Пересадочная станция - читать онлайн книгу. Автор: Клиффорд Саймак cтр.№ 115

Поскольку все рассказы «Города», за одним исключением, впервые появились в журнале «Эстаундинг», издаваемом Кэмпбеллом, Гарри Гаррисон, ответственный редактор мемориального сборника, попросил меня написать еще одну историю из цикла «Город». Просьба привела меня в замешательство. Я считал свою сагу законченным целым и сомневался, что смогу написать девятое предание через двадцать с лишним лет после первых восьми. В конце концов, я теперь уже совсем другой писатель, и у меня мало общего с молодым человеком, придумавшим эти рассказы. Но мне очень хотелось написать историю в память Джона, и я понимал, что если уж писать ее, то нужно писать продолжение «Города». Так появился «Эпилог». Главное действующее лицо в нем — Дженкинс. поскольку из всех созданных мною персонажей только он один и остался. Вебстеры давно уже сошли со сцены.

По-моему, «Эпилог» у меня получился. И все же я не вполне уверен, что «Город» выиграл от такого дополнения. Я, конечно, могу понять желание издателей включить в сборник последний, девятый, рассказ хотя бы ради полноты издания. Что же до меня лично — мне кажется, он вносит в сагу, которую я вообще не собирался трогать, ноту печали и бесповоротности.

Дженкинс шел по лугу пообщаться с луговыми мышками — поиграть с ними, побегать наперегонки по туннелям, проложенным ими в траве. Конечно, это не ахти какое удовольствие. Мыши — глупый народ, бестолковый и бесчувственный. И все же от них исходит какое-то тепло, скорее всего, от их уверенности в собственной безопасности и благополучии — ведь они одни живут на лугу, никто и ничто им не угрожает. Некому угрожать: никого, кроме них, не осталось, если не считать насекомых да червей, которыми питаются мыши.

Раньше, вспомнил Дженкинс, он частенько задумывался о том, почему мыши остались, когда все звери ушли за псами в один из миров гоблинов. Разумеется, они тоже могли уйти. Псы взяли бы их с собой, но мыши не захотели: то ли были вполне довольны жизнью здесь, то ли слишком привязаны к родному миру.

Мыши и я, подумал Дженкинс. Он ведь тоже мог уйти, даже сейчас, было бы желание. Он мог уйти в любую минуту. Но, как и мыши, остался. Не смог бросить усадьбу Вебстеров. Это же все равно что разрезать себя пополам.

Поэтому он остался, и дом Вебстеров по-прежнему стоял. Стоял исключительно благодаря заботе Дженкинса. Он поддерживал в доме чистоту и порядок, тщательно латал прорехи. Когда какой-то камень начинал крошиться, Дженкинс подыскивал ему замену, подгонял по размеру и втискивал на место. Пусть даже поначалу новый камень выглядел чужеродным, время брало свое — время, ветер, солнце, непогода и ползучие мхи да лишайники.

Дженкинс подстригал траву на лужайке, ухаживал за кустами и клумбами, подрезал живую изгородь. На деревянной мебели ни пылинки, полы и стенные панели выскоблены до блеска — усадьба была жива, как прежде. В таком доме не стыдно принять хозяев, с некоторой даже гордостью сказал себе Дженкинс. Если, конечно, кто-то из них когда-нибудь здесь объявится. Правда, надежды на это мало. Вебстеры, улетевшие на Юпитер, перестали быть Вебстерами, а те, что в Женеве, по-прежнему спят. Если только Женева и Вебстеры вообще еще существуют.

Потому что в мире хозяйничают теперь муравьи. Они превратили Землю в одно огромное Здание, по крайней мере, Дженкинс так предполагал, хоть и не знал наверняка. Но насколько он знал, насколько воспринимали его органы чувств (а воспринимали они многое), на Земле ничего не осталось, кроме исполинского и никчемного Здания, построенного муравьями. Хотя считать его никчемным не совсем честно. Просто невозможно узнать, какой цели может служить это Здание. Никто на свете не в состоянии догадаться, что на уме у муравьев.

