Сэнгоку Дзидай. Эпоха воюющих провинций - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Вязовский cтр.№ 37

Чтобы совсем было понятно. Представьте, что какой-нибудь Лукашенко сходит с ума и заставляет всех от мала до велика играть в хоккей. Детей, стариков, женщин. И все послушно играют! Каждый день, без выходных. Максимум, что вызывает протест, — счет игры между командами «Инвалиды детства» против «Умственно отсталых». Представили? Возможно такое? В Белоруссии нет. А в Японии очень даже возможно.

Я рявкаю на свиту — и та моментально рассасывается в пространстве. Теперь берем маленькие кусачки и прорезаем череп между дырками. Начинает идти кровь. Я ее убираю чистыми прокипяченными тряпками. Отламываю обрезанную по кругу кость черепа над виском, и передо мной открываются серовато-белые мозговые извилины. Ага, вот и картечина. Вокруг нее — гематома и свернутая кровь. Аккуратно палочками для еды вытаскиваю металлический шарик. Беру полую бамбуковую трубку, вставляю в отверстие в голове и высасываю, сплевывая на землю, красно-белую жидкость. В противном случае гематома будет давить на мозг и пациент рано или поздно умрет. Все, вампирская работа закончена, я осторожно вставляю две круглые золотые пластины от навершия шлема Цунанари на места дырок в черепе. Закрываю кожей, зашиваю. Фу-у. Работа сделана, и пациент даже еще дышит.

Оглядываюсь. Вокруг операционного ложа в некотором отдалении стоит толпа самураев. На лицах японцев написан неподдельный страх. Я вытираю кровь вокруг губ и пытаюсь пошутить:

— Господа, если Цунанари Ходзе выживет, его будут звать не Одноглазым, а Златоглавым!

Ноль реакции. Ну и ладно, тряситесь от ужаса дальше, я иду осматривать раненых. Постепенно военачальники преодолевают боязнь и один за другим пристраиваются вслед за мной. Раненых на удивление немного. Около ста человек, большей частью легкие. Всего погибших, по докладу Хиро, около тысячи, и в основном — монахи, включая настоятеля Бэнкэя. От тайдана сохеев осталось семнадцать человек в живых. Что ж. На это я рассчитывал. Монахи должны были принять на себя самый первый, тяжелый удар — и тем самым спасти редут и армию.

Подсчитываем трофеи. Во-первых, от армии Огигаяцу нам перешло в наследство около тысячи крестьян-носильщиков, которые не стали сбегать, а просто сели на землю и ждали новых хозяев. Назывались они хасамибако — по имени лакированного дорожного ящика или тюка, который японцы таскали на конце палки через плечо. В этих ящиках находилось большое количество припасов — рис (около трехсот коку — почти сорок пять кило на носильщика), соленая и вяленая рыба, сушеные водоросли комбу (японцы добавляют их в рис), разнообразная одежда и обувь (хлопковые кимоно, сандалии), лекарственные травы. Особенно меня порадовало с полсотни тюков с порохом. По моим прикидкам, наш пороховой обоз обогатился четвертью тонны огненного припаса.

Тем временем мои самураи по всему полю битвы собирали доспехи, мечи, копья и аркебузы. Исправных фитильных ружей оказалось около трехсот, зато разнообразных лат и холодного оружия нашлось аж еще на одну армию численностью пять-шесть тысяч человек. А вот здоровых лошадей после нашей артиллерийской бойни осталось мало. Около пятисот голов. Но и то хлеб. Самый главный сюрприз меня ждал в ставке Норикаты. В ящике, вокруг которого лежало несколько убитых охранников, было упаковано три тысячи золотых монет. Отдельно стояла лакированная коробка с замком. Вскрыв замок кинжалом, я нашел векселя киотских торговых домов на пять тысяч коку! Кроме того, в ставке были складированы разнообразные дорогие доспехи с серебряной отделкой и чеканкой, пара десятков мечей известных оружейников.

