь кажется, что он стар, старше всех, кто еще живет на нашей земле.

– Пока живы – нет! Я мог бы сказать, что ты нужен другим, Тидид, но я скажу иначе. Ты нужен себе самому. Иногда приходится жить не только за себя, но и за тех, кого уже нет...

Никогда не думал, что так трудно приподняться, опереться на локоть, вдохнуть полной грудью жаркий летний воздух.

– Может быть, ты и прав, Ификлид! Но если ты тут, значит, я нужен тебе?

– Нам, – холодно, без улыбки, бросает он. – Мы ждали грозу. Гроза пришла. Ты нужен.

Все-таки я сумел встать. Встать, накинуть фарос, подойти к окну. Вместо яблоневого цвета – зеленая завязь, на белесом жарком небе – беспощадный сияющий Лик...

– Агамемнон объявил войну Трое. Гекатомба началась, Диомед!

И вновь я не удивляюсь, откуда Чужедушец знает о Гекатомбе. Знает! И о ней, и обо мне, и о всех нас.

– Отец думал, что Гекатомба – это очистка Геи от полукровок, от всех, в ком есть хоть капля ИХ крови, – не оборачиваясь, отвечаю я. – И мама так думала. Но все страшнее, Ификлид! ИМ нужна не только наша кровь!..

– Знаю... – тихо откликается он.

– Им нужны жизни тысяч и тысяч, чтобы вымостить дорогу на Восток, чтобы их кровью подпитать новые Грибницы...

– Знаю...

– Для дураков на площадях и в харчевнях – это месть за Елену. Для Агамемнона – завоевание Великого Царства. А для них – Великое Заклание. Овец заперли в загоне, затем открыли калитку, позвали мясника...

– Мы не овцы, Диомед! Мы – люди!

Повернулся, заставил себя взглянуть в его глаза...

На меня смотрела Вечность.

– Есть такой человек, Паламед Эвбеец. Он думает...

– Он так не думает! – резко перебил Иолай. – Он так говорит! Для тебя. И для других, кто поумнее. Но он прав, и те, кто послал его, тоже правы. Это не наша война, это ИХ война, но у нас есть только один выход – победить. Тогда еще есть надежда. Тогда посмотрим, кто кого. Мы не овцы, мы – люди! Слабого судьба тащит на веревке, того, кто сильнее – за руку ведет...

– ...А самый сильный сам судьбой становится! – кивнул я. – Так говорил Геракл!

– Да, так говорил Геракл...

Вечность глядела мне в глаза. Я вздохнул и вдруг понял – жив! Я жив. Все еще. Снова. Жив!

– Кто ты, Чужедушец?

Он улыбнулся – впервые за весь разговор. Улыбнулся, покачал головой.

– Убей гидру, мальчик! Убей!

* * *

– Я, Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса, Арголиды, и всей Ахайи, повелитель Тиринфа, Трезен, Лерны, Гермионы, Азины, Эйона, Эпидавра, Масеты, Эгины Апийской и Калидона, заявляю вам, моим верноподданным, что с сего дня держава наша вместе с союзниками и друзьями нашими поднимает меч на вероломного Приама, именующего себя ванактом Трои, и будет вести войну на земле и на море, покуда враг не сдастся на милость нашу или не погибнет. И не пожалеем мы жизни нашей, и добра нашего ради победы над врагами. Да помогут нам боги Олимпийские, что землей нашей владеют, и да будет жить наш Аргос вечно, вековечно! Я же клянусь вам, что не положу оружия, покуда последний враг не будет повержен. К оружию, аргивяне! К оружию, мой народ! К оружию!

* * *

Время табличек кончилось, настал час гонцов. Конские копыта отбивают дробь, стучат обитые медью сандалии. Скорее, скорее! Война не ждет!