Мир Волкодава: Последняя война - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мартьянов cтр.№ 29

— Нет. — Атт-Кадир качнул головой, зачарованно глядя на крупную и очень тяжелую монету, мастерски отчеканенную из золота с невиданным нежно-красным оттенком.

— Много, — пояснил Ясур. — Не будем зариться на то, что может принести верную смерть. Такими монетами вне пределов острова аррантов могут рассчитываться только великие владыки — шад, кениг Нарлака или кто другой… Интересно, как сюда попали эти деньги?.. Так, а здесь что? Замечательно, это мы и заберем!

— Что заберем? — заинтересовался Фарр, глазея на красивые белые монеты с дыркой посередине и витиеватой надписью по ободу.

— Гепты шада Даманхура, — ответствовал Ясур, пересыпая себе в мешок половину горшка. — Отличное серебро из рудников Мерцающих гор, чеканка прошлогодняя или позапрошлогодняя. С такими деньгами нас никто ни о чем не спросит. Вот еще… Золото кенига Нарлака. Монета, ходовая на закате и на побережье. Берем. Все.

Фарр, несколько обалдевший от вида сокровищ, неожиданно смутился, и его лицо потемнело от прилившей крови. Он хотел что-то спросить, но не осмеливался.

— Опять приступ честности? — нахмурился Ясур, случайно заметив смущение мальчишки. — Повторяю — не время.

— Скорее, наоборот, — прошептал атт-Кадир, уставясь на противоположную полку. — Можно, я возьму это? Совсем немножко…

— Можно, — не глядя, отрезал сторож. — Только не перегружай себя. В Книге Эль-Харфа сказано: "Жадность, в отличие от бережливости, есть порок из пороков, выводящий из себя прочие".

— Знаю, — вздохнул Фарр. — Но очень уж хочется…

Атт-Кадир, нынешний служитель храма в Шехдаде, сгреб ладонью несколько ярких, ограненных изумрудов, мерцавших весенней зеленью и глубинами океана, и запрятал холодные камни за пазуху, предварительно замотав в тряпочку. Ему было очень стыдно. Но зеленые камни выглядели настолько прекрасно и притягательно, что устоять было невозможно. В конце концов, если мергейты действительно захватят Шехдад, не следует оставлять сокровища храма на разграбление диким степнякам. А если этого не произойдет, изумруды всегда можно вернуть на место.

Ясур, выйдя на двор, окликнул видневшегося на вершине изукрашенного мозаикой минтариса младшего ученика Аладжара, но тот ответил, что пока ничего подозрительного не заметил. Солнце клонилось все ниже и ниже к горизонту.

— Раздобудь чистое белое полотно, — бросил через плечо сторож Фарру. Вернемся в храм и заберем Кристалл Атта-Хаджа. Не бойся, ничего не случится. Во времена войн священные Камни городов частенько прятали. Сейчас и нам придется сделать это.

Фарр выполнил все по словам Ясура. Оторвал от белоснежного шелкового пояса небольшой лоскут, поклонился Камню и, вытянув руку, поднял его с возвышения. Камень молчал, его плоть оставалась холодной и безучастной.

— Положи сюда, мардиб. — Голос сторожа вдруг снова стал почтительным. Ясур протянул малюсенький кошель из толстой кожи, указывая на него взглядом. Только не разворачивай кристалл, мало ли… Молодец.

Сторож затянул крученым шнуром горловину кошеля, продернул через петлю непонятно откуда взявшуюся серебряную цепочку и отдал его Фарру. Тот и без слов понял, что сокровище нужно одеть на шею, сохраняя на груди.

— Иди вниз, — приказал Ясур. — Запри дверь. Я сейчас уйду и появлюсь, когда стемнеет.

— Куда уйдешь? — вскинулся атт-Кадир и посмотрел испуганно. — Как же я?

— Ты будешь сидеть в подвале и ждать меня. Постучу пять раз — три раза часто, два раза редко. Жди до темноты.

