"Эффект истребителя". "Сталинский сокол" во главе СССР - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Артюхин cтр.№ 6

Окончанием Великой Отечественной войны, настоящим восклицательным знаком, поставленным в сорок четвертом тогда еще полковником Драгомировым, стал эпизод с попыткой побега Гитлера. Посадил за штурвал кого-то из асов и рванул.

Но ему не повезло. Некто из нацистской верхушки (ходили слухи, что этим "некто" являлся исчезнувший после войны Мюллер), видя вступающие в Берлин советские войска и полную катастрофу на всех фронтах, понял, что это конец. И начал спасать свою шкуру.

Первым делом он сдал "горячо любимого фюрера" вместе с планом полета и всеми деталями, вплоть до отвлекающих маневров. Сдал, не подозревая, что дата выполнения сместилась на сутки личным указом вождя Рейха. Когда об этом стало известно, Гитлер уже был в воздухе.

Но в воздухе был и сам Драгомиров. Лучший пилот планеты, с личным счетом в две с лишним сотни самолетов и целой коллекцией высших наград СССР и союзников. И это определило неудачу побега. Ибо за всю войну – с первого до последнего дня – чутье и интуиция гвардии полковника неоднократно подсказывали ему верные решения и спасали от смерти.

Так случилось и в тот раз – он нашел нужный самолет тогда, когда это уже казалось невозможным, выбрав его среди множества ложных целей, запущенных Люфтваффе, пытающимися выиграть для фюрера время.

Никто не был способен сравниться с Драгомировым в воздухе. К концу войны это виделось невозможным даже лучшим из выкормышей Геринга, на истребителях, в приличных условиях… И тем более это оказалось невыполнимым для прижимающегося к земле "Шторьха".

Снятый на пленку фотопулемета горящий самолет Адольфа стал настоящей сенсацией, едва не затмившей собою подписание капитуляции. А в тот момент полковник-гвардеец, расстрелявший сверху кабину пилота – что делал на этой войне не раз – догнал падающую к земле неуправляемую уже машину и всадил в нее остаток боекомплекта. И никто не видел слез на лице лучшего аса планеты, потерявшего в разбомбленном нацистами Киеве всех своих родных.

— Приехали, Богдан Сергеевич, — негромко заметил водитель.

Большой Театр встретил шумом многочисленной публики, собравшейся на концерт одного из гениальнейших композиторов современности.

Удобно устроившийся в ложе Драгомиров, проведенный внутрь охраной вовсе не через центральный вход, а потому не замеченный, уже приготовился слушать Пятую симфонию – свое любимое произведение у Шостаковича, — когда на сцене появился сам композитор. Поклонившись встретившей его аплодисментами аудитории, он пожал руку первой скрипке, поднял дирижерскую палочку и замер.

Богдан закрыл глаза.

Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.

— Леха, давай!!! Ну прыгай, черт побери!!! Давай, давай, давай же! — скрипя зубами от бессилия, молодой лейтенант смотрел, как его ведомый, дымя двигателем, летит к земле.

Немецкие наблюдатели засекли советские самолеты еще на подлете. Люфтваффе отреагировали быстро – как, впрочем, и всегда.

Висящий высоко в небе Богдан спокойно выжидал. И когда первая часть немцев атаковала прикрытие из нагруженных истребителей, связывая боем, он все так же летел вперед и не лез в "собачью свалку". А вот когда появилась уже вторая группа вражеских самолетов и свалилась на оставшийся незащищенным строй "Илов", Богдан покачал крыльями и начал набирать скорость в пикировании.

Первый, как обычно, даже не понял, что произошло. Второй, его ведомый, попытался зацепить проскочившую перед носом машину Драгомирова длинной очередью, но только зря растратил боекомплект.

Сам ас без особых проблем переиграл в воздушной карусели еще одного немца – тот, с отстреленным крылом уже кувыркался к земле – и погнался за следующим, удачно подстрелившим ведомого лейтенанта.

Чувство тревоги, привычно появившееся в районе затылка, заставило Богдана резко бросить самолет вправо. И, как всегда, вовремя. Из-за облаков вывалился "мессер" и погнался за советским самолетом.

— Сссука, — тлеющая где-то на дне сознания ненависть начала окрашивать все в красные тона. — Сейчас я тебе…

Немецкий пилот, несколько удивленный неудавшейся атакой, решил в бой не ввязываться – советские штурмовики все еще были где-то впереди, уйдя от сцепившихся в свалке хищников.

Заложив крутой вираж, фашист развернул свой самолет и бросился в погоню за ускользнувшими "Илами", не подозревая, что километром ниже и левее обычный человек в кабине краснозвездного И-17 уже превратился в одержимого ненавистью убийцу.

— Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, — если бы кто-нибудь увидел в этот момент глаза Драгомирова, то точно решил, что перед ним психопат. Ибо в них светились ярость и желание убить, однозначно недоступные нормальному человеку.

Пилот "сто девятого", увлеченный погоней, заметил падающий на него истребитель слишком поздно. И сделать ничего не успел – короткая, но убийственно точная очередь прошила кабину его самолета насквозь. Фирменный знак лучшего среди "сталинских соколов".

* * *

— Товарищ Драгомиров, добрый вечер, — Богдан открыл глаза, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. Стоящий перед ним Берия приветливо улыбнулся и протянул руку.

— И вам того же, Лаврентий Павлович. Как вы себя чувствуете?

Этот вопрос был не из праздных – один из самых влиятельных людей государства рабочих и крестьян тяжело болел, подвергнувшись облучению в процессе испытаний советской атомной бомбы. И хотя до смерти ему оставалось еще довольно долго – врачи давали года три, а то, может и четыре – все чаще его одолевала слабость и разбитое состояние. Типичные признаки рака.

— Сегодня очень даже неплохо, спасибо. Вот, решили с Нино сходить послушать Шостаковича. А я и не знал, что вы тоже собираетесь.

Богдан пожал плечами:

— Да я только днем, собственно, и решил съездить. Вот, с товарищем Королевым пообщался, и захотелось чего-нибудь возвышенного.

Берия понимающе улыбнулся. Затем неожиданно спросил:

— Он со сроками-то хоть определился?

Вместо ответа председатель правительства кивнул. После чего заметил, что это разговор не для Большого Театра.

Почти всемогущий нарком спорить не стал:

— Может, после концерта заедете к нам? Вечером Серго приедет, поужинаем вместе. Обсудим некоторые вопросы…

— И что на ужин? — полушутливо поинтересовался Драгомиров.

— Сюрприз, — в таком же тоне ответил Берия.

Богдан задумался. А что, собственно, ждет его на даче? Холодная постель, куча бумаг, с которыми тоже надо разобраться, и проклятое одиночество?

— Договорились, Лаврентий Павлович.

Вернувшийся на сцену после небольшого перерыва Шостакович снова вызвал гром аплодисментов. Поняв, что теперь им удастся поговорить только лишь после окончания концерта, Драгомиров кивнул наркому и снова откинулся на спинку кресла. Вернувшийся к жене Берия что-то тихо ей прошептал – сообщал, видимо, новость о высоком госте. Та не возражала.