Император вынимает меч - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Колосов cтр.№ 16

Он не думал об этом, ни будучи зеленым юнцом, ни позднее, когда по воле судьбы водрузил на голову корону, верней шлем, ибо царями властители Пергама тогда еще называться не смели. То были нелегкие времена. Египтяне пошли войной на сирийцев, потом сирийские цари перегрызлись между собой, к тому же повсюду разбойничали галаты. Тут закружилась бы голова и у более искушенного правителя, но Аттал оставался холоден и трезв. Он разбил галатов, избавив азиатские народы от их бесчинств, за что был прославляем всеми. Именно тогда он надел на голову золотой венец, и другие цари признали его равным себе, ибо одержавший столь великую победу достоин быть коронованным властелином. Затем была долгая война против сирийцев: Селевка и Антиоха — братьев, то враждовавших между собой, то объединявших усилия против египтян и против Аттала. Ту войну он тоже выиграл, захватив почти все земли к северу от Тавра. Неподвластны Атталу остались лишь небольшие анклавы египетского царя, да Вифиния с Понтом — царства, враждебные Селевкидам и потому дружественные Пергаму.

Пергам возвысился, как никогда, к вестям оттуда прислушивались и в Пелле, и в Риме, и в Карфагене. Но судьба изменчива. Селевкиды оправились от междоусобиц и начали возвращать утраченные владения. Аттал отчаянно сопротивлялся, но небольшая пергамская армия не могла противостоять полчищам сирийских сариссофоров с элефантами на щитах, ведомых полководцем, о доблести которого говорил весь мир. Ахей оказался сильнее Аттала. Последнюю, решающую битву пергамский царь проиграл подле Сард, после чего поспешно бежал и укрылся за неприступными стенами своей резиденции. Ахей подошел к Пергаму и даже постоял подле него, но взять этот город не сумел бы никто, даже сам Александр, вернись он вдруг изо мрака Аида. Сирийцы ограничились тем, что пограбили все окрест, и ушли восвояси.

Аттал перевел дух. Он отсиделся, выжидая, что же будут дальше делать враги, и собрал новую армию. Путь на восток для него теперь был заказан, но разве мало земель на юге! Призвав на подмогу варваров-галатов, чтивших пергамского царя, как своего победителя, Аттал устремился в Эолиду. Он с ходу взял Кумы и Фокею и вот теперь застрял под Смирной, городом, как казалось Атталу, всегда к его власти расположенным. Необъяснимое упрямство жителей Смирны удивляло и огорчало Аттала.

— Не понимаю, почему они противятся моей воле! Я же милостив, — говорил он, собирая недоуменные морщины на высоком, обожженном солнечным ветром лбу.

Впрочем, будучи милостивым, к осаде он относился серьезно, как к каждому делу, за какое брался. Он лично расставил посты, определил места для окопов и указал, где следует поставить баллисты и катапульты. Их было немного, но все они были новехоньки и стреляли хоть редко, да метко, сшибая верхушку городской стены и время от времени забрасывая в город пылающие горшки с земляным маслом. Но тут воинам было велено не усердствовать: Аттал любил Смирну, и любовь эту не могло разрушить даже необъяснимое упрямство горожан.

И вновь ревели трубы и кричали дикими голосами эгосаги. На тридцатый день осады Смирна капитулировала. Аттал отнесся к побежденным с поистине царственным снисхождением.

— Нужно быть милостивым, и я милостив, — объявил он горожанам, оставив городу все его права и свободы. Варвары-галаты, лишившиеся предвкушаемой добычи негодовали, но Аттал успокоил их, оделив серебром.

Горожане ликующе приветствовали все это, удивляясь собственной глупости: к чему так долго сопротивлялись?

Глядя на судьбу Смирны, под власть Аттала отдались Теос и Колофон, затем Мисия и Кария. Здесь, в Карии, Аттал избавился от галатов, чье поведение становилось все более вызывающим. Галаты испугались лунного затмения, объявив, что боги против продолжения похода. Аттал не стал спорить. Он выделил галатам землю для поселения и вернулся в Пергам.

В те давние времена Пергам был не самым большим, но хорошо укрепленным городом, правильно спланированным и с задатками той красоты, что будет отмечать столицу Атталидов еще много столетий. Своим возвышением Пергам был обязан Филетеру — из александровой поросли. Когда властелин полумира скончался, Филетер оказался в помощниках у Лизимаха, и служил верно, иначе подозрительный владыка припонтийских земель вряд ли бы доверил ему лучшую из крепостей и казну. Но под старость Лизимах выжил из ума, принявшись уничтожать даже собственных сыновей. Скорее из опасения за собственную жизнь, нежели из корысти, Филетер отложился от Лизимаха, объявив Пергам собственным владением. Никто не оспорил этого акта: трудно найти простака, готового по пустякам ссориться с тем, кто имеет мириад талантов, а, значит, и преданность мириада воинов. Филетер стал династом — правителем самостоятельным, хоть и мелким. Детей он не имел, виной чему несчастье: еще в младенческом возрасте он, несомый кормилицей, был так сильно стиснут толпой, что по взрослению не обнаружил в себе влечения к женщинам. Впрочем, это не помешало ему стать настоящим мужчиной — решительным, отважным, физически сильным.

Все это Филетер и доказал, не просто выжив в жуткой грызне, устроенной диадохами, но и заложив основы стабильного и процветающего царства. Он и его преемник — племянник Эвмен превратили провинциальный городишко в жемчужину эллинистического мира. Страсть к обустройству города наследовал и Аттал, мужчина крепкий, из себя видный.

Современники оставили подробное описание Пергама, какое может быть дополнено сведениями, полученными при раскопках Гуманна, Конце и Виганда.

В центре города на вершине горы располагалась крепость, оснащенная всем необходимым для долгой осады. Стены ее были высоки и крепки, на башнях размещались метательные орудия, на специальных площадках стояли чаны для кипячения воды и смолы. Громадные склады и арсеналы, расположенные в западной части крепости были заполнены самым разным оружием, грудами камней и стрел для метательных механизмов, зерном, амфорами с вином и маслом, засоленным мясом и рыбой. По северной стене располагались казармы, достаточные для пяти тысяч воинов. Здесь же, в крепости размешались: царский дворец, не самый большой, но отделанный с редким вкусом, храмы и алтарь, воздвигнутый Атталом в честь победы над варварами.

Аттал не чурался искусств и был человеком культурным. Он не писал стихов или трагедий, памятуя о том, что каждый должен заниматься тем, что наречено богами: правитель — править, скульптор — ваять, трагик — развлекать толпу сочинительством. Нелепо, если бы Еврипид полез в архонты, а Александр вдруг начал писать стихи. Нелепо и опасно для государства. Римляне правильно заметили по этому поводу — suum quique. [8] Римляне… О римлянах Аттал в последнее время немало думал. Рим, о котором стало известно всего лишь недавно, привлекал Аттала странной, незримой, неведомой силой.

Но не к месту покуда о Риме. Итак, Аттал не увлекался ни сочинительством, ни ваянием, но покровительствовал и сочинителям, и ваятелям, ибо труд их стоил, в общем, недорого, но восславлял державу и ее властелина. И потому сей властелин щедрой ладонью тратил деньги не только на войско, но и на храмы, которые строили лучшие архитекторы, а украшали известнейшие ваятели. Он велел заложить библиотеку, подобную той, что построил в Александрии Птолемей Филадельф. Чем Пергам хуже Египта? Пусть беднее. Бесспорно! Но не настолько, чтоб отказать в покупке нескольких кип папируса и оплате труда десятка писцов.