— А если не придешь? — шепнул Фарр.

— Приду. — Ясур усмехнулся и единственной Рукой взялся за рукоять сабли. В этом ты можешь быть уверен, светлый мардиб.

Сторож храма развернулся на каблуках и спустя мгновение исчез в сумерках, сгущавшихся за дверями жилища Непознаваемого и Всесущего Атта-Хаджа. Кроны деревьев на дворе были окрашены в багрово-оранжевое — где-то в городе полыхал огонь.

— И что теперь делать? — горестно вздохнул атт-Кадир, однако ноги сами понесли его к дверце, ведущей в подпол храма. — Как я буду один?

Спрятавшийся в сухом и пахнущем сушеными фруктами подземелье Фарр так и не расслышал истошных криков маленького Аладжара, сидевшего на вершине храмовой башни и видевшего почти все:

— Степняки! Фарр, Ясур, чужие в городе! Фа-а-арр!

— "Все смешалось в пределах обитаемого мира, и небеса грозили рухнуть…" — пробормотал Ясур давным-давно заученную фразу из Книги. Пожилой сторож не был особо грамотен, но, прослужив много лет при храме, наслушался от Би-ринджика и его учеников многомудрых изречений Провозвестника Эль-Харфа, каковые считались богодухновенными и единственно верными. От себя Ясур добавил: — Конец Шехдаду.

Ясур пробирался самыми узкими улицами, таясь в тени домов, предзакатные сумерки скрывали его фигуру от постороннего взгляда. Собственно, никто в Шехдаде сейчас не заинтересовался бы одноруким стариком, непонятно почему стремящимся попасть к рыночной площади и главной широкой улице, ведущей к воротам.

Со стороны полуночных и восходных кварталов ощутимо потягивало едким дымом, стлавшимся над землей, — от степных равнин пришел ветер, не дававший дымным столбам пожаров подниматься в высоту. Улицы Шехдада (по крайней мере, те, что прилегали к храму Атта-Хаджа) пустовали — жители попрятались, надеясь, что стены домов принесут спасение от неожиданно свалившейся беды.

— Как бы не так. — Ясур походя пнул носком мягкого сапога запертую дощатую калитку. — Они все равно придут. Разберутся с градоправителем и военными, и настанет время поживиться… Лопнут крышки сундуков, убьют во дворе отца, забавы ради бросят в колодец сыновей, превратят сестер в наложниц.

Старик знал, о чем говорил. Повоевал он много, видел всякое, а два десятка лет назад, когда предыдущий шад повелел наказать халисунцев за непочтение к трону Саккарема, Ясур командовал десятком из наемников-степняков, молодых парней, ушедших из своих улусов искать счастья на чужих землях: себе богатства, своей сабле — славы. Народ это был необузданный — отличные воины, не знавшие страха и не испытывавшие боли, но вспоминать о том, что лихой десяток пешего войска Солнцеликого творил в захваченных городах, не хотелось. Не случилось бы того же в Шехдаде…

— Стой! Стой, кому сказано, безухая собака! Ясур на время потерял бдительность и не расслышал топота копыт, бивших по утоптанной глине. Мергейт. К счастью, один.

Конник натянул поводья и, морщась от дыма, высокомерно глянул на храмового сторожа. Лошадка маленькая, степная, косматая. Упряжь самая простая — овечья кожа без всяких украшений, вместо седла — сложенная войлочная попона. Степняк был выряжен в темный не то от грязи, не то от долгого употребления чапан и квадратную шапочку с пером. Доспеха нет, это Ясур приметил сразу. Такие бросаются грабить прежде всех.

— Почему не отвечаешь? — В узких глазах мергейта не появилось интереса или враждебности. Когда воин понял, что повстречал всего лишь увечного старика, он действительно стал относиться к Ясуру как к запаршивленной собаке. Побежденный не имеет права на доброе отношение.