Гонец московский - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Русанов cтр.№ 67

– Нынче Русь на переломе стоит… Кровью напоенная земля плачет, стонет, но крепчает. Свои князья ее рвали на куски, как голодные волки. Татарва куражилась, псы-рыцари с запада приходили. А Русь стоит. Обожженная, окровавленная, голодная, измученная, но стоит… Как израненный воин, пробитый стрелами, в изрубленном доспехе, с иссеченным щитом. Но пальцы его еще крепко сжимают рукоять меча, а глаза зорко следят за врагом. Но сил вскочить и кинуться в новый бой у него пока нет – слишком много крови потеряно, слишком велика усталость. Вот так он и стоит, ждет. И Русь стоит. Ждет. И будет стоять еще долго. Если перестанут князья тянуть рядно каждый на себя, найдется кто-нибудь из них, способный объединить вокруг себя все земли, то поднимется земля наша с колен. Сожмет рукоять меча двумя руками и ударит. Крепко и страшно. Тогда горе всем жадным и подлым врагам, обступившим Русскую землю, беда всем, кто злоумышляет против нее, кто хочет повелевать русскими людьми. Только найдется ли такой князь, кто сплотит народ и поведет его к величию и силе? Наверное, найдется. А когда? Может быть, сейчас, может быть, через сто лет. Если совсем плохо дело, то через двести или триста…

«А что нужно делать, чтобы как можно скорее родину с колен поднять?» – хотел спросить Никита, но губы не слушались, и он вспомнил, что спит и видит сон.

– Нам, мертвым, проще, – продолжал Горазд. – Вам, живым, нужно бороться и принимать решения. Многое зависит от вас. И ты, Никитша, способен помочь Руси. Ты сейчас – острие клинка, наконечник стрелы, жало копья. Ты – первый.

«Я – первый! Да как такое может быть? Мне же еще учиться и учиться… Откуда я знаю, что правильно, а что нет? Что пойдет на пользу Родине, а что во вред?»

– Тому, кто идет первым, всегда не легко. Тяжело Юрию Даниловичу бороться с Михайлой Тверским. Трудно Ивану Даниловичу по крохам собирать казну и крепить мощь княжества Московского. Тяжко и тебе придется.

«Что же делать мне? Как вынести этот груз?»

– Думать нужно… – Казалось, учитель услышал его невысказанный вопрос. – Думать над каждым шагом. Не поступать опрометчиво, не лезть на рожон. Не подставлять голову под меч и саблю, а грудь под стрелы, но уметь дотянуться до врага раньше. Это нелегко. Чтобы упредить врага, нужно быть мудрее его. Учись мудрости, Никитша. Я не успел тебя всему научить, а значит, надеяться ты должен только на самого себя. И на плечо друга. Друзья – это подарок Божий. Человек без друзей слаб, как одинокое деревце перед бурей. Человек с друзьями – лес, который перед любым ветром устоит, да еще погасит его. Друзьями дорожи. Их у тебя четверо будет, друзей-побратимов. Таких, за которых жизнь отдать не жалко, но и они за тебя будут готовы головы сложить…

«Четверо? Ну, положим, одного я знаю… Кажется. Улан-мэрген, преданный и верный, в беде меня не оставит, завсегда спину прикроет и горбушкой поделится. А кто остальные?»

– Учись, Никитша, смотреть. Учись не просто смотреть, а видеть. Видеть людей. Все мы носим личины… Нужно научиться заглядывать под них. Читать в душах. Тогда ты увидишь, что гостеприимный хозяин может оказаться трусом, который боится гостей до одури, а вовсе не угощает их от чистого сердца. А балагур и трепло на самом деле добряк и страдает от одиночества. Суровый воин стесняется показать свою жалость, а отчаянный храбрец оказывается трусом и каждый раз пересиливает себя, размахивает мечом, чтобы никто не увидел, как трясутся поджилки, орет громче всех, чтобы скрыть…

Лицо Горазда дрогнуло и поплыло, как отражение в озере, когда дунет ветер. Вместо него появилась волчья пасть, клацнувшая зубами. Никита охнул, отшатнулся. Звериная морда сменилась орущей бородатой харей с выпученными глазами. Парень сжал кулаки, но пошевелить рукой не смог… И проснулся.