Отправляюсь награждать отличившихся. Хорошо, что я захватил из Тибы дырявые китайские монеты, — очень удобно вешать на грудь героев. А таких мне представляют аж сорок человек. Не забываю и о кирасирах и генерале. Каждому достается по золотой монете и дорогому мечу из запасов Норикаты. Конечно, самураи больше всего радуются клинкам. Некоторые увешиваются трофейным оружием, как новогодние елки. И за поясом несколько мечей, и за спиной, и даже в обеих руках.

Больше всех получают португальцы. Им я выплачиваю за бой по десять коку каждому. А Ксавьеру все двадцать. Пришлось расстаться со ста пятьюдесятью шестью золотыми кобанами, но дело того стоило. Теперь артиллеристы за меня горой и готовы идти в бой против кого угодно. Но вот они-то мне и не нужны сейчас. После битвы у Хиросимы я приказываю бросить обоз с пушками и раненых у деревни и форсированным маршем иду на Эдо.

В пути меня догоняет гонец из Тибы. Прилетел голубь из Итихары — брат взял штурмом базу пиратов. Убито триста с лишним вако, еще двести человек взяты в плен. Обнаружены большие ценности, много золота и серебра, двадцать гребных кораблей, и главное — трое пленников из аристократов. Брат не пишет, кто именно освобожден, зато подробно расписывает детали боя. Деревня Ава была захвачена на рассвете внезапной атакой. Пираты спали, даже не выставив часовых. Потерь нет, Хайра спрашивает, что делать с пленниками и новыми самураями, которых он мобилизовал по всей провинции Кадзуса. Всего под его командой уже оказалось почти шестьсот солдат. Сто самых лучших и самых верных бойцов приказываю оставить в Аве, из пленных выделить двадцать человек, которые захотят избежать смерти, обучая моих самураев морскому делу: навигации возле берегов, установке парусов, управлению судами, абордажу. Остальных вако публично казнить. Аристократов и ценности направить в Тибу. И еще одно тяжелое решение, которое мне пришлось принять. Скрепя сердце отдаю приказ силами полутысячи атаковать монастырь Хоккэ, благо тот остался без защиты.

Подло? Да, подло. Но власть дайме такая штука, что иногда приходится ради безопасности десятков и сотен тысяч жертвовать жизнью просто десятков и сотен людей. Очевидно, монастырь — черная дыра на землях Сатоми. Во-первых, не платит налогов, хотя наделы занимает и обрабатывает огромные. Во-вторых, конфликтует с моими вассалами. Наконец, монастыри на протяжении всей японский истории были рассадниками сепаратизма (особенно отличились фанатики Белого Лотоса). Я собираюсь объединить Японию под своей властью, открыть острова миру, а монахи и насельники будут всеми силами сопротивляться моим планам. В общем, я отбрасываю моральные терзания, вспомнив лозунг из рязановского фильма «Гараж»: «Вовремя предать — не предать, а предвидеть», — запечатываю письмо и отправляю гонца обратно к брату.

Двое суток форсированного марша — и мы с полками выбираемся на тракт под названием Токайдо. И сразу я понимаю: вот она, цивилизация! Если до этого мы шли пусть и по дорогам, но все-таки по проселочной местности, которая изобиловала оврагами, речками и ручьями, то Великий восточный путь кардинально отличался от тех дорог, что я видел до этого.

Первая особенность, которая мне сразу бросилась в глаза, — полное отсутствие колесного транспорта. Тысячи путешественников, падавшие ниц при моем приближении, передвигались либо пешком, либо верхом на лошадях. Аристократы ехали в каго — паланкинах, похожих на короба, подвешенные на шесты, которые несли на плечах носильщики. Колесный же транспорт оказался прерогативой императорского дворца, и простолюдинам не дозволялось использовать повозки. Так как повозок не было — не было необходимости в специальном дорожном покрытии.