Мусульманская Русь. Восток - читать онлайн книгу. Автор: Марик Лернер cтр.№ 16

Еще и постоянно внедряли различные технико-организационные новшества. По централизованным планам строили целые металлургические комплексы. Производство чугуна и стали практически удвоилось за десять лет. Дошло до того, что начали поставлять специальные стали на экспорт. При наших ценах и низкой зарплате не только конкурентоспособны оказались, но и кое-где стали теснить европейцев.

Можно по-разному смотреть на политику Диктатора, особенно его навязчивое стремление развивать тяжелую промышленность за государственный счет, но не стоит пытаться отрицать результат. Идеологии приходят и уходят, а народ остается. И никуда уже не денутся десятки тысяч людей, получивших работу. Их дети будут считать Братск своей родиной. Уж жить точно станут лучше, чем раньше. Сюда миллионеры не приехали. Большинство, кроме собственных рук, ничего изначально не имело. Сумели заработать и устроиться — честь им и хвала. А где богатая страна, там и сильная армия. Кому охота отдавать заработанное своим горбом врагам?

1911 год

Ян подскочил на койке, еще не успев понять, что произошло. До подъема не меньше двух часов — глухая ночь на улице. Курсанты вставали и с недоумением прислушивались. В городе ревели гудки. На всех заводах и фабриках одновременно. Даже паровозы на станции присоединились. Рев стоял неописуемый. Потом за окнами в районе станции забухали выстрелы. Прекрасно было слышно, как садят неизвестно куда, пока обойма не кончится. Пистолеты, винтовки — все вперемешку. Не обычная какофония боя, а бессмысленная стрельба.

Дневальный у тумбочки в коридоре оглашенно заорал:

— Смирно!

Тут уже без вопросов: ротный пришел. Ночью их обычно не трогали, а на плановые учения все это меньше всего похоже. Вот теперь и объяснят, поспешно занимая привычные места в шеренге, думал каждый.

Майор зашел широким шагом, непривычно небрежно одетый. Пуговица на мундире расстегнута, фуражка торчит на затылке. Вечно начищенные до блеска сапоги подозрительно не блестят. Он встал перед строем полуодетых курсантов и, мгновение помолчав, громко сообщил:

— Сегодня в двенадцать ноль-ноль ночи было подписано соглашение о прекращении огня. Австрийцы приступают к выводу войск на свою территорию! Война закончилась!

Курсанты возбужденно загудели.

— А с нами-то что будет? — выкрикнул голос.

— Собравшихся прямо завтра валить домой я крупно разочарую. Вы по-прежнему находитесь в армии. Прекращение огня — это еще не мирный договор. Какое-то время пройдет, и увольнять в запас будут в первую очередь старшие возрасты. Приказа о демобилизации не поступило. Так что в ближайшее время для вас ничего не изменится. Успеете получить свое звание. Это раз.

— Тоже неплохо, — согласился еще один голос.

— Армейской дисциплины, Зибров, — спокойно сказал майор, — никто не отменял. Заткнуться и слушать.

— Так точно! — молодцевато заорал курсант. Когда он хотел, прекрасно умел выпучивать глаза и строить из себя недалекого парня, с утра до вечера изучающего устав. В промежутках спокойно мог продать все с себя, а заодно и с соседа. Причем тот оставался в глубокой уверенности, что сам и подал идею.

— Занятия на завтра… в смысле на сегодня — отменяются. Можете считать день выходным, кроме находящихся в наряде.

— Ура! — дружно взревел строй. — Майору Юнакову слава!

— Но это не означает, что все могут разбежаться в город по девкам или нажраться самогону. Все в меру. Подведете училище — пожалеете. Еще вопросы есть? Отдыхайте.

Он четко повернулся и направился к выходу. Команды никто дожидаться не стал, строй моментально распался на отдельные кучки.

— Я не очень ошибаюсь, — задумчиво сказал Черемисов, — мы получили неофициальное разрешение выпить? Главное, из казармы носа не высовывать. Пошли, Ян, тяпнем.

— У тебя есть? — с надеждой спросил моментально появившийся рядом Зибров. Он всегда знал, где можно пристроиться. Нюх на халявную выпивку у него был очень тонкий, и ошибок практически не случалось.

— У него есть, — хлопая Яна по спине, сообщил Черемисов. — Великий день — двадцать пять лет со дня появления на свет. В каптерке спрятал? Гусева еще покличем и посидим спокойно, без остального коллектива.

— Это не самогон, спирт медицинский. Я еще подумаю, стоит ли делиться.

— Стоит, конечно, стоит! Давно пора опровергнуть миф о польском скупердяйстве. Ведь врут? Для товарищей ты все отдашь! Зибров, а ты почему до сих пор не принес банку с тушеным мясом? Занюхивать рукавом я категорически отказываюсь. Иди-иди. Хлеб с меня.

— Откуда ты все знаешь? — восхитился Ян.

— Потому что я настоящий старший сержант. Не просто так. Все знаю, все вижу и обо всем молчу. Если со мной делятся.

— Я был уверен, что убьют, — опрокинув стакан в бездонную глотку, сказал Гусев.

Из этого медведя можно было запросто двух Янов скроить, даром что он никогда не жаловался на рост и вес. Полтора — так точно. Именно из-за размера и своей силы Гусев был страшно добродушен и спокоен. Довести его до ярости представлялось большой проблемой. Впрочем, никто и не пытался всерьез. Одного поломанного чисто случайно турника на занятиях по физподготовке всем хватило для глубоких раздумий. Оказаться на месте толстенного деревянного бруса, сломанного как спичка, никто не желал.

— Поэтому и смерти не боялся. Как Аллах решит. Иншалла. Придет срок — ничто не поможет. Значит, еще не время. Будем жить.

— Есть в простых людях своя прелесть, — иронично подтвердил Черемисов. — Все дело в отсутствии развитого воображения.

— Пошел ты, — добродушно сказал Гусев. — Балабол. Сколько у тебя классов? Пять, шесть? Шибко образованный, шайтан.

— Нет, правда. Без дураков. Я боялся. Все боятся. Ты? — спросил Черемисов Яна.

— Мой лейтенант, — усмехнувшись, ответил тот, — в паршивом настроении иногда выдавал стихи. Рифма вечно хромала, зато крайне жизненно. Приблизительно так. Если кто в тылу говорит, что не испытывал страха, — врет. Не был он на войне. Дьявол, забыл, как там дальше. Короче, мы все одно выполним приказ, а потомки скажут: «Бесстрашные предки были».

— Не звучит в твоем пересказе, — авторитетно указал Зибров. — Зато идеи правильные. Знает, о чем говорит.

— Ничего не поделаешь, не запоминаю я стихов. Устав сколько угодно, а стих вроде проще, даже оцениваю, а не сохраняется в памяти. Не мое это. Иной раз слышишь «кровь — любовь» — и аж воротит. Все правильно построено — и не цепляет. А эти мне понравились. Не за правильность или идею. Там душа видна. Каждый из нас хотел выжить на войне. Каждый хотел дожить до мира. А бояться… В бою — нет, — сказал, подумав. — Некогда. Пока делом занят, и думать нечем. Тело само соображает и в подсказках не нуждается. А вот потом бывало. Отходняк бьет. У нас проще. Не «ура-ура». Всегда спрашиваешь, кто готов идти на задание. Какой ни будь храбрый, а иногда находит: «Не пойду». Никак не объяснишь. Интуиция. Предчувствие. Таких заставлять нельзя. Сам сломается в неожиданный момент и других подведет. А все равно: кто несколько раз отказывался — избавлялись.