Морские драмы Второй мировой - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 79

Через какое-то время организовали спасение личного состава оригинальным способом Он заключался в следующем “Валериан Куйбышев”, подрабатывая машинами и правя рулем, подошел к носовой части “Сокрушительного” и подал на него канат, на котором связали “восьмерку”. Один конец каната находился на аварийном эсминце, второй — у спасателей. Моряк вдевал ноги в “восьмерку”, держался за канат и после соответствующей команды вскоре оказывался на “Валериане Куйбышеве”.

На полубаке “Сокрушительного” образовалась очередь терпеливо ожидавших спасения. И я было занял в ней место, но поступило приказание “машинистам и кочегарам занять свои боевые посты”, и пришлось идти во второе машинное отделение. В это время на корабле находился весь офицерский состав. Но уже в четвертом или пятом десятке спасающихся оказались доктор Иванов и командир БЧ-4 Анисимов, между которыми при посадке даже произошла стычка, кому спасаться первому.

Этот позорный случай произошел в присутствии большого числа краснофлотцев, дисциплинированно выстроившихся на палубе, и удивительно, что спорщиков возмущенные матросы не выбросили за борт. За эти “художества” Иванов и Анисимов впоследствии угодили в штрафной батальон.

Поскольку командир корабля капитан 3 ранга Курилех сказался больным, матросы на руках перенесли его на полубак, посадили в “восьмерку” и переправили на “Валериан Куйбышев”. Этим они оказали командиру “медвежью услугу”, и впоследствии за самовольный преждевременный уход с гибнущего корабля трибунал вынес ему самый суровый приговор. Вскоре тем же путем ушли командиры БЧ-5 Сухарев, БЧ-2 — Исаенко, БЧ-1 — Григорьев, замполит Калмыков и старпом Рудаков. Из офицеров на “Сокрушительном” остались командир БЧ-3 Лекарев и политрук БЧ-5 Владимиров.

Личным составом с момента аварии никто толком не занимался, а теперь наступило полное безвластие. Оценив ситуацию, старший лейтенант Лекарев собрал около 50 матросов в третьей палубе и заявил примерно следующее: “Командование корабль покинуло, но кто-то из оставшихся должен руководить; или выбирайте командира из своей среды, или разрешите командовать мне”. Моряки единогласно проголосовали за нового командира — Лекарева. На корабле остался один сигнальщик — Нагорный, постоянно несший на мостике вахту. Когда выборы командира закончились, он прибежал в третью палубу и доложил: ‘Товарищ старший лейтенант, сейчас нас будут расстреливать!” В ответ Лекарев скомандовал: “Артиллеристы к орудиям, орудия зарядить! Нагорному запросить командира дивизиона, в чем дело?”

Оказывается, на “Валериане Куйбышеве” служил сигнальщик, друг Нагорного. Он и передал на “Сокрушительный” неправильную информацию. На самом деле командир дивизиона Симонов приказал командиру “Валериана Куйбышева” Гончару, что сначала надо снять личный состав, а затем “Сокрушительный” расстрелять. Приятель Нагорного услышал именно вторую часть фразы, что и привело к недоразумению…

Спустившись во второе машинное отделение, и попал как бы в молоко — настолько оно было окутано паром. Первое, что требовалось сделать — это удалить из отсека пар, откачать из трюма воду и дать свет. Вспомнив все, чему учили, в кромешной тьме, зная каждый сантиметр машинного отделения, я на ощупь запустил электрогенератор, насосы и вентиляторы.

Через несколько минут в отсеке стало светло и трюм был осушен. Механизмы, которые мы так лелеяли и берегли, работали безукоризненно. Стало как-то приятно и даже радостно — жизнь продолжалась!

Создалось даже впечатление, что корабль стоит где-то в Кольском заливе и несется ночная вахта — все казалось таким привычным и много раз пройденным Но что это за вахта, когда в машине я один и на настиле валяются бушлат и валенки. Нет уставного, годами отработанного порядка.

