Вариант `И` - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Михайлов cтр.№ 17

Настоящий, серьезный результат моего приглашения (я говорю не о смысле моего приезда в Москву, но только об этом самом официальном приеме) был совершенно иным. И заключался он в том, что мне были ненавязчиво показаны люди – числом до десятка, – с которыми мне предстояло скорее всего общаться в ближайшем будущем. Компакт-диск в прочном футляре, содержавший информацию об этих людях, которая могла понадобиться для начала, был мне вручен в виде коробочки конфет, в удалении от имевшихся тут в изобилии любопытствующих. Времени на то, чтобы вдумчиво ознакомиться с материалами и составить хотя бы приблизительную диспозицию моих действий на ближайшие дни, оставалось очень немного. А кроме того, я начал ощущать усталость; и в самом деле, за последние три дня отдыхать практически не пришлось. Поэтому я воспользовался начавшимся уже разъездом и постарался исчезнуть, не привлекая к себе излишнего внимания. Его, впрочем, никто и не выказывал; даже официант, что надоедал нам с американцем в нашем уединении, в очередной раз проскользнув мимо, и не глянул в мою сторону.

Забот со мной у посольства было немного: не пришлось даже вызывать машину к подъезду, поскольку я, как уже упомянуто, не успел ею обзавестись. Я просто-напросто вышел и не спеша направился к Кольцу, намереваясь вернуться в гостиницу пешком – точно так же, как прибыл оттуда. Было сухо, тепло, и в переулках – темновато, в отличие от Садового кольца: даже отсюда верхние два его яруса были ясно видны, ярко освещенные; мне они вдруг напомнили внешние кольца Сатурна – с той только разницей, что колец этих я никогда не видел, все никак не удавалось оказаться поблизости от телескопа. Правда, фотографий попадалось множество – иначе откуда бы я знал, как они выглядят?

Итак, я медленно, словно пенсионер на прогулке после легкого ужина, продвигался по Неопалимовскому по направлению к Кольцу. Непохоже было, чтобы кто-то из команды шейха взял на себя заботы о моей охране; обещания редко выполняются немедленно, да и сейчас охрана была бы ни к чему, только мешала бы думать. В переулке было не только темно, но и тихо, разъездной шум у посольства остался позади, за крутым изгибом, а гул Кольца, ровный и неумолчный, как шум водопада, доносился сюда приглушенно, был фоном, на котором можно было бы услышать посторонние звуки, если бы такие возникали поблизости; их, однако же, не было.

Идти в темноте и тишине бывает приятно, но только по ровной дороге, на которой не приходится высматривать выбоины и прочие неровности, мешающие равномерно-безмятежному передвижению. В Германии я привык ходить именно по таким тротуарам, и сейчас, занятый иными мыслями, позволил себе на несколько минут позабыть, что нахожусь в Белокаменной.

Воздаяние за сбой памяти последовало сразу же: я споткнулся и с маху приземлился на ладони и колени, не испытав при этом никаких приятных ощущений. Событие было настолько неожиданным, что я не стал подниматься с колен, а, напротив, опустился на живот, отполз в сторонку шага на четыре, прижался к стене дома и, не выпрямляясь, замер.

Причиной такого странного, скажем прямо, поведения было не какое-то неожиданное нарушение мыслительного процесса; наоборот, голова в эти мгновения работала донельзя ясно. Двигаться так меня заставил некий звук, что сопровождал мое падение: едва слышный хлопок и одновременное легкое чириканье. Хлопок раздался чуть в отдалении – на той стороне переулка, где располагалась обычная московская детская площадка с качелями, каруселями и прочим необходимым инвентарем. Чириканье же прозвучало совсем рядом, вернее, прямо над головой, а еще точнее, именно там, где находилась бы моя голова, не хлопнись я в тот миг наземь. Чириканье напоминало птичий голосок – но только напоминало. К тому же, птицы сейчас спали – в отличие от кошек и людей, имеющих привычку затемно возвращаться пешком с дипломатических приемов, но то была ни кошка, ни птичка, а просто пуля.

