Император вынимает меч - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Колосов cтр.№ 61

— Этот не предаст! — бормотал Ши-хуан, заглядывая в честные, по-собачьи преданные глаза кастрата.

Император доверял лишь одному Чжао Гаю и более никому.

Ли Сы, чьи советы столь способствовали возвышению Цинь, был предан, но примеры Лао Ая и Люй Бу-вэя научили Ши-хуана осторожно относиться к умникам, способным предать не ради выгоды, а по прихоти своих химерических мечтаний. Книжники твердили о совершенстве, не желая сознаться себе в том, что ни человек, ни мировое устройство никогда не смогут достичь абсолютного совершенства. Ши требовали совершенства от того, кому до полного совершенства не хватало единственного — бессмертия. И потом Ши-хуан не доверял ученым-чиновникам, и не любил их.

Такое же чувство — недоверия и потому неприязни — император испытывал к своим генералам — людям, поставившим на колени пред Цинь все соседние племена и народы. Ши-хуан жаловал и отличал их, щедро наделяя землями и тысячами семейств, но доверия к полководцам не испытывал. Генералы были популярны среди шицзу, единственной силы, с какой императору приходилось хоть сколько-то считаться. И первым среди всех был Мэн Тянь, какому Ши-хуан не доверял более прочих.

Семья, она тоже вызывала неприязнь у Ши-хуана. Он не испытывал теплого чувства к людям, единственное достоинство которых заключалось лишь в том, что в их жилах текла кровь такая же, как у Ши-хуана, холодная и гнилая. Император имел несколько жен и бессчетное множество наложниц, которые подарили ему два десятка сыновей — точного их числа император не знал. Но ни жены, ни наложницы, ни сыновья не грели холодное, вздрагивающее от ужаса сердце Ши-хуана. Все они желали лишь одного — достатка и власти. Никто из них не любил императора: Ши-хуан был уверен в этом. Никто! От них веяло раболепием и равнодушием. От всех, даже от сыновей, которых император видел преемниками своей власти, если конечно…

Ши-хуану не хотелось думать о том, что будет, если ему не удастся испить вожделенного бусычжияо. Не хотелось!

Окруженный сотнями и тысячами людей, низко склоняющих голову, император был одинок. Одиночество окружало Ши-хуана шелестом невидимых ночных крыл. Одиночество и страх.

Император как мог, гнал прочь этот страх, окружая покои телохранителями и глотая чудесные снадобья, возвращающие по заверениям фанши молодость и силу, но не мог избавиться от него.

Император как мог, гнал одиночество, но оно подступало вновь и вновь тысячью равнодушно-улыбчивых лиц, бесконечными покоями и коридорами нового дворца, какой Ши-хуан повелел построить вместо прежнего, что казался императору недостаточно подобающим его величию.

Нареченный Эфангуном, дворец представлял комплекс грандиозных строений из дерева и камня. Покои были отделаны с невиданной роскошью, одного золота для золочения было израсходовано десять тысяч цзиней, а серебра — втрое больше. Дерево для дворца свозилось со всех бескрайних просторов Поднебесной, камень — из лучших рудников, драгоценные безделушки — со всех сторон света. Части дворца соединялись между собой крытыми галереями — так пожелал император, не желавший, чтобы подданные могли его лицезреть. Галереи были протянуты по воздуху, чтобы ни один безумец не мог дотянуться дерзновенной рукой до Сына Неба.

Мастера возвели основные строения всего за пару лет, и какое-то время их работа развлекала Ши-хуана, а новое жилище льстило императору грандиозностью замысла. Но вскоре новая игрушка владыке прискучила. Словно капризный ребенок, он перестал уделять ей внимание, а потом и вовсе приказал возвести вокруг Сяньяна новые дворцы. Когда Чжао Гао с привычной льстивой улыбкой спросил: сколько, Ши-хуан назвал число, от которого у евнуха закружилась голова, хоть он и привык к сумасбродным желаниям своего господина. Зодчие заложили двадцать раз по двенадцать дворцов с тем, чтобы впоследствии уравнять их число с числом дней в году. Возбужденному воображению повелителя Поднебесной было угодно иметь новый дворец на каждый новый день.