В машинном отделении, за кормовой переборкой которого бушевало Баренцево море, я находился несколько часов. Она — эта 8—10-миллиметровая стальная преграда спасла “Сокрушительный” от затопления, а две сотни его боевой команды от гибели…

Усталость и нервное напряжение дали о себе знать, появились сильные колющие боли в груди, и меня сменили. Я ушел в пост энергетики, где главстаршина Белов добровольно и бессменно нес вахту дежурного механика, и стал ему помогать советами, как удержать корабль на плаву.

Тем временем спасение людей, очевидно, из-за опасности повреждения “Валериана Куйбышева”, прекратили. Взамен применили другой способ, заключающийся в том, что с “Сокрушительного” пустили по волне канат, привязав к нему несколько спасательных кругов. Конец каната подняли на борт “Валериана Куйбышева”, и через некоторое время между кораблями образовалась своеобразная переправа.

Здесь необходимо упомянуть о хозяйственной сметке моего друга — боцмана Семена Семеновича Сидельникова, который запасся на стоявших в Кольском заливе поврежденных английских судах большим количеством добротных канатов. Без этих боцманских трофеев, полагаю, этот способ спасения людей оказался бы невозможен. Именно Сиделыников, наш дорогой старший товарищ, надел на многих спасательные круги и с добрыми пожеланиями отправил на “Валериан Куйбышев” и “Урицкий”, а сам остался на обреченном корабле и погиб…

В первой партии на спасательных кругах (человека привязывали к кругу, крепко прикрепленному к канату) начали переправляться шесть человек. Очевидно, из-за непрочного крепления кочегара Федора Переверзева оторвало волной и унесло в море. Он долго кричал: “Спасите, помогите!”, но спасти его оказалось невозможно. Это была восьмая жертва..

Часа через два таким же образом пошла вторая партия из девяти человек, в нее главстаршина Белов включил и меня.

Способ спасения экипажа был необычным Эсминец “Куйбышев” подрабатывая машинами и рулем подходил кормой как можно ближе под нос “Сокрушительного”. Канат вязали “восьмеркой”: один конец — на корме у спасающих, второй — у спасающихся.

Спасаемый моряк вдевал ногу в “восьмерку” и по команде, держась за канат, вскоре оказывался на “Куйбышеве”. На нашем полубаке стояла очередь переправляемых. В ней находился весь офицерский состав, кроме Владимирова и Лекарева.

Хорошо помню, как боцман Сидельников взял круги и проинструктировал нас. Я его попросил: “Ну, дорогой, завяжи, чтоб я тебя всю жизнь помнил”. До меня за бортом в море уже находились трое, я прыгнул четвертым Оставшиеся пятеро готовились на палубе к переправе. В воде поругивались: вода-то холодная, около нуля градусов, да пронизывающий ветер. Волной о борт может так ударить, что и на “Валериан Куйбышев” перебираться не потребуется.

Наконец все девять человек оказались в воде, и нас потянули к кораблю-спасателю. Волна такая высокая, что его и вовсе не видно. Настроение невеселое, но страха не испытывал. Во время переправы два раз уходил с головой в воду, к счастью, ненадолго: работая руками и ногами, выбирался наверх и, глотнув воздуха, радовался, что остался жив.

Приближаемся к борту “Валериана Куйбышева”, из воды вытаскивают первых. Видно, как при крене тяжело работать спасателям — во время качки обнажается днище эсминца, покрытое ракушками. Наконец упираюсь ногами в борт и сразу отталкиваюсь, чтобы не затянуло под корабль, к винтам. Вытащили меня на палубу, а развязать намокшие узлы не могут. На вахтах, при стоянке на рейде или у стенки, когда за механизмами особенно присматривать не надо, машинисты-турбинисты обычно делали ножи. Я изготовил два. Один подарил матросу, уходящему на сухопутный фронт под Сталинград, а другой — миниатюрный кортик — носил с собой. Он-то и выручил — веревки вмиг обрезали и меня, как мешок, спустили по трапу в жилую палубу.