Центурион Траяна - читать онлайн книгу. Автор: Александр Старшинов cтр.№ 73

– Сколько ты за него хочешь? – спросил Децебал.

– Тысячу римских денариев.

– Дорого. В самом Риме за него столько не дадут.

– Он болтал, что самый лучший пекарь во всей провинции.

– Меня мой устраивает…

– Этот пекарь наверняка окажется для тебя очень ценным приобретением, – не уступал Сусаг. – Я еще малую цену назначил, мог бы и две тысячи потребовать. Он что-то болтал про верные сведения, которые собрал на той стороне.

Децебал окинул Калидрома таким взглядом, что тот попятился. Потом царь кивнул казначею, и тот стал отсчитывать монеты.

* * *

Вечером в бывшие покои Буребисты к Децебалу привели нового раба.

– О, могучий царь, вели, чтобы мне вернули плащ из лисьих шкур, а то я мерзну в этих диких местах, – начал тут же причитать грек.

Он был неприятно разочарован – внутри, несмотря на огонь в очаге, было не слишком тепло.

– Как тебя угораздило попасться в плен? – спросил Децебал, проигнорировав вопрос о плаще.

– Я был в обозе наместника. Все, как уговорено было, сделал, золотой браслет с волчьей мордой надел. А человек Сусага браслет отнял и меня к другим пленникам кинул. Злобный пес, а не дерзкий волк повстречался мне на пути. Всю руку ободрал…

– Радуйся, что не убили, – оборвал его причитания Децебал.

– Надеюсь, моя помощь оказалась полезной, могучий царь? Это я доносил, сколько и где народу квартируется по лагерям, – спешно напомнил о своих заслугах Калидром.

Децебал сдержанно кивнул:

– Ты ловкий парень.

– Это все стеклянные сосуды наместника! – хихикнул Калидром. И, сообразив, что Децебал причину его веселья не понял, начал спешно объяснять: – Я рассказывал всем, что потерялись заказанные в Аквилее драгоценные стеклянные сосуды наместника. Глянусь Зевсом, со мной никто не сравнится, уж коли я начну раздувать трубу красноречия. Так что я, грозя этим глупым воякам всеми карами и перуном Громовержца, облазал весь лагерь в Эске в поисках стеклянных сосудов. И в Новах тоже искал – очень тщательно.

– Ты ценный союзник. И цена твоя теперь известна.

Калидром сделал вид, что не понял издевки.

– Хотел бы я плыть скромным суденышком в фарватере твоей царской триремы… Но вожди твоих союзников не пожелали внимать моим речам.

– Или, наоборот, пожелали! – перебил Децебал словоохотливого грека.

Наверняка Сусаг быстро смекнул, что царь пожелает выкупить своего шпиона. Знал старый хитрец, что не простого пекаря продает царю, а важного соглядатая. Но для Сусага нет союзников, есть только прибыль в золотых да серебряных монетах.

– Ныне моя жизнь в твоих драгоценных руках!

– Здесь тебе оставаться опасно. – Децебал сделал вид, что не замечает всех этих словесных вывертов Калидрома. – Летом нам придется отступать. Если попадешься римлянам, они с тебя с живого шкуру сдерут.

– Как Аполлон с Марсия, – хихикнул грек. – Да только не так-то просто лишить меня моей несравненной шкуры. Я скажу, что меня захватили в плен бастарны, кипящие бойкой свирепостью, а потом… – опять пустился в разглагольствования Калидром.

– Не нужно! – оборвал его Децебал. – Поедешь вместе с моими людьми в Византий, а оттуда – в Вифинию.

– В Вифинию? Э-э… – Кажется, у острослова в этот раз не нашлось ничего в запасе.

– Именно. Оттуда отправится мое посольство к парфянскому царю Пакору. [143] Ты повезешь от меня письмо великому царю. Трудно одолеть римскую волчицу одному дакийскому волку. Но если мы объединимся с парфянским царем Пакором – Рим не устоит.

Децебал скрипнул зубами. Потому что в этот момент подумал – как много времени потеряно. Сначала он уговаривал всех этих лживых и хитрых вождей, что никак не желали примкнуть к союзу, склонить свои подлые шеи и признать власть дакийского царя. Разве не щедр был с ними Децебал, разве нарушал он данное слово? Но они хитрили и юлили, клялись и тут же нарушали клятвы. Напоминали о прежних долгах и давних союзах, о вольности, которой у них никогда не было и в помине. Интересно, о каких клятвах они начнут вспоминать, когда на их домах запылают крыши? Бастарны сначала предали, теперь явились. Если бы осенью они были вместе с Децебалом, возможно, кости римлян теперь белели бы на берегах Бистры и Тибуска, как лежат на склонах гор черепа легионеров Корнелия Фуска.

Да что толку печалиться о том, что ушло, утекло, как ручьи весной текут с гор. Все в прошлом. Новые беды грядут.

Децебал нахмурился еще больше – оказывается, витийство – это заразно, как лихорадка.

– Повеление твое весьма жестокое, – заметил Калидром. – Тебе, могучий царь, не известно ничего о тяжести подобного труда.

– У меня другой труд – не менее тяжелый, – одернул его Децебал. – Вот послание Пакору, вот деньги. – Децебал выложил на небольшой трехногий столик, явно прежде служивший какому-нибудь римскому аристократу в изгнании, а потом привезенный кем-то из даков из похода, кожаный футляр со свитком и мешок с монетами. – С тобой поедут трое моих доверенных людей и еще десять человек охраны. Все переодетые вроде как купцами. Ты – незаметный, будешь среди них.

– Незаметный? – Калидром обиделся.

Он себя почитал очень даже заметным среди прочих.

– Если рот не будешь разевать по пустому поводу, доберешься до Пакора. А не доберешься – себя вини в том, – произнес Децебал с угрозой.

* * *

Покончив с Калидромом, Децебал велел одному из коматов позвать Везину.

Вечером, когда все соберутся за столом, не поговоришь с глазу на глаз.

– В ближайшие дни я возвращаюсь в Сармизегетузу. Летом римская армия пойдет двумя путями. Я встречу их в долине Бистры, а тебе воевать с ними здесь, на Алуте. Думал, Диег будет с тобой, но он ранен, до лета вряд ли сядет на коня. Не пропусти римлян через второй перевал.

– Не пропущу, – заверил Везина.

Зимой Децебал создавал сразу две армии: одну в горах, другую готовил здесь, в долине. Несколько центурий римских дезертиров и молодые люди, обученные римскому строю, стали костяком пехотных когорт. Децебал несколько дней назад нарочно устроил близ Аргедавы учения. Созданные когорты выглядели внушительно.

Другое не понравилось Децебалу: несколько сотен местных, из долины, сбежали и утекли по домам вместе с тающим снегом. Близилось время пахать да сеять, и крестьянам было плевать на войну. Прежняя злобная дикость у беглецов проявилась в одном: пытавшихся им помешать коматов они зарезали. И рука не дрогнула.

«Поймаю – сожгу живьем», – дал клятву сам себе Децебал.

Их найдут – когда волна римского нашествия схлынет. И тогда эти трусы и тупицы изведают, что такое гнев Децебала. Из одной лишь центурии никто не сбежал – из той, что собрал Ремокс.