Русалия - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Амутных cтр.№ 185

— Вот этот… — Святослав даже прищелкнул языком от восхищения. — Зело хорош! Вот только каменюки эти повыколупать, да хоть кожей что ли обмотать, а то так всю долонь сотрешь.

Старое желтое раздутое лицо Иосифа будто еще увеличивалось от распиравшей его изнутри радостной надежды.

— Да покроет тебя неизмеримое величие, победитель! — со сладостью затаенной ненависти двигал мокрыми вислыми губами старый малик. — Ты думал, что завоевал золото и великое множество рабов? Ты захватил большее — мое восхищение твоим мужеством, мое искреннее расположение. Если захочешь, я соберу для тебя войско от многочисленных народов больше того, которое сегодня превозмогла твоя непобедимая доблесть. Вместе мы завоюем весь мир. Все цари упадут перед нами на колени и принесут свое золото.

По лицу Святослава скользнула темная тень, и малик затараторил вдвое быстрее:

— Впрочем, что золото! Я могу дать тебе большее. Я могу наделить тебя любовью!

Лицом князя овладело изумление:

— Неужто существуют люди, способные наделять любовью?! Мне сдавалось, один Бог гораздый любовью дарить.

— А вот увидишь, — сально прищурил карие навыкате глаза Иосиф, — если позволишь посыльного отрядить.

Святослав кивнул.

Поскольку минувшую ночь всю без остатка хазарский малик отдал продумыванию нынешних своих действий, посыльный обернулся весьма ходко. А с ним в оружейню вступило несколько молодых девушек. Святославовы витязи да те немногие, кто оставался здесь с Иосифом, тут же отступили к стенам, освободив середку залы для приведенных красавиц.

Девиц было шестеро, но сейчас же стало ясно, что пятеро (с некими подобиями струнчатых гуселек в руках) пригнаны лишь для того, чтобы оттенить броскую красоту своей товарки. Это была очень молодая еврейка, обвитая какой-то настолько тонкой тканью, что, несмотря на ее мерцающий золотистый покров, оставалась по сути дела голой. Первое, что в ее облике овладевало взглядом, были большие, если не сказать огромные, груди, с проглядывающими сквозь шелковую паутину широкими темными сосками — словно вытаращившиеся бесстыдные незрячие глаза. Эта изрядная грудь была помещена на удивительно узкий стан, который в свою очередь вырастал из мясистости громадных крутых бедер. Ноги девчинища имела странно длинные, но при том их тонюсенькие голени составляли разве что треть всей длинны. Лицо, круглотой подобное полной луне, (как и гибкие округлые руки) кожу имело ровную, мягкую, без румянца и блеска. И если нос на этом лице, может быть, чуток чрезмерно ретиво выдвигался вперед, то огромные темно-карие глаза, очертанием подобные зернам миндаля, украшенные черными крылышками ресниц, в масляной поволоке своей казали бездну нескрываемого плотоугодия. Но всего впечатляющей в тех блестящих глазах было выражение несгибаемой уверенности в своей чародейной власти. Хотя более пристальный и независимый взгляд, вероятно, разглядел бы и сутуловатую по праву наследства спину, и черный пушок на оголенных запястьях, и не безупречный ряд крупных зубов, то и дело обнажаемых в сластной улыбке, все же это был образчик предельной еврейской красоты, какая только может быть выказана посредством тела явительницы свойств этого народа.

Девицы затеяли струнить на своих гусельках, а красотка, словно омываясь в серебре тех переливчатых звуков, принялась поводить плечами, покачивать станом и выделывать ногами всякие штуки, что должно было еще подбавить соблазнительности ее грудям, ее бедрам и ягодицам. Надо сказать, Святослав весьма заинтересованно глядел на эту сладкую нечаянность, приготовленную Иосифом, и малик не без внутреннего торжества следил за малейшими движениями княжеской души, как береговой лес в реке, отражаемыми на суровом лице его.

— Ну как? — спрашивал сколь возможно близко подобравшийся к Святославу малик.

Казалось, Святослав, продолжая держать в руках окончательно оставленный вниманием меч, не мог переместить порабощенный волшебным зрелищем взгляд ни на вершок в сторону.

— Сына моего дочь. Хороша, а? — шептал Иосиф.

Но вот Святослав и откликнулся:

— Ты говорил, что дашь мне любовь. Где она?

— Так вот же! Она вся — любовь. Любовь — это ее манящие груди. Это ее жаркие плодущие чресла. Любовь — это ее щедрые руки и сладчайшие уста. Вижу я, как блестят твои глазки. Это любовь окутала их своей благотворной властью, суля милость Господню чудесной силе твоей, страх врагам, а дому твоему безопасность, покой и величие.

— Вот это любовь? — качнул лобастой головой русский князь. — Вечная, истинная, выше высшего, всепроникающая, блаженная, бесконечная, непобедимая, уводящая за пределы невежества, стойкая, неразрушимая, бессмертная?

— Да! Да! Сто раз — да! Клянусь, это она! — уже ликовал Иосиф.

— Что ж… Пусть приблизится, — сказал Святослав.

Покачивая широкими бедрами, наливными грудями, круглыми плечами, подошла красотка к князю, в насмешливом самодовольстве поигрывая блестящими полными блудной истомы глазами.

С быстротой молнии небесной вознес князь над своей головой меч и обрушил его на золотой венец искусительницы. Половины разрубленного тела глухо грянулись на пол (одна чуть позднее другой) под единнобразный выдох наблюдавшего то люда. Красные струи крови и желтые — дерьма хлынули на веселые узоры ковра.

— Ты хвалился, что подобно небесному Роду способен раздавать любовь, — глядя прямо на дрожащий жир желтого лица Иосифа проговорил князь. — Неужто вот это она и есть?

Святослав указал острием меча на громоздившуюся в кровавой луже зловонную гору плоти.

— Ты говорил, будто то, что ты предлагаешь мне, прекрасно. Но вижу я: это просто куча мяса, мочи, слизи, крови и дерьма. Ты обманул меня? Ты утверждал, что она неразрушима, но не выдержала даже меча. Ты сказал, что она бессмертна. И вот лежит во прахе. Ты клялся, что она непобедима. Но разве может этот дрязг управлять чьим-то сознанием?

Что мог ответить на это Иосиф? Его плотская хитрокозненность, быть может, остроумная, пусть даже изощренная, столкнулась с явлением, постижение чьей природы оставалось попросту недоступно его вчистую инородному естеству.

— Следуя истинной сущности милосердия и путям правды… — залепетал малик.

Но Святослав уже не слышал его.

— Всё оружие в лодьи, — распорядился он. — Враждебников — к Нию. Лизунов — в неволю.

Пока князь на Острове сламывал ту отравленную иглу, на острие которой таилась смерть величайшего демонского заповедника, именуемого Хазарией, оба берега Итиля уж были насмерть скручены зловещими путами, что выпряли подземельные пряхи Макоши из душераздирающих воплей и черного дыма.

Уничтожители родоненавистников выламывали двери, а то и разворачивали бревнами стены кирпичных домов итильских торгашей, врывались в синагоги, мечети, в молельные дворцы христиан — поклонников новых еврейских Богов и выносили оттуда столько серебра, столько золота, что иной раз не находили куда его складывать.