Шестая книга судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Курылев cтр.№ 147

Эрих пододвинул лампу и ткнул пальцем в одну из страниц.

— Вот это место! Дословно здесь написано следующее: «Эрна Виттер останется жива и вместе с Ойгеном родит мне внука Вильгельма и внучку Августу!» Ты понимаешь, что это означает?

— Я не понимаю, при чем тут твои внуки и при чем тут моя Эрна! — еще раз посмотрев на карандашные завитки и черточки, удивился тогда профессор.

— Твоя Эрна при том, что в подчеркнутой рядом строке из текста Шнайдера говорится: «Молодая женщина была отправлена в Равенсбрюк, и дальнейшая ее судьба неизвестна». А несколько раньше написано следующее: «Поступок Элеоноры Вагнер трудно объяснить иначе, как импульсивный жест доведенного до отчаяния человека». Автор немного исказил вашу фамилию, сделав ее звучание более привычным уху, — вы наверняка много раз сталкивались с этим и раньше. Он также использовал второе имя вашей дочери, а может, просто перепутал его с именем твоей жены, Обычные неточности, касающиеся маленьких людей. Тут рядом есть еще пара фраз, например, о дочери профессора Мюнхенского университета. Так что все сходится — речь идет именно об Эрне. Автор упоминает о ней и некоторых других немцах, кто хоть как-то высказался против политики Гитлера в самом конце войны. Этим Шнайдер иллюстрирует, кстати, вовсе не недовольство населения, а как раз наоборот — подчеркивает единичными исключениями правило: народ сохранил лояльность режиму до последних дней.

Теперь что касается моих внуков.

Во-первых, раз я так написал, значит, у меня были на то основания. Во-вторых, Виттер — девичья фамилия моей жены, а Ойген — имя одного из моих сыновей, кстати, ровесника твоей дочери. Остается предположить, что, расставшись со мной в мою бытность узником Дахау, моя супруга вернула себе, а заодно присвоила и детям свою прежнюю фамилию. Вероятно, я начал разыскивать их после войны (эта мысль у меня уже шевелится в мозгу) и, по крайней мере, Ойген нашелся и приехал в Мюнхен. Он познакомился с твоей дочкой, и их дети стали нашими общими внуками, Готфрид. Не знаю, нравится тебе такое родство или нет, но лично я, зная Эрну, рад за своего сына уже сейчас. Вот и все.

Профессор Вангер долго молчал, недоверчиво глядя то на Эриха, то на книгу. Он прочитал в английском тексте Шнайдера все, что касалось некой Элеоноры Вагнер, и убедился, что Эрих говорит правду.

— Как, ты сказал, назовут твоих внуков? — вдруг что-то вспомнив, спросил он.

— Вильгельм и Августа.

Профессор задумался и долго ничего не говорил. Эрих Белов не знал, что в тот момент он снова услышал звонкий голос Эрны: «Дочку я назову в честь папиной мамы Августой, а сына — в честь маминого папы Вильгельмом».

— Ну хорошо, а что ты сделал потом? Ты сказал, что провел бессонную ночь…

— На следующий день поздно вечером я взял все книги и отправился туда, где их нашел. Я хотел вернуть их на место. Не знаю почему. Я подумал, что они могли кому-то предназначаться и что мое случайное вмешательство нарушило чьи-то планы. Но подойдя к тому месту, я увидел, что рядом стоит автокран с гирей, а стены здания обрушены. Восстановить статус-кво было уже невозможно. Я постоял на месте, походил кругом. Бросить эти книги просто так я не мог. Не я один имел привычку шариться в развалинах. Их неминуемо нашел бы кто-нибудь из бродяг или из службы ТЕНО. В общем, тогда я не придумал ничего лучшего, как пойти к тебе. Я вдруг подумал: а почему, черт возьми, я один должен быть хранителем этих тайн будущего? Может, мне не будет так одиноко при мысли, что кто-то еще в этом мире причастен к ним?

— Но почему я? — спросил профессор.

Старик пожал плечами.

— По многим причинам. Во-первых, ты порядочный, рассудительный человек, во-вторых — историк. В конце концов, не ты ли все время интересовался, что будет дальше и чем все кончится? Короче говоря, что сделано, то сделано. Я отнес книги к тебе, сделав вид, как будто бы только что нашел их.

— А если бы я решил поведать о них всему свету? Об этом ты подумал?

— Тогда это отразилось бы на событиях, описываемых здесь после февраля сорок третьего года. — Эрих положил ладонь на тонкий темно-синий томик.

— Ты так безоговорочно доверяешь всему, что здесь сказано?

— Моя вера, Готфрид, не имеет ничего схожего с религиозным верованием. Я верю не потому, что принимаю это душой и сердцем, а потому, что не могу не верить. Это ближе к знанию, нежели к вере.

— Почему же ты отдал не все шесть?

— Потому, что в шестом томе было маленькое упоминание о профессоре Мюнхенского университета и его дочери. То, о котором мы только что говорили.

— Ты не захотел, чтобы я узнал о грозящей нам беде, Эрих? Ведь я мог не допустить того, что произошло с Эрной!

— Да, не захотел. Во-первых, согласно моим записям, твоя дочь оставалась жива, а во-вторых, всякая попытка изменить то, что здесь написано, могла окончиться плачевно, в том числе и для нее. Пойми, Готфрид, у всех нас нет иного выхода, как только жить по Шнайдеру. Мы заложники его книги, а если взбунтуемся, кто знает, не запустим ли мы некий безжалостный механизм противодействия? Эта книга не перечень того, что может случиться, это описание того, что непременно произойдет. Если хочешь — это книга нашей судьбы. Поэтому, поднимаясь к тебе, я засунул шестой том за батарею между вторым и третьим этажами, а на обратном пути вытащил его и снова принес сюда.

— И все-таки ты однажды предупредил нас о Регенсбурге, — спросил Вангер.

— Но ты же не воспользовался этим предупреждением? Оно оказалось излишним. Ведь так?

— Откуда ты знаешь?

— Просто предполагаю. Иначе я не смог бы сделать его так легко. Это ведь была не первая попытка.

Старик затушил почти догоревший костер, взял сумку и направился на шум экскаватора. В некоторых местах завалы уже полностью ликвидировали, а кое-где даже начали что-то строить. Он увидел большую бетономешалку и подошел поближе. Возле высокой опалубки стояли рабочие. Они ожидали, когда вращающаяся бочка наклонится и выльет свое содержимое между деревянных щитов. И старик стал ждать вместе с ними…

Эрна стояла у окна, по стеклу которого одна за другой сбегали дождевые капли. Они набухали, питаемые легким моросящим дождиком, после чего срывались вниз, оставляя после себя прозрачный змеящийся след.

Время от времени мимо ее окна пролетал мокрый лист. Иногда порыв ветра срывал с соседнего дерева целую стаю порхающих листьев, некоторые со стуком ударялись в стекло и ненадолго затем прилипали к подоконнику.

Летом приходил Эрих. Эрна сказала, что должна отдать ему какие-то книги, но не знает какие. Это было последним желанием отца, переданным ей через Мари Лютер.

— Я знаю, о чем идет речь, дочка, — сказал старик. — Пять синих томиков, что я принес как-то в начале сорок третьего.

— Тогда поищите сами, дядя Эрих. После гестаповцев книги в библиотеке папы стоят как попало. Порой мне кажется, я бы все отдала, чтобы вернуть каждую из них на прежнее место. Без этого кабинет, в котором прошла часть моего детства, стал каким-то чужим. — Эрна вздохнула. — Но теперь это совершенно невозможно.