Пожиратели душ - читать онлайн книгу. Автор: Селия Фридман cтр.№ 29

– Итак, – произнес Дантен, – послушаем, что посоветует нам королевский магистр.

Его окружают тени. Когда он пытается что-то в них различить, тени тают. Он видит темные деревья на ночном небе и женщину среди стволов. Она одета тьмой, закутана во тьму, рассмотреть ее невозможно. Лунные лучи, падающие сквозь еловые ветки, не достигают ее.

Он знает, что она следит за ним, все время следит, и ее неотвязный взгляд отдает смертью. Он кричит, выражая свое возмущение. Бессильный вопль вырывается изо рта, словно дым. Он стискивает зубы, но дым все идет, отнимая у него силы. Он хочет убежать, но не может.

Женщина ждет, безмолвная, бесконечно терпеливая. Дым льнет к ее протянутой бледной руке, как ласковая собака, и она вдыхает этот дым, поглощая его силу, его жизнь… а тени смотрят на это.

Андован проснулся в холодном поту и некоторое время лежал неподвижно, радуясь, что это всего лишь сон.

Эта женщина снится ему не впервые. По правде сказать, она является каждую ночь с тех пор, как Коливар наложил на него заклятие, долженствующее привести к истоку его болезни. К убийце.

Каждую ночь она снится ему, но он не видит ее лица.

Каждую ночь он что-то кричит ей, но не знает, к кому обращен его крик.

Сон каждый раз все страшнее, смерть чувствуется все явственнее. Значит ли это, что заклинание Коливара подействовало и он приближается к причине всех своих бед? Или это знак того, что жизнь уходит, будто песок в часах, и на розыски остается все меньше времени?

«Я найду ее, – твердит он, как утреннюю молитву. – Я отниму у нее свою жизнь, чего бы это ни стоило, и заставлю ее расплатиться за содеянное».

Он хотел встать, но внезапная резкая боль бросила его обратно. Руки и ноги точно налили свинцом, голова раскалывалась. Закрыв глаза, он попытался преодолеть боль. Откуда она, собственно, взялась? Он не мог вспомнить. Он открыл глаза и увидел над собой незнакомый потолок. Медленно-медленно повернув пульсирующую от жара голову, он убедился, что и все вокруг ему незнакомо. Он лежал в какой-то бревенчатой хижине со щелями, законопаченными соломой и глиной.

«Во имя богов, где я?»

Пульсация сменилась острой болью в виске, и он поднес туда свинцовую руку. Голова была туго забинтована – суровым полотном, как подсказывало ему осязание. Источник боли помещался на левом виске – при каждом прикосновении к нему голову пронзала огненная игла. В этом месте сквозь бинты просочилось что-то вязкое. Сперва он принял это за свернувшуюся кровь, но на пальцах, отнятых от повязки, остались частицы каких-то трав, пахнущие уксусом. Целебный бальзам скорее всего. Кто-то о нем позаботился… но кто? Где он находится и что с ним случилось?

Андован попытался сесть, но тело не повиновалось ему. Тогда он стал вспоминать. Чтобы помочь делу, он опустил веки и сразу ощутил облегчение. Даже здешний неяркий свет, проникавший в маленькие оконца хижины, резал ему глаза.

В желудке плещется кислый эль, и грубая крестьянская пища никак не желает перевариваться. Он поворачивает обратно к лесу. Лучше уж заночевать там, чем снова в лачуге, где воняет нечистотами и потными натруженными телами. От этого его стошнит скорей, чем от Угасания. В лесу же чисто, свежо, и он уже не раз ночевал там, когда охотился. Можно заложить два пальца в рот, чтобы освободиться от скверного ужина, и добыть что-нибудь на замену. Солнце еще не совсем закатилось – значит ночные звери скоро выйдут искать пропитание. Если повезет, он затравит оленя… охота приободрит его, и желудок будет ему благодарен.