Муравьи покрыли Зданием весь земной шар, кроме усадьбы Вебстеров, но почему они не тронули усадьбу, оставалось для Дженкинса загадкой. Дом Вебстеров и прилегающие к нему несколько акров земли стали чем-то вроде открытого внутреннего дворика внутри муравьиного здания. Пятимильный круг, в центре которого на холме возвышается дом Вебстеров.

Дженкинс шел в лучах осеннего солнца, осторожно переставляя ноги, чтобы не наступить случайно на мышку. Все его покинули, кроме мышей. А с мышей какой спрос? Вебстеры ушли, ушли псы и другие звери. Роботы тоже ушли — одни давным-давно исчезли в лабиринтах муравьиного Здания, помогая его возводить, другие подались к звездам. Вероятно, они уже достигли места назначения, улетели-то невесть когда. Впервые за много веков Дженкинс попытался определить, как давно это было. И обнаружил, что не знает, а значит, теперь уже никогда не узнает, ибо в один прекрасный момент он стер из своего мозга способность к счету времени. Стер умышленно, решив, что не будет больше вести счет столетиям, поскольку мир застыл без изменений и время потеряло смысл. Позже он сообразил, что на самом деле пытался обрести способность к забвению. Но он ошибся. Забыть ничего не удалось, он помнил все, только воспоминания перемешались и утратили былую последовательность.

Да, остались лишь мыши да он, Дженкинс. Ну и муравьи, естественно, но муравьи не в счет, с ними не пообщаешься. Несмотря на обостренные и разнообразные органы чувств, встроенные в его тело (теперь уже не новое), подаренное ему в далеком прошлом псами на день рождения, Дженкинс не в состоянии был проникнуть за стены огромного муравьиного Здания и выяснить, что там творится. Хотя нельзя сказать, чтобы он не пытался.

Шагая по лугу, Дженкинс вспоминал тот день, когда ушли последние псы. Они оставались здесь дольше, чем требовали преданность или здравый смысл, и хотя он ласково журил их за это, но воспоминания согревали душу.

Он сидел тогда, греясь на солнце во внутреннем дворике, а псы гуськом взобрались на холм и встали перед ним с видом нашкодивших ребятишек.

— Мы уходим, Дженкинс. Наш мир все сужается и сужается, нам не осталось тут места.

Он кивнул. Он давно уже был готов к этому, удивлялся лишь, чего они тянут.

— А ты, Дженкинс? — спросил пес.

Робот покачал головой.

— Я должен остаться, — сказал он, — Здесь мой дом. Я должен остаться с Вебстерами.

— Но здесь нет больше Вебстеров.

— Они есть. Возможно, для вас их нет. Но для меня… Они живут в стенах этого дома. Живут в деревьях и склонах холма. Эта крыша укрывала их от непогоды, по этой земле они ходили. Они никогда не покинут свой дом.

Глупо звучит, конечно, подумал Дженкинс, но псам, похоже, это не казалось глупым. Они понимали Дженкинса. Много веков прошло, но они все еще понимали.

Он сказал тогда, что Вебстеры все еще здесь. В то время так оно и было. Но теперь он засомневался. Сколько столетий уже не слышно шагов на этой лестнице? Ему по-прежнему слышатся голоса в большой гостиной с камином, но, как ни вглядывайся, там никогда никого не увидишь.

Дженкинс шел лугом в лучах осеннего солнца — и вдруг в миле-другой от него здоровая трещина располосовала стену, окружавшую муравьиное Здание. Трещина зазмеилась, поползла вниз, расширяясь и пуская во все стороны отростки. Куски материала, из которого состояла стена, отваливались, падали и катились по лугу. А потом стена по обе стороны от трещины, словно разом утратив устойчивость, рухнула вниз. Облако пыли взвилось в воздух, и Дженкинс увидел большую рваную дыру.