Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Щербаков cтр.№ 53

Человек мог сломаться в лагере – и пойти в «суки», чтобы облегчить себе жизнь. Он мог пойти на это и из идейных соображений – к украинским националистам, то есть бандеровцам, отношение и среди зэков было разное. Но! Вставать после этого в позу морального судьи всех и вся, призывать «жить не по лжи» – как-то не с руки...

Конечно, можно просто отмахнуться от этих свидетельств и в старом добром стиле советской интеллигенции заявить, что все это – провокация КГБ. Но давайте посмотрим на «раскрутку» Солженицына в качестве врага советской власти взглядом, не замутненным слезами умиления.

В 1967 году Солженицын направил Съезду писателей открытое письмо:

«Отличные рукописи молодых авторов, еще никому не известных имен, получают сегодня из редакций отказы лишь потому, что они «не пройдут». Многие члены Союза и даже делегаты этого Съезда знают, как они сами не устаивали перед цензурным давлением и уступали в структуре и замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, фразы, снабжали их блеклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их содержание и свой творческий метод. По понятному свойству литературы все эти искажения губительны для талантливых произведений и совсем нечувствительны для бездарных. Именно лучшая часть нашей литературы появляется на свет в искаженном виде.

<...>

Наша литература утратила то ведущее мировое положение, которое она занимала в конце прошлого и в начале нынешнего века, и тот блеск эксперимента, которым она отличалась в 20-е годы. Всему миру литературная жизнь нашей страны представляется сегодня неизмеримо бедней, площе и ниже, чем она есть на самом деле, чем она проявила бы себя, если б ее не ограничивали и не замыкали. От этого проигрывает и наша страна в мировом общественном мнении, проигрывает и мировая литература: располагай она всеми нестесненными плодами нашей литературы, углубись она нашим духовным опытом – все мировое художественное развитие пошло бы иначе, чем идет, приобрело бы новую устойчивость, взошло бы даже на новую художественную ступень.

Я предлагаю Съезду принять требование и добиться упразднения всякой – явной или скрытой – цензуры над художественными произведениями, освободить издательства от повинности получать разрешение на каждый печатный лист».

В заключение следует перечень собственных «болей, бед и обид» – что не опубликовали, что запретили...

«Мой роман «В круге первом» (35 авт. листов) скоро два года как отнят у меня государственной безопасностью, и этим задерживается его редакционное движение. Напротив, еще при моей жизни, вопреки моей воле и даже без моего ведома, этот роман «издан» противоестественным «закрытым» изданием для чтения в избранном неназываемом кругу. Добиться публичного чтения, открытого обсуждения романа, отвратить злоупотребления и плагиат я не в силах. Мой роман показывают литературным чиновникам, от большинства же писателей прячут».

* * *

Трудно поверить, чтобы умный человек, не новичок в писательском деле, всерьез рассчитывал на какой-либо положительный эффект от такого послания. На крик души типа «не могу молчать» тоже не похоже. Человек, имевший дело с зоной, не станет нарываться на пустом месте. Да и фронтовик не станет лезть под танк без гранаты. К тому же лексика письма (полностью оно приведено в Приложении) явно рассчитана на западное общественное мнение. Как хотите, но создается впечатление: это письмо – попытка поднять шум вокруг себя. Более того, подобные вещи не делаются на пустом месте. Как-то так случалось: только советский писатель начинал бунтовать, рядом неизменно оказывались заботливые слависты из Лэнгли.

Тем более что буквально тут же романы «В круге первом» и «Раковый корпус» оказываются на Западе, где и публикуются. Считается, что Солженицын разрешение на их публикацию не давал. Но только рукописи – не перелетные птицы и сами через границу не перемещаются. Писатель заявил, что власти сами способствовали вывозу рукописей из страны, чтобы дать повод для его ареста. Вот в это уже не верится совсем. Больно изощренная провокация получается. Да и зачем такие сложности?

Но что самое главное – через год Александр Солженицын получил Нобелевскую премию «за нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы». В отличие от Пастернака он был конкретен – заявил, что намерен получать «лично, в установленный день».

Вот теперь КГБ и в самом деле берется за писателя и конфискует рукопись романа «Архипелаг ГУЛАГ». А в печати (западной, разумеется) появляются произведения, на которых стоит остановиться, – «Письмо вождям Советского Союза» и «Великопостное письмо» патриарху Пимену. Смысл первого послания такой: отрекитесь, Христа ради, от марксистской идеологии, плюньте на Европу, на Китай и идите осваивать Северо-Восток.

Читая письмо сегодня, убеждаешься, что писатель видел мир, мягко говоря, слегка искаженно. Вернее, так, как это ему хотелось. Так, Солженицын был уверен, что в ближайшем будущем обязательно случится война с Китаем – из-за идейных разногласий.

«Война же обыкновенная будет самой длительной и самой кровавой из всех войн человечества. Уж по крайней мере подобно вьетнамской (с которой будет схожа во многом) она никак не будет короче 10 – 15 лет и разыграется, кстати, почти по тем нотам, которые написал Амальрик, посланный за это на уничтожение, вместо того чтобы пригласить его в близкие эксперты. Если в 1-й мировой войне Россия потеряла до полутора миллионов человек, а во 2-й (по данным Хрущева) – 20 миллионов, то война с Китаем никак не обойдется нам дешевле 60 миллионов голов – и, как всегда в войнах, лучших голов, все лучшие, нравственно высшие, обязательно погибают там. Если говорить о русском народе – будет истреблен последний наш корень, произведется последнее из истреблений его, начатых в XVII веке уничтожением старообрядцев, потом – Петром, потом – неоднократно, о чем тоже не буду в этом письме, а теперь – уже окончательное. После этой войны русский народ практически перестанет существовать на планете. И уже только это одно будет означать полный проигрыш той войны, независимо ото всех остальных ее исходов (во многом безрадостных, в том числе и для вашей власти, как вы понимаете). Разрывается сердце: представить, как наша молодежь и весь лучший средний возраст пошагает и поколесит погибать в войне, да какой? – ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ, за что? – главным образом за мертвую идеологию. Я думаю, даже и вы не способны взять на себя такую ужасную ответственность!»

Будто какая-то война в мире начиналась из-за идейных споров. Писатель полагает, что только СССР – единственное агрессивное государство, а США – белые и пушистые.

«Никакой самый оголтелый патриотический предсказатель не осмелился бы ни после Крымской войны, ни, ближе того, после японской, ни в 1916-м, ни в 21-м, ни в 31-м, ни в 41-м годах даже заикнуться выстроить такую заносчивую перспективу: что вот уже близится и совсем недалеко время, когда все вместе великие европейские державы перестанут существовать как серьезная физическая сила; что их руководители будут идти на любые уступки за одну лишь благосклонность руководителей будущей России и даже соревноваться за эту благосклонность, лишь бы только русская пресса перестала их бранить: и что они ослабнут так, не проиграв ни единой войны, что страны, объявившие себя «нейтральными», будут искать всякую возможность угодить и подыграть нам; что вечная греза о проливах, не осуществясь, станет, однако, и не нужна – так далеко шагнет Россия в Средиземное море и в океаны; что боязнь экономических убытков и лишних административных хлопот будет аргументами против российского распространения на Запад; и даже величайшая заокеанская держава, вышедшая из двух мировых войн могучим победителем, лидером человечества и кормильцем его, вдруг проиграет войну с отдаленной маленькой азиатской страной, проявит внутреннее несогласие и духовную слабость».