Светила луна. Яркие звезды водили вокруг нее неподвижный хоровод.

Заснеженные ели застыли вокруг лагеря, устремляя к небу верхушки, заостренные, как копья.

Багрово отсвечивал догоревший костер. Около костровища чернели сидящие люди. Они замерли, бессильно уронив головы. Должно быть, спали.

Рядом сопел Улан-мэрген.

Похрапывали стреноженные кони.

Далеко в лесу ухнул филин.

Никита лежал, не шевелясь, – сердце бешено колотилось, а руки и ноги все еще дрожали, как после долгого и быстрого бега. Странные мысли крутились в голове.

Правда ли Горазд разговаривал с ним с того света или все увиденное – пустая выдумка, не имеющая никакого смысла? И как ему учиться смотреть в глубь человеческой души? Ведь задача эта по силам, пожалуй, только настоящему мудрецу. Нужно прожить много-много лет, наблюдать, запоминать, постигать тайные замыслы людей, которые рано или поздно становятся явными… А это не так-то просто – за год или два не выучишься.

Раньше хоть домовой был, советом помогал, подсказывал, предупреждал об опасности, а сейчас кто поможет?

Улан? Татарчонок, конечно, предан ему до одури, но молодой, глупый, горячий. В бою будет драться до последней капли крови – а коли придется, так и умрет рядом, спина к спине, – но советчик из него никудышный.

Крыжак? Ну да! Будет рыцарь унижаться до бесед с каким-то там смердом… Хотя, судя по всему, жизнь его была нелегкая и богатая на приключения – абы кого Великий магистр посланником не назначит в далекую, чужую страну. Но все мы для него схизматики-иноверцы, да еще дикари. Ходит, словно кол проглотил, ни с кем словом не перемолвится, ест отдельно, будто бы брезгает. И сейчас лежит сам по себе. Ишь как вытянулся!

Парень чуть-чуть приподнял голову, чтобы посмотреть – как там крестоносец, и, к своему удивлению, увидел, что брат Жоффрей уже не лежит, укрываясь подбитым мехом плащом, а сидит, неспешно озираясь по сторонам. Казалось бы, чего тут удивительного? Ну проснулся человек. Мало ли что? Может, по нужде в лес собрался. Только что он так оглядывается, будто опасается чего-то? Никита даже дыхание затаил, стараясь, чтобы храмовник не заметил его взгляда. Что-то дальше будет?

Де Тиссэ долго сидел, не меняя позы. Смоляне, охраняющие стоянку, или не заметили его, или не сочли нужным обращать внимание, рассуждая, по-видимому, так же, как и Никита. Потом рыцарь осторожно снял с пояса кошель, неторопливо развязал узелок, сунул пальцы внутрь. Поковырявшись в мешочке, брат Жоффрей вытащил что-то – что именно, парень не сумел рассмотреть, мелочь какая-то, не больше лесного орешка. Вытащил и сунул в рот.

Снадобье? Неужели суровый крестоносец болеет и стыдится показать окружающим слабость?

Никита уже собирался закрыть глаза – найденное простое объяснение успокоило его, – как вдруг брат Жоффрей легко вскочил на ноги. Потянулся, разминая затекшую спину.

Вершиничи по-прежнему неподвижно сидели у догоревшего костра.

Рыцарь накинул плащ на плечи, неспешно затянул тесемки под горлом. Надел войлочный подшлемник и кольчужный капюшон. Тяжелый хауберк [124] он не снимал, полагая, что кольчугу лучше тащить на себе, чем в руках. Выходит, он и спит в нем? Или нарочно сегодня не снял? Готовился…