На краю империи. Камчатский излом - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 11

– Знаю я ваши дела, – огрызнулся служилый, – наслышан! Лучше молчи!

Лезвие ножа он просунул в отворот кухлянки и упер острие в шею десятника.

– Жила же там! – прохрипел несчастный.

– А ты не рыпайся, – посоветовал Митька и обратился к присутствующим: – Кто ко мне шаг сделает, Петровича порешу – мне терять нечего.

И тут он понял, что та бесовская сила, которая только что вела его от победы к победе, сейчас толкает на ошибку: «Да они только рады будут, если я десятника зарежу! Добычу по-своему переделят, а все грехи на меня свалят. Не так надо, не так!»

Угроза убить командира все-таки принесла пользу. Она создала паузу, во время которой служилые приходили в себя и осмысливали случившееся. Дармовых приключений на свою задницу никто из них не хотел. Собственно говоря, приказа брать этого черта не было, так за что страдать? Все равно он никуда не денется…

Тем временем Митька ласково зашептал пленному в ухо:

– Слышь, Михал Петрович, прикажи им с твоей нарты пушнину снять, а два мешка юколы положить – вон с тех санок. А потом пусть собак отвяжут. И чтоб быстро – бегом!

Десятник немного подумал и начал командовать. Всем было ясно, что он это делает не по своей воле, но какая служилым разница? Коли Петрович жив останется, он сам за свои слова и ответит. А вот если не послушать его, это будет своевольство, за которое батоги полагаются, а то и штраф. Уж лучше сделать, как он скажет.

Митька опасался, что, пока будут готовить упряжку, подтянется кто-нибудь из ранее побитых и опять начнется кутерьма. Однако этого не случилось – то ли он так надежно уложил всех, то ли пострадавшим и вставать-то не хотелось.

– Ну, Михал Петрович, прощаться станем! – жизнерадостно сказал Митька.

– Не будет тебе прощенья, злыдень, – пробурчал десятник.

– Эт мы поглядим еще! – усмехнулся Митька. – Ты на меня заказчику скажешь, а я на тебя – приказчику в Большерецке. Поведаю, как ты казне государевой обман творил: малолеток в ясак писал, а покойных не списывал. И чащину с них требовал, а на это запрет по указу – разве забыл? А расписку за ясак ты хоть одну камчадалам выдал? То-то! И вообче: чтой-то я не заметил, как ты казну ясачную опечатывал. Может, у тебя и печати нет, а? Сколько «бракованных» соболей ты забрал, успел посчитать? А я успел! Так кому из нас на сыске слаще придется?

– Все так делают! – резонно возразил ясачный сборщик. – А вот ты тут зачем оказался? Пока ясак не собрали, торговать с инородцами не можно – разве забыл?

– А я и не торговал!

– Нет, не жить тебе, Митька!

– Ничо, как совсем припечет, я «слово и дело» крикну – на тебя да на заказчика вашего!

– Совсем ума лишился! – обалдело пробормотал Михаил Петрович. – Всех сгубить порешил…

– Зато потешусь напоследок! – рассмеялся Митька. – Не скучай тут без меня!

С таким же успехом Митька мог бы врезать десятнику по уху: от угрозы – вполне реальной! – попасть под «слово и дело государево» дыханье у Петровича перехватило, а в глазах помутилось. Оно и понятно: по «слову…» и обвинителя, и обвиняемых должны заковать в железа и отправить к губернатору, а то и дальше – прямо в Преображенский приказ. Дыбу и кнут можно, конечно, найти поближе, но только там положено доискиваться правды по государственному преступлению. В общем, у виновного и невинного шансов уцелеть почти нет.

Погони Митька опасался не сильно – пока она соберется, он с версту успеет проехать. Опять же, кто будет его догонять? Камчадалов на такое дело не пошлют, а служилые, если и поедут, торопиться не станут. Правда, если в обозе найдется хоть одно заряженное ружье, то могут и в спину стрельнуть. Ну, так еще и попасть надо!

Тем не менее, пока ясачный караван не скрылся за бугром, Митька чувствовал себя неспокойно и собак гнал безжалостно. Потом немного остыл и задумался: «Куда ехать-то? Впереди камчадальский острожек, который я сам и обобрал. Причем обобрал до ясачного сбора: по совести это подлость, а по закону – преступление. Ничего уже не исправить… А может, вернуться? На подъезде к острожку свернуть по какому-нибудь старому следу и переждать, пока ясачники проедут…»

На первой же развилке Митька выбрал самый накатанный след, уводящий в сторону. Он не ошибся: вскоре вдали на берегу протоки показались балаганы. Служилый не поехал к ним сразу, а вернулся немного назад, чтобы через перегиб склона наблюдать за основной дорогой. Караван сборщиков ясака проехал к острожку лишь поздно вечером…

Собак Митька привязал к столбам балагана, груз с нарты перетаскал наверх и устроился там на ночевку – расстелил трофейную подстилку прямо на сушеной рыбе. Ею же он и поужинал, а вместо питья пожевал снегу – такое меню для него было вполне привычным. Ему не хотелось ничего делать и ни о чем думать, а хотелось скорее заснуть. Точнее, скорее проснуться и обнаружить, что весь сегодняшний день ему приснился.

Утром он не спеша пожевал юколы и ею же покормил собак. Потом сбросил вниз груз, уложил его на нарте, запряг собак и тронулся в путь. Добравшись до основной «дороги», идущей вдоль реки, повернул направо – вверх по течению.

В камчадальском острожке никто не был рад его возвращению, но и прогонять не стали. Митька отыскал Галгал а и вежливо поздоровался.

– Зачем пришел? – спросил тойон.

– Хочу хватать твою дочь, – ответил служилый.

– Хватай, если сможешь, – пожал плечами отец.

Пожилой камчадал даже не спросил, которой из трех дочерей заинтересовался пришелец. Для Митьки ж это было разрешением остаться в их семье надолго.

Митька оглядел как бы новым взглядом земляную юрту тойона, в которой предполагал провести какое-то время. Основой конструкции была земляная яма примерно десять на шесть метров и глубиной метра полтора. По всему периметру в дно было забито множество кривоватых кольев – стволов ольхи и ивы, так чтобы они были как можно плотнее друг к другу и не возвышались над краем ямы. С внешней стороны этот забор проложили сухой травой и присыпали землей. Внутри он образовывал стены жилища. По верху ямы, повторяя прямоугольник, были уложены и закреплены толстые бревна. Внутри стояли четыре столба метра по три высотой. Сверху на них уложены бревна-поперечины, образующие малый прямоугольник. На него уложены стропила – палки разной толщины. На верхнем конце они привязаны к бревнам ремнями, а нижние концы упираются в бревна по верхнему периметру. Поперек стропил уложена всякая древесная мелочь – палки, прутья, куски коры. Все это накрыто слоем сухой травы и засыпано землей, которая хорошо утрамбована. В сторону реки прокопан выход для притока воздуха, а примерно в центре крыши дыра, которая является дымоходом и входом-выходом для людей. К ней ведет лестница – довольно толстое тополевое бревно с глубокими зарубками. Правда, «ступеньки» уже изрядно стесались от частого употребления. Внизу вдоль стен идет земляной уступ или полка, высотой примерно по колено. Он застлан травяными циновками и шкурами. На нем сидят, спят, занимаются рукоделием. На него же свалено всяческое барахло, по нему ползают дети…