Русалия - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Амутных cтр.№ 129

Разбежавшиеся Цветана, Чаруша и Вишня замерли кто где, в священном трепете провожая вдвое увеличившимися глазами черную тень, скрывающуюся в противоположном леске. Вот уж они натерпелись страху! И хотя почти сразу каждая из них признала в налетчике Святослава, сила смятенности ничуть тем не умалялась, ибо, хоть и был мохнатый наряд личиной, в подлинности страсти того бесого [448] волка кто бы мог усомниться. Что же удивительного, что растревоженная зажигательным происшествием молодая женственность вынужденно сосредоточивается на собственном предназначении, требующем известной жертвы?

Девушки стали сходиться. Но потеря одной из подруг унесла все улыбки с их ягодных уст. Сколько-то времени так стояли они, все глядя в ту сторону, куда унес «серый волк» Предславу, точно ждали ее возвращения. Но вот Чаруша отерла расшитой зеленой рукавицей, отороченной бобром, капельки от растаявших снежинок на бровях, и так же, не отводя затуманенный взор от белоснежной дали, неспешно произнесла с плохо скрываемой завистью:

— Мне тоже третьего дня волк снился [449] , - значит, подружки… и меня Большак вот так вот сгребет в охапку и… и все…

И вдруг обильные слезы полились из ее красивых светлых глаз.

А Святослав тем временем, проскочив лесок, бесперечь закидывавший его с Предславой путь снежным осыпалом [450] , наконец осадил Воронка. Соскочил с коня, бережно опустил на землю Предславу. Она была, воистину, ни жива ни мертва. И не потому, чтобы не было ей желанно это похищение, просто слишком велико было для нее значение этого снежистого дня, слишком много душевных сил спрашивал он с нее.

— Какие щеки! Слушай, у тебя такие смешные щеки! Яблоки просто, — восхищенно зарычал Святослав, обхватив Предславу так, что их лбы соединились.

— Я смешная? — с деланной обидой и таким же ненатуральными попытками вырваться из железных объятий сверкнула исподлобья васильковым взором дивчина.

— Да-а, смешная. Очень.

— Почему?

— Потому что хорошая.

Губы их соединились… Но это было так… прекрасно, что сердечко Предславы никак не могло выдержать удара той незнаемой силы: счастья — не счастья, ужаса — не ужаса, ликования — не ликования, боли — не боли… Хитро вывернувшись из молодецких объятий она бросилась прочь, не разбирая дороги. А Святослав (вот же злодей!) даже и не сразу поторопился за ней, а нарочно дал ей чуть отбежать, и тогда только нарочно неспешно пошел по ее следу. И тем не менее не длиннее пятнадцати сажень оказалось во взрытой их ногами борозде. Настигнув Предславу серый овчар набросился на нее, повалил в снег, — восторженному писку девицы ответил коротким лошадиным хохотом оставленный в одиночестве Воронок.

Вновь лица Святоши и Предславы сблизились так, что для каждого видимые им черты стали расплываться, смешиваться с обступающей снежной белизной, так похожей на свет Белобога. Теперь не было слов. Святослав тихо целовал сладко румянящиеся щеки дивчины, а она невольно улыбалась, думая, как же вдруг песий запах этой волчьей меховины кажется ей почти приятным.

С неба падали редкие приплясывающие хлопья.

Новый год разворачивал свои первые дни, страша неведомщиной грядущего, потрясая непреложностью Закона: чтобы родился Коляда [451] , необходимо было умереть старому солнцу. И все-то на этой земле так:, хоть и страшна смерть, да только она, Морена, вдохновляет всякое начало. Но какое начатие бывает тихим, мирным, безмятежным?! Нет, право на жизнь высекается в борении противоположного: мороза и пламени, тьмы и света, старого и молодого, Чернобога и Белобога… Оттого-то в начале новолетья и творится такая кутерьма, что только держись. Простыши, если и не доверялись вчистую ими же измысленным сказкам, все же очен-но любили поболтать о том, что навии, лихоманки и прочие насельники подземельного мира выбираются в эти дни на поверхность, воруют звезды, до смерти задаивают коров и подстраивают самые вредоносные шкоды; мертвецы нередко приходят вечерять в прежние свои дома, и, если им забывают выставить угощение, запросто могут сделать так, чтобы баба родила уродище, а то и вовсе превратить ее в бесплоду, а то даже наслать на двор Коровью смерть. И странное дело: хоть большинство людей посмеивались над теми россказнями, все же как бы в шутку чертили углем над дверями русские солнечные кресты, выжигали кресты дома на притолоках, кропили все самое ценное водой, еще на Купалу принесенной из святого источника, выходили среди ночи трясти яблони и вишни, ведь Карачун [452] мог погубить их смертельным сном, а кроме того в эту пору на всякий случай, чтобы не отягощать злорадением и без того смутное время, даже самые завзятые недруги быстренько прекращали все тяжбы и раздоры, готовили друг другу извинительные подарения, многие даже отпускали на волю захваченных на полях брани и подчиненных рабству иноплеменников… и все во избежание несчетных несчастий, якобы сопутствующих установлению нового времени. Так что, с тех пор, как волхвы стали обходить по Коляде [453] вверенные им Родом белоликие города и селения, распевая хвалы русскому Богу, уже многое успело произойти…

Целоваться на снегу да при морозе долго не станешь, — и вот Святослав уж вез свою нареченную в Киев. Теперь он усадил ее на Воронка перед собой боком, так что Предславе, чтобы удержаться на лошади, пришлось обхватить молодца руками, при том ее красивая головка в высокой шапке то и дело на подскоках невольно прижималась к его груди, и личико окуналось в космы запашистой волчьей шерсти. Зато такое положение позволяло деве не встречаться глазами со встречными и поперечными, при виде князя, везущего невесту, останавливавшимися с раззявленными ртами, а то и бегущими следом с шумными привечаниями. Предслава прятала глаза, потому что было в этом внимании что-то такое нескромное, отчего становилось стыдно.

— Святоша, а, Святоша, — наконец после очередного привета взмолилась Предслава, — давай не будем сейчас в город ехать. Потом… Давай сейчас к кому-нибудь… Да хоть и вуя [454] можно навестить. Он на Подоле живет.

— Ну что же, — счастливо пробубнил ей в лоб, при том касаясь губами русых бровей, Святослав, — много родни — мало беды.

Если Предслава надеялась завернуть в посад, чтобы укрыться от докучливого постороннего любопытства, то не здесь было искать затишья. По всему Подолу новогодняя русалия гудела, как порожистый Днепр, только что проломивший лед, расцветала радужными платками и шапками, будто луг в Ярилин день, двигалась, текла, кипела, подобно бьющейся на ветру расписной осенней листве. Вон пляшут, кувыркаются, выкрикивая то писклявыми, то потешно грубыми голосами какие-то припевки ряженые зверями русальцы. Там веселые ватаги детворы носятся, забрасывают друг друга снегом, и в слитном гаме тонут и смех, и непременные при всяком веселье слезы. А здесь на утоптанном и уже не раз окропленном кровью снегу выстроились в два ряда друг против друга кулачники…