Растянувшись во весь рост, прижимаясь к стене и ничуть не заботясь в те доли секунды о сохранности и чистоте моего костюма, я выждал несколько минут. Окажись там в эти мгновения прохожий и заметь он меня – скорее всего принял бы за пьяного; но тут была не Германия и не Штаты, и никто не стал бы по такому заурядному поводу беспокоить милицию; мне же прохожий оказался бы очень кстати: стрелок вряд ли стал бы пытать удачу в присутствии посторонних, для верности ему пришлось бы снять и непрошеного свидетеля, но ведь то мог быть и вооруженный милиционер, направляющийся на смену поста у посольства. Так размышлял я. Однако, видимо, смена производилась в другие часы – никого не было, ничьи шаги не нарушали тишины. В том числе и шаги того, кто стрелял из пистолета с глушителем и чья пуля, пролетев надо мной, явственно пропела свое «С приветом от…». Так, во всяком случае, мне показалось в первые мгновения. Но почти сразу я убедился в своей ошибке: на самом деле на той стороне переулка кто-то легко-легко, едва касаясь земли, убегал – и, если только слух мой не галлюцинировал, другие шаги, столь же невесомые, преследовали его. Значит, шейх не подвел? Или стрелков было двое, решившихся приветствовать меня?

Однако от кого именно исходил предназначенный мне привет, мгновенно сообразить было трудно. Ясно было лишь, что послание было не московским, стрелок не чувствовал себя дома: московские, вообще российские профессионалы действовали бы куда нахрапистее и наглее, подошли бы вплотную и в упор всадили несколько пуль в грудь и голову, так они действовали и полсотни лет назад, когда искусство и бизнес заказного убийства процвел на Руси; с тех пор не произошло ничего такого, что заставило бы их сменить методику.

Нет, киллер был здесь, вероятно, еще более чужим, чем я. Но нацелен был именно на меня, знал, где я нахожусь нынче вечером, и терпеливо ждал. Именно меня – потому что я был едва ли не единственным, кто прибыл сюда без машины и в одиночку, не в компании. Ну, что же: да здравствуют хреновые московские тротуары, и сейчас, в середине века, все еще разрушающиеся быстрее, чем их успевают ремонтировать, и тем дающие постоянный кусок хлеба немалому количеству людей, кидающих асфальт на мокрый грунт.

Я лежал, и мне было, откровенно говоря, не очень уютно. Меня заботила сохранность сразу двух вещей: собственного организма, разумеется, и той информации, которая сию минуту находилась еще не в самом надежном и портативном хранилище – не в моей памяти, – но на диске. Осторожно шевельнувшись, я нащупал ее; к счастью, при падении с ней – насколько можно было определить на ощупь, во всяком случае – ничего плохого не произошло. Нет, конечно, то был не местный деятель. Местный воспользовался бы автоматом, не стал бы выпендриваться и стрелять одиночным, чрезмерно положившись на свое искусство. Ну а если так, то он уже не ожидает результатов: ему необходимо скрыться никак не менее, чем мне, даже куда больше: за мной хоть не гонятся. К тому же – пришло мне в оставшуюся непродырявленной голову – у него ведь есть все основания полагать, что работа им сделана успешно: я упал практически одновременно с выстрелом, разница была наверняка в сотые доли секунды, а такую разницу человек своими органами чувств определить не может; и для него картина может выглядеть так: он выстрелил, я с ходу упал без единого слова, в то время как просто упади я или даже окажись лишь раненным, – наверняка издал бы определенные звуки, которые легко расшифровал бы всякий, знакомый с русской просторечной лексикой. Значит, я был поражен насмерть; сделав такое заключение, автор выстрела должен был незамедлительно пуститься восвояси, даже не успев услышать, как к нему приближается тот, кто затем кинулся ему вдогонку.