Особый район - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Козловский cтр.№ 40

Преследователи уже нагоняли свою жертву, когда дорогу им перегородила стена цветного тумана, в котором и скрылся Набон. Палур с Гаей без колебаний последовали за ним и оказались в странном месте, где было страшно холодно, намного холоднее, чем в их стране, и деревья стояли какие-то мелкие и чахлые. А навстречу им вместо рыжего раба вышел незнакомый человек в странных одеждах…

Что произошло дальше, Незванов знал и без Мюллера. Набон из засады убил Палура, а сам был ранен пулями из незнакомого ему огнестрельного оружия. После вспышки ярости в больнице, спровоцированной, по мнению врача, воздействием наркоза, дикарь быстро успокоился и в дальнейшем вел себя очень тихо, являя собой образец послушания. Главное было — держать его подальше от Гаи и Доны, потому что, увидев его, они начинали злобно кричать и швырять в ненавистного питекантропа всем, что подворачивалось под руку.

Возможно, рыжий питекантроп заслуживал наказания за совершенные преступления, да только срок давности вышел тысячи лет назад. Иван Петрович долго ломал голову над тем, куда пристроить злосчастного дикаря, и не придумал ничего лучше, чем определить его в команду ассенизаторов, возглавляемую Трамваем в которой, кроме самого Трамвая и интеллигентного бича Юрася, числились еще трое спившихся до потери человеческого облика поселковых жителей.

Как ни удивительно, но Набон, немедленно перекрещенный Трамваем просто в Рыжего, быстро прижился в «говновозной команде». Он не чурался никакой работы, не гнушался лезть руками в дерьмо и помои и беспрекословно исполнял все приказы, которые Трамвай навострился отдавать ему жестами. Жители поселка покатывались от хохота, наблюдая, как Трамвай, восседая на телеге в окружении коллег-золотарей, выставив перед собой деревянную ногу, ставшую отчего-то предметом особого восхищения Рыжего, понукает безропотного питекантропа, разбивающего ломиком замерзшие нечистоты. Так между питекантропом и местными бичами наступило полное взаимопонимание, безоблачно продолжавшееся до тех пор, пока команде Трамвая не удалось сэкономить достаточное количество полученного по норме сахара и поставить на нем бражку. Через неделю бражка созрела, и они устроили пир. Перепала кружка пойла и Рыжему. Ему очень понравилось, и вторую кружку он уже не просил, а нагло требовал. Участники застолья пытались защитить драгоценный напиток от разбушевавшегося питекантропа, но с тем же успехом они могли попытаться руками остановить прущий на полном ходу тяжелый бульдозер.

Кончилась пьянка плачевно. Успевшие сбежать Трамвай и Юрась потом с трудом вспоминали, что же, собственно, произошло в комнате маленького общежития, называемого бичарней. Тогда они с воплями выскочили на улицу и налетели прямо на проходившего мимо участкового. Кое-как разобравшись, что в бичарне происходит что-то нехорошее, лейтенант вытащил пистолет и влетел в неимоверно грязную комнату, где перед ним предстала страшная картина. Один из участников неудавшегося застолья лежал на полу с головой, свернутой чуть ли не на сто восемьдесят градусов, и не подавал признаков жизни. Второй сидел у стены, держался за грудь, хрипло дышал, и при каждом выдохе у него изо рта выплескивалась струйка крови. Злобно рычащий питекантроп подступал к третьему, который зажался в углу и что-то тихо шептал, глядя на чудовище обреченными глазами.

— Стой! — крикнул Винокуров без особой, впрочем, надежды на успех.

Рыжий обернулся, увидел милиционера и, злобно оскалившись, немедленно переключился на него. Наверное, лейтенант показался ему более достойной жертвой, и он бросился на нового противника. Не дожидаясь, пока его настигнет участь жертв пьяного питекантропа, Виноградов выстрелил. Он хотел попасть дикарю в плечо, но тот двигался слишком быстро, и пуля влетела ему прямо в оскаленную пасть, вынеся из затылка кусок черепной кости вместе с мозгами…

Один из участников празднества, со свернутой шеей, умер мгновенно. Второго, которому Рыжий проломил ударом кулака грудь, отчего осколки ребер пропороли легкое, медикам выходить тоже не удалось. Третий, спасенный Винокуровым, несколько недель после этого случая не мог выговорить ни слова. Когда он пытался что-то сказать, у него изо рта вырывалось только нечленораздельное мычание, сопровождаемое отчаянными жестами. А когда к нему вернулся дар речи, у него осталось сильное заикание, скорее всего — навсегда. Единственным положительным моментом во всей истории было то, что заика бросил пить. Как отрезало. Пригубив любой горячительный напиток, он тут же вскакивал из-за стола и выбегал на улицу, чтобы извергнуть содержимое желудка.

Когда Гая и Дона узнали о гибели своего врага, они пришли в состояние полного восторга и целый день пели на своем языке грозные воинственные песни, от которых у слышавших их людей по коже пробегали мурашки. После этого при встречах с Винокуровым обе женщины падали перед ним на колени, стараясь коснуться лбом его ботинок. Наверное, так у их народа было принято выражать свою признательность.

Так в вонючей комнатке приискового общежития выстрел участкового милиционера поставил завершающую точку в трагедии, начало которой было положено тысячи, а может быть, и десятки тысяч лет назад.

— Давно известно, что в любом мифе есть изрядная доля правды, — завершил Мюллер свой рассказ. — А в нашем случае в этом и сомневаться не приходится, вспомните хотя бы тот электроножичек. Или трубу, из которой покойный муж Гаи склепал наконечник копья. Скорее всего это сталь, но чем-то так хитро легированная, что концентрированные кислоты не оставляют на ее поверхности даже пятнышка. А при какой температуре она плавится, одному Богу известно. Во всяком случае, автоген ее не взял и электросварка тоже. Что-то я не слышал, чтобы промышленность у нас выпускала такие сорта… Не сами же наши дикари делают подобные вещи. Помните, я еще в прошлом году говорил вам, что они — потомки исчезнувшей цивилизации. Теперь я готов даже поверить, что их предки на самом деле были чуть ли не бессмертными. Не зря ведь в Библии написано, что люди до Потопа жили почти по тысяче лет.

— Стоп, стоп! — поняв, что Мюллера понесло в сторону излюбленной темы, Незванов похлопал ладонью по столу. — Ты мне скажи лучше, какая практическая польза может быть нам от всего этого?

— Как это — какая польза? — опешил Альберт Генрихович. — Знания ценны сами по себе!

— Не думай, что я такой уж тупой и упертый материалист, — с обидой сказал Иван Петрович. — Я так же, как и ты, мог бы радоваться абстрактным знаниям, но в отличие от тебя я отвечаю за поселок, и меня, прежде всего, беспокоит, чем завтра кормить народ. Или — нашел ли Альберт Генрихович проход на материк. Скажи, нашел?

— Но мы ведь не обследовали еще и половину района! — запротестовал Мюллер. — Сойдет паводок, тогда и продолжим…

— А вот это вряд ли, — огорошил его Незванов. — Я не могу позволить, чтобы девять здоровых мужиков все лето болтались по горам, а женщины горбатились за них в поле. Ты представляешь, сколько нужно одного сена накосить и перевезти, чтобы обеспечить стадо кормами на зиму?

Мюллер прикусил язык. Проведя почти всю зиму вне поселка, он как-то выпустил из вида, что жизнь в Красноармейце резко меняется, сделав разворот в сторону сельского хозяйства, и тут директор совершенно прав, важны будут каждые рабочие руки.