Черные корабли - читать онлайн книгу. Автор: Джо Грэм cтр.№ 6

Я узнавала, как делать краски — как растапливать жир и смешивать его с оливковым маслом, углем и мелом. Я училась изготовлять фимиам, что курится в жаровне; для него надобны драгоценные смолы из-за морей.

— Здесь не растут нужные деревья, — говорила пифия. — При крайней нужде подойдет смола кипариса или сосны, но мирра намного лучше.

Я вглядывалась в людей, что приходили искать совета пифии, и училась их понимать.

Однажды пришел тучный владелец богатых масличных садов. Сыновей у него не было, и поместье, процветающее и обильное, назначалось в приданое дочери — девочке чуть старше меня; она сопровождала отца. Он хотел знать, стоит ли сватать дочь за парня, что в последнее время помогал с урожаем, — за сына давнего друга.

Долкида ввела их в пещеру и стала болтать с толстяком о погоде и оливах, пока я прислуживала пифии. Подводя краской глаза госпожи, я слушала разговоры об отжиме масла и о том, как бережлив парень. Дочь не проронила ни слова. Мы вошли, и Долкида, приготовив угли и бросив на них фимиам, удалилась. Толстяк с дочерью преклонили колени. Я взглянула на девочку: золотые, как солнце, волосы и застывшее в страдании лицо… Когда отец начал говорить, она закусила нижнюю губу.

— Эла! Скажи, почтенная пифия, отдать ли мне дочь в жены тому человеку, Элоту?

Пифия наклонилась над углями и долго молчала, хотя я не чувствовала того едва уловимого озноба, которым обычно отзывалось присутствие Владычицы. Наконец длинная белая рука пифии простерлась к вопрошающему.

— Львица добывает оленя, но лев пожирает труп дочиста, и львята скулят от голода, не имея даже крох его трапезы.

Толстяк побледнел.

— Более ничего не видно, — сказала пифия.

Долкида вошла и занялась двумя кувшинами отборного оливкового масла, что принесли гости.

Толстяк посмотрел на дочь, затем перевел взгляд на пифию:

— Верно ли я понимаю? Моя дочь принесет в брак богатство, и все же ей с детьми грозит нужда, а муж будет благоденствовать?

— Ее пути неведомы, — ответила пифия. — Я видела то, что видела: льва, пожирающего добычу, и голодную львицу с детенышами.

Уходя, он клятвенно пообещал, что обручению не быть, и девочка улыбнулась; ее чистый голос звенел в вечернем воздухе, когда они сворачивали к дороге.

Я проводила их взглядом и вернулась в пещеру. Пифия снимала с лица краску.

— С тобой вправду говорила Она?

Пифия взглянула на меня пристально:

— Владычица Мертвых дала нам глаза: чтобы разбираться в обыденных нуждах, достаточно простого зрения. Сама Она обращается к нам лишь в крайней надобности, давая ответ отнюдь не на все вопросы. Девочка не хотела этого брака — она знает парня несколько месяцев и отчего-то его страшится. Замужество было бы нерадостным, и чем раньше отец перестанет о нем думать, тем лучше.

Пифия приобняла меня за плечи.

— Владычица дала тебе дар истинного видения. Но мудрость нельзя получить как дар, она приходит лишь с опытом. Порой ты становишься Ее вместилищем, однако в прочих случаях тебе предстоит полагаться на собственный разум, а не на знамения Владычицы.

И все же оставались запреты. В дальнем углу пещеры открывался проход, ведущий вниз; пифия задернула его черной тканью, и Долкида обходила его стороной. Когда я однажды подошла и откинула полог, пифия меня остановила.

— Не сейчас, — сказала она мягко.

В ту весну, когда мне еще не исполнилось двенадцать, в ночь после нашего возвращения с праздника Сошествия меня разбудила Кила.

С тех пор как я перешла в святилище, мы виделись редко: и у нее, и у меня были свои обязанности, и мы встречались, только когда пифия отпускала меня навестить мать.

Сейчас, среди ночи, Кила прибежала в слезах: моя мать наступила в придорожной траве на гадюку, и та ужалила ее в пятку. Я спешно засобиралась, но было уже поздно: мать умерла прежде, чем Кила успела добежать до святилища. Когда мы пришли на рассвете, мать уже обрядили и гладко расчесали ее длинные волосы; женщины Вилусы и Лидии произносили над ней слова погребального плача. Мать показалась мне красивее, чем всегда, хотя ей было уже чуть ли не тридцать.

Погребальный костер сложили в полдень, когда приехал Триот. Он сжал руку матери и заплакал и, отрезав от своих волос светлую прядь, смешал ее с волосами матери — словно прощался с любимой женой, а не с рабыней.

Я стояла у костра в своем черном хитоне и смотрела, как колышется над огнем жар. Сердце полнилось чувствами, плакать я не могла. И не знала, с кем говорить и о чем. Напротив меня стоял Триот, обнимая за плечи моего шестилетнего брата, маленького и шустрого, как чиж.

Когда погребальный плач закончился и остатки углей раскидали, Триот велел Арену собрать вещи — второй хитон и остальное, что захочет.

— Я сдержу обещание, данное твоей матери. Ты будешь жить в моем доме, и через год-другой я приставлю тебя к кому-нибудь из друзей, кто научит тебя быть ахейцем и воином.

Я промолчала, да и что мне было говорить? С самого его рождения я знала, что брат не такой, как я. Пифия наверняка сказала бы, что предложение Триота справедливо. Он верен слову, и Арен будет жить как сын Триота, а не как раб.

Я не осталась с ними; ночью, под холодным и ясным светом звезд, я вернулась в святилище. С искалеченной ногой идти в гору было трудно, однако дорога казалась легче, чем раньше. Нога за это время окрепла: я хоть и хромала, но все же на крутых подъемах, где мать когда-то несла меня на руках, мне теперь не требовалась помощь.

На изгибе дороги, откуда я впервые увидела море, я остановилась и заплакала.

К рассвету я добралась до святилища, легла и уснула.

Я пробудилась вечером. Долкида спросила, буду ли я тушеную чечевицу, и я поняла, что сильно проголодалась.

Пока я ужинала, пифия жевала хлеб и следила за мной взглядом. После еды она взяла меня за руку.

— Теперь пора, — сказала она и подвела меня к занавесу в дальнем углу. Мне не хотелось идти, но она, не отпуская меня, откинула полог.

— Что там? — спросила я.

— Увидишь. — Когда мы прошли, пифия снова завесила проход. Здесь царила тьма, какой под открытым небом не бывает даже в бурю, — тьма земного чрева, вовек не видавшая звезд.

Стало холодно. Пифия приложила мою левую руку к стене.

— Считай шаги, чтобы не сбиться, — сказала она. — Тебе нужно запомнить все пещеры и повороты, а их здесь много. Ты не зря упражняла память.

И мы стали считать. Ходы вели нас все дальше в глубину. Я по-прежнему пыталась хоть что-то разглядеть во тьме, и мои глаза, должно быть, все больше расширялись.

— Это вход в Аид? — спросила я.

— Это лоно, — отозвалась пифия. — Врата. Склеп. Между ними нет разницы. Мы уходим и возвращаемся, мы пересекаем Реку снова и снова. Ты ведь знаешь.