Звездный страж - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Гончаров, Эрик Фрэнк Рассел cтр.№ 109

— Я? — Он усмехнулся. — В данный момент я пытаюсь вырасти в несколько ином направлении. В том, в котором обычно и растут.

Как только гость ушел, он швырнул пачку документов в выдвижной ящик стола. По большей части теперь это были ненужные бумажки. Странно — теперь ему дышалось гораздо легче, чем когда либо, легкие заполнялись более полно.

В приемной своего кабинета он сообщил секретарю:

— Сегодня я дома. Позвоните, если будет что-то безотлагательное.

Шофер закрыл дверь на шестой ступеньке. «Слабовольный», — подумал Корман, забегая по лестнице в дом. Только придурковатый не имеет силы отучить себя от самим созданной привычки. В привычке можно закоснеть надолго и навсегда.

Он встретил горничную вопросом:

— Где моя жена?

— Вышла примерно десять минут назад. Сказала, что вернется через полчаса.

— Она взяла с собой…

— Нет, сэр. Девочка в салоне.

Он осторожно вошел в салон, где застал ребенка покоящимся на большом диване, с откинутой головой и закрытыми глазами. Рядом еле слышно играло радио. Интересно, сама включила? Скорее всего, кто-то просто оставил его включенным.

Подойдя на цыпочках по ковру, он приглушил еле слышную музыку. Девочка открыла глаза и села, выпрямившись. Направившись к дивану, он поднял с ковра ее плюшевого медведя и, положив его с одной стороны, с другой сел сам.

— Татьяна, — спросил он с грубой нежностью, — почему ты — ничто?

Никакого ответа. Ни малейшего признака, что она живет рядом с ним, дышит и разговаривает.

— Это потому, что у тебя никого нет?

Молчание.

— Никого из близких? — Настаивал он, чувствуя нечто близкое к помешательству. — Даже котенка?

Она посмотрела на свои туфли, громадные глаза были чуть прикрыты бледными веками. Никакой реакции не последовало.

Вот она, горечь поражения. В отчаянии он перебирал пальцами, как человек на грани нервного срыва. Фразы путались в голове.

«Я — ничтожество».

«Мой котик… они выбросили его».

Его взор слепо блуждал по комнате, пока разум бесплодно кружился у этой стены молчания в поисках входа. Или там не было никакого входа?

Был.

Он отыскал его совсем неожиданно.

Помимо воли он пробормотал:

— Я очень, очень маленький, я должен быть среди взрослых. Всю жизнь меня окружало много людей. Но у меня не было ни одного человека. Ни одного, кто был бы по-настоящему моим. Ни единого. И я тоже, я — ничтожество.

Она погладила его по руке.

Потрясение было грандиозным. Пораженный сверх всякой меры, он посмотрел туда, где только что была ее рука, спешное отступление. Пульс тяжело застучал в висках. Что-то внутри него быстро становилось слишком большим, чтобы удерживать это внутри.

Он схватил ее и посадил на колени, обнял, зарылся в шею, терся у нее за ухом, гладил своей большой ладонью по ее волосам. И все время укачивал, мурлыча неразборчивые слова, обозначавшие колыбельную.

Она плакала. Она еще никогда не плакала. Не так, как взрослые женщины, подавленно, скрывая слезы, но как ребенок: мучительными рыданиями, которые вырывались из нее помимо воли.

Ее руки обвили его шею и сжимались с новой силой, пока он качал ее на коленях и гладил по волосам, называл ее «детка» и «дорогая», издавал всякие глупые звуки и слова.

Это была победа.

Не напрасная.

Полная победа.

Он смотрел, как стрелка контрольного измерителя подпрыгнула, покачалась и упала обратно. Через полминуты все повторилось: стрелка вновь подрожала и упала. И снова по той же схеме — с интервалом в тридцать секунд. Так повторялось недели, месяцы, годы. Решетчатая мачта, оканчивающаяся металлической полусферой в форме чаши, поднималась над зданием из оплавленного вулканического камня и указывала на звезды. И из этой чаши с полуминутными интервалами устремлялся в космос беззвучный протяжный голос.

«Пристань-один, я — Первый. Пи-пи-пи! Пристань-один, я — Первый».

Из восьми синхронизированных дублирующих станций, расположенных на одиноких островах вокруг брюха планеты, зов расходился, точно по спицам чудовищного колеса, которое медленно, как мир, поворачивается на своей оси.

Далеко в непроглядной бездне, скрывающей черные тела астероидов, оторванных от родительских солнц и двигающихся непредсказуемыми путями, случайный корабль мог услышать спасительный голос и скорректировать по нему курс, чтобы не сбиваясь двигаться к цели.

Знал бы кто, как редко такое случалось! Он оставался в жутком одиночестве, указывая путь тем, кто никогда не скажет ему: «Спасибо!» Незаметные огоньки дюз коротко мигали в пространстве между завитками туманностей и исчезали. Корабли приходили из ночи и уходили в ночь.

Пристань-один. Маяк в пространстве вселенной. Мир с земной атмосферой, но размерами меньше Земли. Шар, покрытый бесконечным океанским простором, с маленькими скалистыми островками, на которых не живет ничего, что могло бы составить компанию человеку. Истинный рай для рыб и прочей морской живности.

Этот островок был самым большим участком суши в мире бескрайних водных пустынь. Двадцать две мили в длину и семь в ширину. Можно сказать, континент, по местным понятиям. Ни деревьев, ни животных, ни птиц, ни цветов. Только низкие кривые кустарники, лишайник и мелкая плесень. Насчитывалось 50 видов насекомых-амфибий, которые поддерживали баланс в среде, воюя друг с другом. И ничего более.

Над всей планетой стояла жуткая тишина. Тишина была настоящим проклятием этой планеты. Ветры были мягкие и плотные, никогда не уменьшались до ветерка и не вырастали до урагана. Моря колыхались лениво, с периодичностью механизма, подползая на десять дюймов по камням, а потом отползая на десять дюймов обратно с глухим плеском и шумом брызг. Насекомые были беззвучны, не издавали ни скрипа, ни стрекота. Бледные лишайники и скелеты кустов торчали недвижно среди пейзажа, точно странные существа, пребывающие в вечном покое.

За домом был разбит сад. Когда первые строители маяка поселились здесь, они переработали химическим способом пол-акра твердой породы, превратив ее в культивированный грунт, и посадили в него земные корнеплоды и семена. Никаких цветов не взошло, ни одного, но несколько овощей успешно боролись за жизнь. Свекловица, шпинат и брокколи — у него было 50 грядок этого добра. И еще лук размером с футбольный мяч.

За все время он ни разу не съел ни луковицы. Не выносил запаха. Но продолжал выращивать его в свободное время, исключительно для того, чтобы отвлечься от этого вечного спокойствия, услышать удар лопаты или шарканье граблей по земле.

Стрелка подпрыгнула, качнулась и вновь упала. Если смотреть слишком часто и слишком долго, впечатление становится гипнотическим. Временами у него появлялось безумное желание изменить привычные колебания на что-нибудь дурацкое, но освежающе новое, сбить мастер-код гигантского передатчика и подменить на глупость, которую чаша антенны посылала бы к удивленным звездам.