Спать и верить. Блокадный роман - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Тургенев cтр.№ 64

Так делали те, кто не мог или не хотел отвозить своих родственников на кладбище. А, может быть, так поступали с соседями. В бывшей прачечной в соседней парадной лежали десятки один на другом, как чурбашки, промерзлых. В пустом дворе это было особо тревожно.

Потом, ночью, она долго не могла заснуть после страшной вести про Арвиля. Запалила мигасик, потом потушила. Что-то притянуло ее к окну, хотя там стояла непроглядная тьма. В ней будто что-то шевелилось. Чижику почудилось, что это мертвецы из прачечной оживают и лезут в окна по стенам, и она со страху заснула.

Работая с подследственными, Павел Зиновьев опасался проявить либерализм, за который Рацкевич однажды уже влепил ему за обедом ложкой в лоб. Все подследственные выглядели так беспомощно, что Паша тут же принимался противопрофессионально их жалеть, что и делу вредило, и самому Паше грозило перейти из следователей в подследственные.

Поэтому на заданиях вроде нынешнего он расцветал. Найти пишущую машину! — требует комбинаторных способностей и острого ума. Ундервудов и прочих рейн-металлов в Ленинграде зарегистрировано около восьмидесяти тысяч. Требуется получить с каждой образец текста. Если просто велеть прислать образцы, собрать их можно быстро, но где гарантия, что притаившийся враг не пришлет ложный образец? Позаимствует машину для образца в другом учреждении, выкрутится. Следовательно, образцы должны делаться в присутствии сотрудника. Сотрудники обойдут за неделю — потеря времени! Следовательно, нужен комбинаторный способ: приказ прислать, а параллельно — обход сотрудниками! И будет в сумме по два образца от каждой машины.

И на Литейном Паша зарядил две группы сличальщиков, друг с другом не связанные: каждую пробу проверить дважды. И сам потом мельком просматривал, а старался не мельком.

Не проскочит!

Сличалыциков набрали из самых грамотных подследственных, пообещав облегчить участь. Грамотных подследственных Паша жалел пуще других и был теперь за них рад. Он не сообразил по наивности, что все они теперь обречены.

…………………………………..

…………………………………..

…………………………………..

— Везут! Везут! — разнеслось в очереди.

Максим остановился полюбопытствовать.

В конце переулка показалась усталая лошадь с хлебом, толстый возница гордо торчал бородой. Милиционеров для охраны не хватало, случались разбойные нападения, возницам вменялось быть могучими и эффективно противостоять.

Этот струхнул, хотя и напал-то на него шпингалет, соплей перешибить. Но махнул ножом. Возница обхватился за голову, послушно рухнулся в снег.

Мальчишка, прихватив, прыгнул в подворотню.

— Стоять, — крикнул Максим.

Тот драпал.

— Стрелять буду!

Стрельнуть, по уму, конечно бы в труса-возницу, пацан чорт бы с ним, прихватил с гулькин, но Максим все же за пацаном погнался: узнал. Тот, что с Варей был. С советским именем.

Почти уж догнал, но, бросив добычу, парень быстро ускорился.

Пальнуть над башкой.

Пуля цвиркнула о стену и отскочила, сплющенная, Киму в щеку, горячая.

— Ким! — это Максим вспомнил имя.

Ким остановился не столько с испугу, сколько от неожиданности.

Горбатый, укутанный пухлым глубоким снегом холм, высокие сосны, синий силуэт колокольни на голубом фоне. Солнце бьет в склон, и склон искрит красным, розовым, золотым, словно проскакало Серебряное копытце. Из-под рамы чуть-чуть поддувает. Запахнуться в белый платок, поглубже вздохнуть.

— Леночка, — раздается сзади торопливый голос. — Я все договорился, надо просто написать заявление с проклятьями… в смысле, отказ с подозрениями… Задним числом, но мы оформим. А почему сразу в Ленинград не отправили — это порученец один халатность проявил. Он уже на себя подписал и его уже привели в исполнение.

Дернуть плечом. Какая тоска.

— Волшебно. Сделай мне чаю.

«Конкретных-то людей может и жалко, — размышлял Максим, побалтывая стаканом. — На последнего дистрофана глянешь — жалко. А когда в общем и целом думаешь, по идейному, пусть бы уничтожались скорее. Нет, если б можно было всех эвакуировать… Так ведь всех нельзя. Надо Варю в решительные списки записать, на последние самолеты, с собой… Сейчас к ней пойти? Нет, опять пьяный. Завтра, с утра!».

Глоссолал и Ким, мгновенно спевшиеся, были настроены решительнее.

— Малец поддерживает насчет Кирова! — сообщил Викентий Порфирьевич, разливая.

— Чего? — очнулся Максим.

— Марат Киров приказ выпустил, чтобы меня и отца расстреляли за Арвиля! И папу уже расстреляли!

— Это вообще-то Сталин выпустил.

— А Киров подтвердил! И до Сталина нам не добраться, а Киров тут!

— И чего? — внимательнее глянул Максим.

Пацан сжимал кулаки, и глаза — горели. Он впервые пил водку так. Пробовал, конечно, но по-взрослому пил впервые. И жареное мясо на закуску! Как видение! Прямо тошнит. Сразу спросил, нельзя бы Варе отнести.

— Отнесу, — кивнул Максим. — Что же про Кирова?

— Я готов, Максим Александрович… Кирову ножом в самое сердце. Вот так!

И, схватив нож, стал тыкать в пространство. Максим отобрал нож.

— Так что решайся уже, товарищ офицер, — подмигнул Викентий Порфирьевич.

— Залегла, то есть, Географиня Давыдовна, — выговаривала Патрикеевна. — Смотри, недели не протянешь.

— Се индиферремент, — махнула Генриетта Давыдовна.

— Чо сказала?

— Не имеет значения. Скучно мне без Сашеньки, Патрикеевна. Срослись мы с ним неразнимчато.

— Чо сделали?

— Срослись неразнимчато.

— Ну-ну, — хихикнула Патрикеевна. — Так ты, может, в бомбоубежище переселишься и там помрешь?

— Пуркуа? — испугалась Генриетта Давыдовна.

— Муркуа! Кот чует смерть, в лес уходит, чтобы хозяевам не докучать. А ты ради нас, соседей… Приятно, думаешь, с трупом в квартире? Кто тебя на кладбище-то попрет?

Побрился как следует, проснувшись не пил (а то и не заметил как набрал прежний алкогольный режим: первую рюмку с рассветом). Заскочил в контору, с Арбузовым сквозь зубы, а Паша Зиновьев обрадовался, затащил поболтать и тут-то только Максим и узнал про поимку шпионской бутылки. Все екнуло, как со скалы в море, и загудело в груди. Вот надо же. Интересно как оно развернется. Увидать бы в ту минуту Рацкевича.