Он идет к месту, где привязал свою лошадь… и в какой-то миг замечает шаги за собой. Он замирает сам, как олень, почуявший близость охотника, и делает вид, что поправляет на плече походный мешок. Шаги затихают, но он чувствует запах преследователей и слышит их дыхание – а им-то, глупым, и невдомек. Никто не умеет скрадывать дичь так тихо, как он, и чутье у него, как у волка. Эти ребята спугнули бы оленя еще с тридцати шагов, даже насморочный волк учуял бы их.

Он снова трогается с места, вслушиваясь в ложное эхо собственных шагов. Все верно, он не ошибся. Медленно, осторожно он берется правой рукой за рукоять охотничьего ножа у себя на поясе. Они, должно быть, идут за ним от самой окраины города, опасаясь свидетелей. Знают ли они, что где-то близко у него привязана лошадь? Будут ли ждать, когда он доберется до нее, или нет?

Быть может, это Коливар предал его? Выманил из замка, чтобы убить? Нет, вряд ли. Он не сделал магистру ничего плохого… и потом, Коливар мог с тем же успехом убить его в замке, когда они договорились разыграть его, Андована, мнимую смерть. Зачем прибегать к грубым одушевленным орудиям, если колдовством можно умертвить человека без всякого шума?

Кроме того, Коливару от него что-то нужно. Не вызывает сомнений, что это как-то связано с женщиной, которая убивает принца – магистр сам так сказал, – но можно биться об заклад, что тот о многом умалчивает. Магистры никогда не открывают смертным своих истинных целей – каждый принц, достойный своего титула, это знает. А все остальные теперь должны думать, что Андован мертв. Кто же тогда подослал к нему наемных убийц, да еще таких неуклюжих и дурно пахнущих?

Он медленно идет по дороге, насторожив все свои чувства. Неизвестные футах в десяти позади него, не больше. Если быстро обернуться и напасть, можно застать их врасплох. Так порой поступает затравленный вепрь, и это смертельно опасно. Один такой чуть не запорол принца в юности, преподав ему этот урок.

Он готовится повернуться, крепко сжимая костяную рукоять ножа… и тут дурнота одолевает его. Этот приступ и похож, и не похож на прежние. Не похож тем, что во сто крат сильнее. Ноги превращаются в студень, перед глазами все плывет, как в обезумевшем сне, даже дышать нет сил. Андован падает на четвереньки, выронив нож. Ох, только не сейчас! Такого с ним никогда еще не было. Только не здесь! Шаги приближаются. Он хочет подобрать нож, но рука не слушается – она точно мертвая. Он весь как будто заключен в скорлупу мертвой, бесчувственной плоти. Но нет, он не сдастся. Раньше он побеждал такие припадки одной силой воли, а вот теперь… Руки и ноги подламываются, в глазах темнеет. Какие-то фигуры окружают его, но он их больше не видит. Впервые за много лет ему по-настоящему страшно.

«Сейчас я умру, – в отчаянии сознает он. – Не от рогов или зубов дикого зверя, как подобает, а под ножами трусливых двуногих шакалов».

Чем он так прогневил богов, что они так жестоки к нему? Он завыл бы от негодования, но не может издатьни звука. Что-то свистит в воздухе рядом с его головой, но он не в силах увернуться от удара… ночь разлетается на тысячу звезд, остатки сознания вытекают из него, словно горячая кровь, оставляя его на милость убийц.

Вспомнив все это, Андован долго лежал неподвижно. Он не привык поддаваться страху, но теперь он сражался не с вепрем и даже не с разъяренным львом. Болезни все равно, смел он или труслив; ей нет дела до его планов, она наносит удар, когда он меньше всего готов. На этот раз ему посчастливилось. Хорошо одетый путник, лежащий без чувств у дороги, – приманка для воров, а то и для работорговцев. Но он жив, цепей на нем нет, и кто-то перевязал его раны – значит худшее позади. В следующий раз удача может от него отвернуться.