Агент - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Большаков cтр.№ 26

Толпа заволновалась, зашумела, вскидывая шашки и потрясая кулаками. Затрещали сухие выстрелы из наганов и винтовок, потом издалека бухнули орудия.

Тухачевский натянул фуражку и серьёзно сказал Авинову:

— Заступайте комиссаром армии, товарищ Юрковский. Больше некому, а вы делом доказали верность партии. Подставьте своё плечо!

Кирилл поёжился в душе, не зная, радоваться ли ему повышению.

— Я-то готов-с, — проговорил он, — вот только поддержит ли Политотдел мою кандидатуру?

Авинов лукавил. Троцкий поносил всех командиров и комиссаров Восточного фронта — и Бела Куна, и Блюхера, и Смилгу, восхваляя одно лишь «славное имя товарища Тухачевского».

— Политотдел поддержал, — весомо сказал командарм. — Вечером Реввоенсовет. Не опаздывайте.

— Никак нет! — ответил Кирилл по неистребимой армейской привычке.

Вечером того же дня Авинов заявился в штаб армии и приказал шифровальщикам отбить телеграмму на имя Сталина, в которой выложил все новости. Свои заслуги в деле подавления «контрреволюционного эсеровского мятежа» он, естественно, выпятил и возвеличил, а прочих показал как есть — суетливыми недотёпами.

Полчаса спустя пришёл ответ из Наркомата по делам национальностей:

«ПОЗДРАВЛЯЮ НАЗНАЧЕНИЕМ ЗПТ ПРОДОЛЖАЙТЕ ТОМ ЖЕ ДУХЕ ТЧК СТАЛИН».

Сообщение ОСВАГ:

Волжский корпус под командованием В. Каппеля силами 1-й Гуситской дивизии Чехословацкого корпуса и Мотовилихинской рабочей дивизии заняли Екатеринбург и Алапаевск, спасая от расстрела императорскую семью, великих князей и княжон. [68] «Благодарю сердечно генерала Корнилова и полковника Каппеля за убережение от смерти моих детей, родных и домашних, — сказал Николай Александрович. — Благословляю белое воинство на ратный подвиг. Верю, что постоите за русскую землю, что сбросите иго красной орды! Да поможет Господь Бог России».

Что самое важное для разведчика? Внедриться и глубоко законспирироваться — так полагал Авинов, пока не стал комиссаром 1-й армии. На заседаниях Реввоенсовета он утверждал приказы командарма, одним из первых знакомясь со штабными картами-«зелёнками» и прочими совсекретными документами. Да только что в них толку, ежели своим не передать? Ну никак! Связи не было. Разве что с Иосифом Виссарионовичем…

Кирилл проклинал себя за то, что не спросил у Михаила Гордеевича, как его найти в Симбирске. Понятно, что глубокая конспирация для подполья — это вопрос жизни и смерти, но со своими-то можно было не играть в пряталки! «Я свяжусь с вами…» Когда, спрашивается?..

Вечером разъезды Гая поймали лазутчиков-каппелевцев. Двух захваченных пленных решили расстрелять. Один из них, совсем мальчишка — баклажка! — всё просил, чтобы ему разрешили прочесть перед смертью свои стихи, но нарвался на грубость. Баклажка увял, снял с шеи иконку, стал на колени и прочитал молитву. Он стоял, крепко зажмурив глаза, пока пуля не угодила ему в переносицу. Другой был повзрослее, похоже студент. Этот молча отдал кошелёк с деньгами и принял смерть, не закрывая глаз.

Комиссар Иванов, брошенный на политработу в полк Воробьёва, [69] верховодил расстрельной командой и получал от казни такое удовольствие, что пел хорошо поставленным голосом: «Онегин, я скрывать не стану…»

А Кирилла мучило одно-единственное желание — увести обоих пленных якобы на расправу и отпустить. Чем не связники? Но он так и не исполнил своё хотение — долг превыше всего…

Телеграфировать Каппелю по аппарату Юза? Не выйдет — попробуй-ка при комиссаре телеграфа, рабочем-коммунисте Панине, отправить шифрованное донесение!

В офицерской записной книжке Кирилл хранил коды, хоть полковник Ряснянский и наказывал строго-настрого не держать при себе ничего компрометирующего. А как ещё? Он же всего не запомнит!

Авинов вздохнул. Да какая разница! Помнит — не помнит, любит — не любит… Связи-то всё равно нет!

Подойдя к окну, он оглядел Соборную площадь. Провинциальная дрёма окутала Старый венец. Вон, на тачанке, подстелив соломки, развалился красноармеец. Солдат спит — служба идёт. Вон согбенная бабуська пересекает сквер, сгинаясь ещё сильнее под весом мешка за плечами. Дрыгается мешок… Чёрта тащит старая? Надо полагать, порося… А оба храма Божьих только тень отбрасывают — тихие стоят соборы, выморочные. Новая власть отринула «поповщину»…

Гулкие шаги за дверью заставили Кирилла встрепенуться, но какая-то важная мысль при взгляде на золочёные купола пошла-таки на ум, засела в голове.

В комнату заглянул Лившиц, назначенный комиссаром Симбирской дивизии.

— Можно? — спросил он и тут же вошёл. — С революционным приветом, товарищ Юрковский, и добрый день! Как вы себя имеете?

— Спасибо, вашими молитвами. По делу или так?

Лившиц остановился у окна, сгорбился, сложив руки за спиной, и стал похож на встрёпанного ворона.

— Комендант штаба Сушко опять вымогательством увлёкся! — пожаловался он. — Поступил сигнал, что Сушко получил взятку с жителей Канавы — это в Заволжье, чтоб не определял в их дома на постой.

— Проверял?

— Проверял. Факт подтвердился…

— Ну так под трибунал подлеца! Расстрелять, чтоб другим неповадно было.

— Вот и я так думаю! — обрадовался комиссар дивизии и бросился к дверям. Затормозив на пороге, он вывернул шею: — Чуть не забыл! Вот бойцы тут рассуждают — нужна ли революционной армии единая форма…

— Пиджаки свои жалеют? — усмехнулся Авинов. — Знаете, как Ленин говаривает? «Коли воевать, так по-военному!» Вот и армия должна в форме ходить, чтоб её противник боялся. Понял?

— Понял! А на всех хватит?

Кирилл подумал.

— Ладно, Борис, — сказал он, — схожу-ка я сам на склады, гляну, сколько там обмундирования. Должно вроде хватить.

Лившиц кивнул, будто клюнул большим носом, и исчез за дверями. А штабс-капитан со вкусом и без помех обдумал залетевшую мысль…

На военных складах порядку не было никакого, запасы царских времён растаскивались потихоньку или внаглую. Особенным спросом пользовались одёжка, обувка, рулоны ткани, нитки с иголками и прочие причиндалы, нужные в домашнем хозяйстве. Обмундирования было — ну просто завались! Однако сапоги с гимнастёрками Авинова не интересовали, он искал искровые станции. [70] И нашёл-таки.