Птица малая - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Д. Расселл cтр.№ 19

На стуле возле его постели висел купальный халат, из кармана которого торчала зубная щетка — так, чтобы он наверняка заметил. На ночном столике стоял флакон с таблетками, рядом лежала записка от Энн: «Две, когда проснешься. Две перед сном. От них тебе не станет groggy. На кухне — кофе». Пару секунд Эмилио гадал, что означает groggy. Тошнить, предположил из контекста, но сделал мысленную пометку, что нужно проверить в словаре.

Стоя в ванной, он решил воздержаться от душа, опасаясь за бинты, стягивавшие ребра. Насколько смог, Эмилио вымылся и безучастно уставился на свое отражение, отметив яркие цвета и отеки. Внезапно нахлынула паника, когда он подумал, какой сейчас день и который час, страшась, что сегодня воскресенье и что он подвел свою небольшую паству, не удосужившись явиться. Нет, вспомнил он. Сегодня, должно быть, суббота. А в церкви лишь юный Фелипе Рейес, готовый отправлять службу. Эмилио засмеялся, предвкушая фантастическую головомойку на латыни, которую ему задаст Фелипе, но боль в грудной клетке заставила его оцепенеть, и он осознал, что ему впрямь придется выложиться, проводя завтрашнюю мессу. Эмилио вспомнил слова Энн, сказанные прошлой ночью: «Свои страдания ты сможешь принести на алтарь завтра». Говорила она с сарказмом, но понимала, что его ждет.

Эмилио медленно оделся. На кухне Энн и Джордж оставили для него свежий хлеб и апельсины. Но его еще слегка подташнивало, поэтому он ограничился черным кофе, умерившим головную боль.

Когда он вышел из дома, было около двух часов дня. Эмилио позволил себе явную непристойность и, собравшись с духом, на виду у всех направился к своей квартирке, расположенной возле берега.

Каждому, кто его останавливал, Эмилио выдавал новую историю, и, по мере того как он продвигался к дому, эти объяснения делались все смешнее и все невероятнее. Люди, которые раньше никогда с ним не говорили, теперь смеялись и застенчиво предлагали помощь. Дети сбивались в стайки и бежали за ним, передавая приглашения к обеду от своих матерей. Фелипе ревновал.

Эмилио мог пользоваться лишь левой рукой, поднимая освященные хлеб и вино, но месса следующего утра оказалась самой посещаемой с тех пор, как он вернулся в Пуэрто-Рико. Пришла даже Энн.

Аресибо: май, 2019

Этой же весной предложение Джимми Квинна, написанное для доктора Яногучи, пропустили через каналы ИКА, обсудили и одобрили. По договоренности с ее брокером, согласившимся на состязательный аспект предложения, была нанята София Мендес, которая выставила вполне прозрачный критерий того, как следует судить об успехе или провале проекта. После непродолжительных переговоров ИКА принял ее условия. Если она победит, брокер должен получить втрое против обычного гонорара — достаточно, чтобы погасить ее долг. Если проиграет, ИКА может принять программу с учетом выявленных ограничений, но не платить ничего. Ее брокер мог затем продлить контракт с тройной оплатой на время, которое займет у нее выполнение проекта ИКА. Джимми был очень доволен.

Но София Мендес, в конце апреля завершив свой сингапурский проект и приготовившись работать с ИКА, не радовалась. Она сохраняла холодную нейтральность, сосредоточившись на том, что есть, и игнорируя то, что может быть. Она выжила благодаря наследственности и опыту, помогавшим ей видеть реальность, не затуманенную эмоциями. Это был талант, который хорошо послужил ее семье на протяжении веков.

До выдворения евреев из Испании в 1492 году древние Мендесы были банкирами, финансировавшими королевскую семью. Изгнанные из Иберии, они были радушно приняты Оттоманской империей, охотно пускавшей на свои земли сефардских торговцев и астрономов, ученых и поэтов, архивариусов, математиков, переводчиков и дипломатов, философов и банкиров вроде Мендесов, которых их католические величества, Фердинанд и Изабелла, выжили из Испании. Сефарды быстро вошли в число самых полезных и деятельных людей империи, их община была представлена на самом верху выдающимися личностями, служившими череде султанов, как их предки служили при испанских дворах. Культура, подарившая миру Талмуд и непревзойденного ученого-философа Маймонида, вновь стала влиятельной и уважаемой.

Но все меняется. Оттоманская империя стала просто Турцией. В XX веке фамилия Мендесов состояла из скромных, образованных людей, которые не рассказывали чужакам о своем славном прошлом, но собственным детям не позволяли его забыть. Они не тратили время, оплакивая былое; они делали лучшее, что позволяли обстоятельства, а их лучшее было, как правило, превосходным. И это унаследовала София. Деньги и влияние ушли; гордость и ясный ум — нет.

Когда Стамбул принялся кромсать себя на обломки в безумии второй курдской войны, Софии Мендес было тринадцать. Прежде чем ей исполнилось четырнадцать, ее мать погибла от взрыва случайного минометного снаряда. Через несколько недель ее отец, экономист, отправился на поиски еды и больше не вернулся к развалинам, оставшимся от их дома, — вероятно, тоже погиб. Детство Софии, в котором были книги и музыка, любовь и учеба, закончилось. Из города, блокированного войсками ООН и оставленного пожирать себя, нельзя было уйти. Одинокая и беспомощная, она оказалась в мире бессмысленной бойни. Согласно восьмисотлетней сефардской традиции, после двенадцати с половиной лет она стала «богерет аль ришут нафша [17] » — взрослой с правом распоряжаться своей душой. Тора учит: «Выбирай жизнь». И поэтому, вместо того чтобы гордо умереть, София Мендес продала, что у нее было продать, и выжила.

Ее клиентами были в основном подростки, осатаневшие от насилия, и мужчины, которые, возможно, были когда-то порядочными мужьями и хорошими отцами, но ныне сделались ополченцами нескольких десятков ожесточенных группировок — все, что осталось от замечательного космополитического общества, некогда славившегося многообразием, как славились Сан-Франциско, Сараево, Бейрут. София училась получать плату вперед и уноситься сознанием подальше, пока использовали ее тело. Она узнала, что смертельный страх оборачивается смертоносным гневом и что мужчины, которые плачут в ее объятиях, вполне могут попытаться ее убить перед тем, как уйти, и училась пользоваться ножом. Она училась тому, чему учится каждый во время войны. Пережить этот кошмар — единственное, что имеет значение.

Из шеренги девчонок на углу француз выбрал Софию потому, что даже после полутора лет, проведенных на улице, она все еще была красива. Жана-Клода Жобера всегда влекли контрасты. В этом случае — бледная кожа и черные волосы вкупе с четко очерченными бровями; аристократическая осанка и грязная школьная униформа; юность и опыт. У него имелись деньги, а в Стамбуле еще можно было разжиться кое-чем, если способен платить. Он настоял, чтобы Софию одели должным образом, обеспечили гостиничной комнатой с проточной водой, где она могла мыться, и едой, которую она не стала бы глотать, не разжевывая, — несмотря на явное недоедание. София приняла и это, и то, что последовало дальше, — без благодарности или стыда. Жобер отыскал ее во второй раз, и после, за обедом, они обсудили войну, внешний мир и его бизнес.