Наследники Демиурга - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ерпылев cтр.№ 18

Мансур еще пробовал трепыхаться, сопротивляться волне, увлекающей его куда-то в сияющую даль, полную огромных лучистых звезд с алмазно-острыми гранями.

«Дедушка, я…»

Старик, вытянув тощую и сморщенную, похожую на черепашью, шею и приставив к уху «лодочкой» скрюченную артритом ладонь, долго вслушивался в звуки, доносящиеся из прихожей. Зрение, конечно, уже не то, что в молодости, но слухом Бог пока не обидел. Так, суетливое копошение сына, затем крик: «Пап, я за молоком! Не скучай!» (будто он глухой, в самом деле), скрежет ключа в скважине и удаляющийся топот по лестнице.

Ушел. Ну и славненько!

Удовлетворенно кивнув головой, Георгий Владимирович прокатил безбожно скрипящую коляску в комнату сына.

Ох, не нравился Владик, кровиночка единственная, отцу в последнее время. Связался, что ли, снова с бизнесом этим богомерзким? Все неймется ему. И книги потихоньку таскает куда-то, и безделушки всякие, когда думает, что никто не видит… Ну прямо как Варька-профура! Ладно, той-то всю жизнь не хватало. Всю жизнь свою никчемную от этого дома кормилась, и все-то ей не хватало, а ему? И так ведь все ему достанется, приберет ведь Господь скоро раба своего забытого…

Так, ящики стола, конечно, закрыты. Секретничаем, значит. Ну и ладушки: значит, считает сынок старика-отца не совсем еще выжившим из ума, уважает… А может, просто по привычке? Работал-то ведь в закрытом институте, чуть ли не в «почтовом ящике»… «Болтун – находка для шпиона!», «Храни документы под замком! Помни – к ним тянется рука врага!» и все такое… Ладно, проверим.

Ключи сейчас искать – дело гиблое, да и лежать они могут где-нибудь высоко, не достать ему безногому, ох не достать… Не беда, вспомним годы молодые!

Старик пошарил глазами по столу и, протянув дрожащую руку, сцапал массивную скрепку. Чего это он такой железякой скалывает, а? Не скрепка – ломик какой-то скрученный! Теперь главное, чтобы руки не подвели, не те руки-то в последние годы, не те… А что у тебя «то», развалина ты древняя?

Разгибалась добротная скрепка, зарубежной, конечно, качественной работы, с трудом. Хорошая, видимо, сталь на нее пущена золингеновская поди! А может быть, просто руки совсем ослабли… Ну ладно, хватит вроде. Теперь сюда вот, в замочек…

Хорошо помнил Георгий Владимирович, как привезли в квартиру этот вот самый стол. В каком это было году? Пятьдесят третий? Нет, эпитафию Хозяину он писал еще за старым столом, за тем, который сейчас стоит в кабинете… В пятьдесят пятом? Да, точно, в пятьдесят пятом! Или в пятьдесят шестом… Может быть… А когда Владька пошел в школу, в шестьдесят третьем, стол перекочевал в его комнату, Татьяна настояла. А Сотников-старший и не спорил: ничего путного за этим столом все равно не писалось – время-то было смутное и мутное…

«Мы живем, под ногами не чуя страны…» Кто, бишь, это написал, а? Совсем памяти не стало…

А как только старый заслуженный стол извлекли из чулана, протерли и перетащили в кабинет – пошло дело, и поперло, и поперло… Роман «Летящие быстрее звука», помнится, тогда накропал за ним. Всего за пару месяцев, между прочим, накропал. А за него Леня позже, к пятидесятой годовщине переворота, «картавого» дал. Любил Генеральный почитать Сотникова, любил… Брешут много теперь про Брежнева, а он-то Леонида Ильича хорошо знал, выпивали вместе, то да се… Писал для него, помнится, грешным делом. Вернее, ЗА него – писатель-то из Леонида Ильича был никакой, хотя чуть не целую библиотеку трудов оставил… Знал Леня, знал, хоть и крутил… Хитрован был «кустобровый» наш, не чета иным. Не зря же подкатывался мелким бесом в пятьдесят восьмом… Или в пятьдесят седьмом?..