Теперь он нечасто ночевал в Эфангуне, где, несмотря на стоявших на каждом шагу телохранителей, могла подползти Смерть. Ши-хуан предпочитал обманывать Смерть, отказывая ей вправе знать, где он остановится на ночь. Словно загнанный зверь, император кружил вокруг Сяньяна, избирая для отдыха то одну, то другую из бесчисленных резиденций. Никто, лаже самые ближайшие слуги не вправе были говорить о том, где ночует Ши-хуан на этот раз. Провинившихся беспощадно казнили, перерубая напополам.

День Ши-хуан, подобно прячущейся в раковину улитке, проводил в завешенных от посторонних взоров и нескромных солнечных лучей шелковыми портьерами носилках, покидая их лишь Для того, чтобы облегчиться. С наступлением сумерек император выбирался наружу, чтобы вновь спрятаться в одном из дворцов. Раз в луну, а иногда и реже он посещал Эфангун, выслушивал доклады Чжао Гая и ближайших советников, а потом вновь исчезал. Словно обезумевший от ужаса и злобы волк, Ши-хуан метался по Гуаньдуну, не находя выхода из тенет, красными флажками расставленных Смертью.

Был самый обычный день, ровно ничем не отличающийся от всех прочих. Ночь император провел в крохотном, укрытом меж двух скал дворце к северу от Сяньяна, а поутру, плотно позавтракав, отправился в путь. Ночь он пожелал провести в Домике у ручья. Отряд ланчжунов и два десятка слуг поспешно, не дожидаясь восхода солнца, направились туда. Сам же Ши-хуан должен был прибыть на место лишь в сумерках.

День едва перевалил свою половину, туны-носильщики не успели еще примориться, когда из-за шелковой занавеси вдруг показалось лицо Ши-хуана. Щурясь от яркого света, император поманил к себе адъютанта. Когда тот, унимая волнение, приблизился к повелителю Поднебесной, император громко, словно страх вдруг оставил его, а силы столь же внезапно вернулись, произнес:

— Ши-чжун, [37] прикажи рабам поворачивать в Сяньян.

Адъютант растерялся.

— Но как же, Бися? Нас ждут в Домике у ручья.

— Ты плохо слышишь? — осведомился император, и зловещие нотки прозвучали в его голосе.

Ши-чжуну было известно, как исправляют при дворе слух, отрубая уши, а чаше заодно с головою.

— Я все понял, Бися. Но мы будем там лишь ночью.

— А я и хочу быть там ночью. — Сказав это, император задернул занавесь, пробормотав еще какую-то фразу, которую адъютант не расслышал.

Побагровев от волнения, ши-чжун бросился к командиру телохранителей, чтобы сообщить ему о приказе. Тот немало удивился, но переспросить у Тянь-цзы не отважился. Процессия изменила маршрут и повернула к городу. К Домику у ручья послали гонца с известием, что Ши-хуан не намерен там ночевать.

Как ни спешили носильщики, они не успели войти в Сяньян засветло. Дорога проходила чрез горы, и рабам приходилось быть особенно осторожными, ведь любая оплошность стоила б им жизни. Благополучно преодолев перевал, они сошли на равнину и быстрым шагом, время от времени подменяя друг друга, двинулись к виднеющимся вдалеке стенам Сяньяна. Они шли быстро, как могли, порой даже переходя на легкий бег, но все равно не успели. Ворота оказались заперты. Покуда адъютант и командир ланчжунов размышляли над тем, как лучше поступить, шелковая занавесь откинулась вновь. Лицо Ши-хуана выражало крайнее неудовольствие.