– Ты говорила с ней? Так я и думал. Это она тебе лапшу на уши навешала…
– Сереженька… Послушай меня, – Кира взяла его за руки, посмотрела снизу вверх, пристально, в его глаза. – Кончай тратить свою жизнь на ерунду. Не думай обо мне. Я не люблю тебя, правда. И ты меня тоже. Оглянись. Рядом с тобой была женщина, которая…
– Кира! – перебил ее Сергей. – Ты бредишь… Ерунда какая-то. Тогда, получается, у человека не должно быть мечты, да?
– Мечтай о чем-нибудь другом, но не обо мне.
– Но ты же творческий человек, ты… ты хочешь убедить меня, что будешь жить без страстей, без переживаний? Как робот?
– А зачем искать вдохновение в бессмысленных страданиях, разрушая жизнь своих близких? Я лучше в чем-нибудь хорошем свое вдохновение найду, не плюя в душу Тимофею… Я в любви к нему – свое вдохновение найду! Вернее, уже нашла, – тихо закончила Кира.
Сергей молча, со странным выражением смотрел на свою возлюбленную. С недоумением, ошарашенно, с негодованием. Словно только что перед ним произошло превращение чудесной принцессы – в безобразную лягушку. Потому что его Кира – была другой.
– Ну что, спали с тебя розовые очки? – прошептала Кира. – А вот Тим меня любит – именно такой.
* * *
Виктор, муж тети Лиды, до конца так и не понял, отчего к ним в дом переселилась вся женская часть семейства Гартунгов.
Тетя Лида с матерью Киры договорились, что не будут посвящать Виктора в эти дрязги. Чуть позже и Кира была вынуждена присоединиться к этому договору.
– Будем молчать, – нервно произнесла мать на небольшом женсовете перед приходом Виктора. – Я не хочу позора напоследок. – Ах, Кира, зря ты все рассказала Зине и Тоне и другим… И еще видеозапись какую-то показывала!
– Мама, ну невозможно всю жизнь скрывать тиранию отца!
– Оля права… В том смысле, что надо молчать. Ведь Игорь может разозлиться и не отпустить тебя с Гелей в Москву. А так он согласился, и слава богу.
Именно этот аргумент – что отец согласился на отъезд матери и сестренки и поэтому не стоит делать ничего такого, что может заставить его передумать, – тоже сидел в голове и у Киры. И эта жалость… тем не менее она сказала:
– Тетя Тоня и тетя Зина уже в курсе. Равно как и прочие родственники. Скрывать тут нечего.
– Они не поверили, мне кажется, – уныло заметила тетя Лида. – И вообще… Люди уже перестали обращать внимание на подобные вещи. Мне кажется, никого не удивило, что Игорь оказался домашним тираном. И потом, все уже на Гену переключились.
– Да, да, я слышала, какой кошмар… – у мамы задрожали руки. – Приставал к бедной девочке, к Анжеле!
В этот момент как раз и появился Виктор. Он, оказывается, уже знал об истории с Геной. И принес продолжение этой истории – Гена бесследно исчез из города. Сбежал, скорее всего. О ссоре Киры с отцом он тоже, кажется, слышал. Поэтому не особо удивился появлению в доме Киры, Гели и их матери. Впрочем, на Киру Виктор смотрел кисло, со скрытым предубеждением… Значит, именно ее и считал виноватой в ссоре с отцом.
Но выяснять отношения Виктор не стал, посидел немного на кухне, для вежливости, выслушал корявую, наспех слепленную версию – о том, что в доме Гартунгов намечается ремонт и женщинам удобнее ночевать здесь, потом ушел спать. Поскольку утром, вернее, еще до рассвета, должен подъехать автобус – и на этом автобусе все отправятся за город, в охотхозяйство («на базу», как говорили).
Теперь, после рассказа тети Лиды о своем муже, Кира воспринимала Виктора иначе. Да, какой-то слишком правильный, неконфликтный, вежливый… постный, что ли. Человек без страстей. Неудивительно, что он стремился к «белому» браку. Без страстей, без секса.
«Бедная тетя Лида. Она страдает. Она несчастна в этих странных отношениях. Ну правда, не всякая женщина может жить без любви, без мужской ласки, без детей. Можно буквально – зачахнуть, заболеть… засохнуть!» – подумала Кира, глядя вслед Виктору.
…Девушка засыпала со спокойной совестью. Ведь она все делает правильно, спасая мать с сестренкой. Да, все пошло немного не так, как она задумывала, отец попросил о компромиссе… Ну что ж. Можно пойти ему навстречу. В любом случае – результат ожидался тот самый, нужный им всем.
Они скоро уедут – она, мать, сестренка, Тим.
И с Сергеем она тоже разобралась.
И с самой собой. Наконец Кира поняла, чего хочет.
Так что не зря она приехала в родной город. Теперь можно все исправить. И перестать изводить себя воспоминаниями, сожалея о том, что не смогла сделать, что потеряла…
Глубокая ночь.
– Кира, вставай, автобус сейчас придет…
– Какой еще автобус? – Кира с трудом разлепила глаза. По комнате лихорадочно мечутся Геля с матерью, горит под потолком малиновый абажур, за окном – темнота.
Не сразу вспомнила, где она, что сегодня юбилей у отца и надо ехать за город.
– А, на охоту… на кого охотиться будут? – пробормотала Кира.
– На кабанов, – мрачно ответила тетя Лида. – Вот мужики, им лишь бы пострелять… Говорят, этих кабанов мало осталось. По-хорошему, охоту следовало бы запретить. Я вот привыкнуть не могу, как это – в живое существо стрелять. Виктор без охоты жить не может, а я…
– Но мы же с тобой на охоту не пойдем?
– Нет, конечно, мы все на базе мужиков ждать будем, в доме, стол накрывать к их приезду. Или ты хочешь сходить, посмотреть? – недоверчиво спросила тетя Лида.
– Нет, что ты! – возразила Кира. Заставила себя встать, умылась. Джинсы, кроссовки, футболка, легкая куртка на плечи – наверное, прохладно еще по ночам, хотя июль в самом разгаре… Заколола волосы на затылке.
На охоте Кира была, один раз. Ей лет двенадцать исполнилось… Выстрелить она так и не смогла. И еще ее стошнило – позже, когда разделывали убитого отцом кабана. Его голова висит теперь в «зале». И напоминает о том, как на следующий день, уже дома, за закрытыми дверями, отец избил Киру – за то, что была «нюней» и позорила его перед друзьями.
…На кухне завтракал Виктор, муж тети Лиды. В камуфляжной форме, высоких охотничьих сапогах, с перекинутым через плечо патронташем; в углу, прислоненное к стене, стояло охотничье ружье.
– Хочешь бутерброд, Кира? Хорошая, ливерная…
Резкий запах чеснока от колбасы. Запах требухи – как тогда, из распоротого кабаньего брюха.
– Нет, спасибо, – сглотнув, с трудом произнесла Кира.
– А я не могу не завтракать. Конечно, это не еда – бутерброды. Я с утра сам кашу варю, себе и Лиде. С утра хорошо сложные углеводы употреблять … Очень люблю овсяную кашу. Пшенную, рисовую тоже. А манная не полезна, ты знаешь?
Кира, невыспавшаяся, заторможенная, почти ничего не понимала из его монолога.
Автомобильный гудок.