Волшебная самоволка. Книга 2. Барабан на шею! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Панарин cтр.№ 66

– А почему Марленами, а не Карлимирами? – поинтересовалась виконтесса, и солдат понял: она в порядке.

– А все-таки круто нас смыло, – пробубнил он.

Стали обшаривать мокрые стены. Ничего путного не нащупали, но, похоже, что-то задели. Одна из стен с треском провалилась, открыв путь в просторный, метров сорок на тридцать, зал, освещенный волшебными негаснущими свечами на высоких люстрах.

В центре висели на цепях семь открытых хрустальных гробов. В каждом лежал мертвец, но не простой, а меднокожий.

– Знак ГТО на груди у него, больше не видно на нем ничего, – прокомментировал Коля особенности одежды семи усопших.

– Да, хоть бы саваны накинули, – согласилась Марлен.

Молодые люди ступили на каменный пол зала. Свечи вспыхнули ярче, и мертвяки ожили: медленно сели в гробах, открыли красные блестящие глаза, уставились на пришельцев.

Лавочкин прошептал:

– Мне кажется, или они действительно похожи на братцев Пупеншпиллеров?

– Не кажется, – ответила девушка.

– Ну, колдун, елки-ковырялки… Гений, блин. Надеюсь, они не металлические.

Семеро умрунов вылезли из домовин. Двигались не спеша, в унисон, механистично. Становилось жутко.

Коля сжал в руках отломанный рычаг. «Жалкая картина, – подумалось солдату. – Два мокрых, обтекающих чучела с ржавой палкой против семерых странных мужиков. А драка будет…»

– Приказано не пускать, – хором сказали медные Пупеншпиллеры, шагая навстречу пришельцам.

Каждый паренек умеет махать «мечом» – любой палкой, шваброй, сломанной клюшкой. Лавочкина в школьной юности вдохновляли гонконгские боевики, как и любого другого юного россиянина эпохи бесконтрольного видео. Были у него и нунчаки, справленные из ножек старого столика, и подобие бокэна – бамбукового меча, правда, из клена… И махалось Коле легко. Ловкий рос пацанчик.

Сейчас он выступил вперед и начал «пляску смерти», надеясь запугать противников. Они остановились, наблюдая, как рычаг превращается в гудящий круг, гуляющий вокруг тела солдата. Эффектное выступление кончилось неожиданно: рычаг выскользнул из руки и прилетел в лоб одному из близнецов. Тот кулем рухнул на пол.

Оставшиеся в строю переглянулись и решительно направились к Коле. Он виновато развел руки, мол, я случайно.

«Ну, хоть не из меди ребятки, и то хлеб», – отметил он.

– Сопротивление задержанию, – выдвинули обвинение стражи.

На протяжении следующих трех минут Лавочкин вдохновенно месился с угрюмыми соперниками. Марлен не вмешивалась, стоя на пороге зала. Меднокожие гомункулусы дрались ужасно. Точнее, вообще не дрались. Они тупо шли под раздачу, норовя повиснуть на руках, вцепиться в ноги и туловище, повалить наземь и придавить. Получая в нос, они падали, но тут же вновь медленно вставали и упрямо следовали за противником. Коля, призвав на помощь дзюдошную память, проводил серии остроумных подсечек, впрочем, не входя с гомункулусами в захват – это было бы равноценно проигрышу. Наконец, солдат изловчился вернуть себе «боевой» рычаг. Оглушив пару Пупеншпиллеров, он крикнул виконтессе:

– Беги к выходу! Там, за гробами!

Девушка рванула по дуге. Гомункулусы растерялись, позволив ретироваться и Лавочкину.

Медные стражи бегать не умели.

Коля и Марлен одновременно врезались плечами в закрытую дверь. Заперто.

Парень дернул за кольцо-ручку. Без толку.

Принялся колотить в доски рычагом, словно ломом. Дерево поддавалось. Сзади маячили четверо гомункулусов.

– Давай я, а ты отбивайся! – крикнула Марлен.

– Руками не отмашусь, – пропыхтел солдат.

Он отскочил от двери и набросился на врагов с яростью берсерка. Колины противники не чувствовали боли. Их мог остановить лишь расчетливый удар в голову.

Виконтесса окликнула солдата:

– Поучилось, ходу!

Дверь была открыта, Марлен вышла вон. Хромая на подрезанную колдуном ногу, Коля вывалился из страшного зала. Захлопнул дверь.

Путники очутились на склоне огромного холма. В предрассветных сумерках носился влажный ветер. Вокруг в разные стороны разбегались поля, окутанные туманом.

– Вниз! – скомандовала девушка.

Они чуть ли не скатились к подножию. Погони не было. Наверное, гомункулусам не разрешалось покидать пещеру.

– Где мы есть-то? – выдохнул Лавочкин.

– Если я не ошибаюсь, то за этим полем будет неширокая полоска леса, а за ней – Мраморшвиммер.

Когда люди говорят, что жизнь прожить – не поле перейти, они имеют в виду явно не то поле, на которое попали Коля и Марлен. Полдня путники ковыляли до леса. Порезы болели, под ногами расплывалась грязь. Зарядил мерзостный дождь. Впрочем, они и так были мокрые после «смыва».

Стремясь отвлечься от своего гадкого положения, Лавочкин размышлял о событиях последней ночи. Поужасался, вспоминая маньяка-зельевара. Содрогнулся, прикинув, каково должно быть тупому клону, пусть и краснокожему. Удивился тому, что им с виконтессой все-таки посчастливилось вырваться. Потом мысли солдата перескочили к родине. «Лучше бы я нашу, подмосковную грязь месил, – думал он. – Домой хочется неимоверно… Когда же появится долбаный Всезнайгель? А то обложили, как волка!»

– Марлен, а ты Тиллю послала надежную птицу?

– Отличную, – пропыхтела девушка.

Потом солдат лопотал всякие нескладушки, сочиняя их в такт шагам и не особенно морочась над смыслом:

Нивы сжаты, черт возьми, рощи голы,

дождик весело саднит по приколу,

у меня нога болит,

дома хлещет замполит,

и уж точно не боржом с кока-колой.

Шум работ давно умолк на тех нивах,

вышел на дорогу волк, смотрит криво.

Жрать охота, но нема,

на носу сидит зима,

полезай-ка в закрома, Бульба милый.

Не выходит с волком слон, зверь печален.

Отопительный сезон, эх, провален.

Рядом топает Марлен,

лыблюсь я, как Гуинплен,

сочиняю этот стих гениален.

Добрели до леса. Отыскали охотничий сарай, удобный для привала. Внутри были сухие дрова и печь. Растопили. Сидели, стуча зубами, и грелись. Коля надудел курятины.

– Надеюсь, так называемая полоска леса не окажется полосищей, – язвительно сказал парень.

– Не сердись, я же только карту видела, а на ней все мелкое. – Марлен закусила губу. – Лес не поле, обсушимся – пойдем легче.

Одежда сохла несколько часов. Путники поняли, что под вечер выдвигаться не следует, тем более усталость буквально валила с ног. Ночевали здесь же, на соломе, завернувшись в какую-то подозрительную мешковину.