Импровизированная отмычка, наконец, провернулась в бронзовой скважине (не алюминий какой-нибудь анодированный – ишь, как позеленела!), и тяжелый ящик со скрипом выдвинулся из чрева стола.

«Совсем Варька-зараза запустила мебель, надо будет…»

Какая тебе Варька, склеротик старый? Варьку рассчитали давно. Ты же и рассчитал: пастушку фарфоровую фрицевскую, трофейную, видите ли, пожалел, да пару паршивых серебряных ложек. Твои, что ли, ложки, фамильные? Колька ведь Ежов прислал в тридцать восьмом целый ящик, подлизывался сучонок мелкий! Чувствовал что-то…

Нет, не чувствовал. Знал. Зна-а-ал, точно знал! Поэтому Хозяин и убрал его с доски, словно пешку… А ложки-то остались и ничего, супа не портили, не горчил супец, кровушкой не отдавал… Варька-то где сейчас?.. Поди, хворает, сердешная. Лет-то ей сколько… Ведь это только он – Кощей Бессмертный… А ну как померла? Надо Владика попросить разузнать, как там и чего…

А может, если жива, старая, обратно взять? Пусть Владька чуток отдохнет. Не дело ведь: совсем молодой, полтинник еще когда стукнет, а со стариком как с малым дитем возится… Только что пеленки не стирает… Хотя пеленки-то они, может, и лучше будут… Согласиться, что ли, на эти «сникерсы» богомерзкие буржуйские? Нет, не «сникерсы» – «памперсы»… Черт их там разберет. Да и с Варькой-то не так стыдно… Ее ведь, Варьку-то, чего стыдиться? Она его во всех видах видывала, прости Господи. Помнится, лет эдак сорок – пятьдесят назад, ого-го была, оторва каких поискать, хм-м… Только Татьяна за порог, она тут как тут…

Что-то он разнюнился сегодня, развоспоминался. Дело нужно делать, пока Владька не вернулся. Потом время будет повспоминать.

Так, здесь ничего особенного: карандаши всякие, ручки… Это все со школьных Владькиных времен, со студенческих, валяется. И к чему такое барахло запирать? А вот этот карандашик памятный. Сам из братской ГДР привез Владику целую коробку. Удобный карандаш: одним концом пишешь, а на другом, в гильзе металлической, – ластик зажат… Смотри-ка, все еще стирает. Лет тридцать пять ему, не меньше, а стирает, как миленький. Умели делать, не то, что сейчас… Владька, видно, любил эти карандашики – один только и остался, на две трети источенный. А может, наоборот, раздарил кому ни попадя, добрая душа… А вот обычный ластик. «Koh-i-Nor», со слоником, Чехословакия, вроде бы шестьдесят девятый год, сразу после памятного шестьдесят восьмого… Ладно, нет здесь ничего интересного!

Второй ящик открылся уже быстрее – вот что значит сноровка и тренировка. Тут бумаги какие-то. Почитаем, почитаем…

Почерк какой хороший у Владьки, четкий, ровный! Не испортил со школьных пор, не разучился красиво писать мальчик. Другие, смотришь, как курица лапой скребут – ни слова не разберешь, а тут: буковка к буковке, с завитушками, как в старой прописи… Эх, зря чернильные ручки отменили в свое время. Шариковая – совсем не то… Ну-ну, что мы тут прописуем?

«О недавнем шторме напоминают только клочья серых, как госпитальная вата, туч, стремительно несущихся по низкому северному небу, да тяжелая зыбь, недаром называемая моряками „мертвой“. Ленивые серые валы мерно переваливают с боку на бок гигантскую тушу судна, больше всего похожего сейчас на отдыхающее на поверхности после жестокой трепки морское животное. Георгию Владимировичу (хм-м, тоже Георгий Владимирович, смотри-ка!) кажется, что эта мерная качка выворачивает все его внутренности наружу, несмотря на недешевые патентованные лекарства от укачивания, поглощаемые (прости печень!) в огромных количествах.