– Слежу. Я на вокзале вчера был. Но поезд без тебя уехал. Случилось что?
– Мой жених заболел. Простудился. Вот, передачу несу ему, – Кира покачала прозрачным пакетом.
– Надо поговорить.
– Сережа…
– Послушай, не умрет твой Тим без апельсинов сегодня. Очень надо, пожалуйста.
– Хорошо…
Она пошла следом. Сели в авто, Сергей нажал на газ.
– Куда ты везешь меня?
– Куда подальше… Где нет чужих глаз.
Сергей водил лихо, поворачивал резко. Остановился на каком-то пустыре, где рос густо бурьян и тянулись к солнцу какие-то простенькие луговые цветы, и заговорил, глядя перед собой:
– Кира. Я ведь вчера на вокзале скандал хотел учинить, драться собирался.
– С кем это?
– С женихом твоим, с кем. Его счастье, что не пришел.
– Тим бы не стал драться. Или стал бы? – задумалась Кира. – Впрочем, неважно. О чем ты хотел поговорить?
– Я хочу, чтобы ты никуда не уезжала. Чтобы ты осталась здесь, со мной. Чтобы ты стала моей женой.
– Ты меня не знаешь…
– Зато я люблю тебя. Я всю жизнь любил только тебя. Я вообще однолюб.
– Сереженька, такие вещи с наскока не решаются.
– А я не собираюсь на тебя давить, – он повернулся. – Подумай. Конечно, я не олигарх. Но на нормальную жизнь хватит. Потом, это твой родной город. Конечно, в Москве интересней, но это твой город, твоя родина, Кира!
– А-а… а моя работа? То есть мое дело, дело всей моей жизни, мое… творчество? – осторожно спросила Кира.
– Ты же музыку пишешь, я слышал? А кто тебе помешает ее здесь писать?! Сейчас столько самых разных средств связи, способов вести переговоры, возможностей для удаленной работы, что… Никаких проблем нет, Кира! Проблемы – они лишь в твоей хорошенькой головке, – он притянул ее за плечи, звонко поцеловал в лоб.
– Где же ты раньше был, милый… – усмехнулась она.
– Я не знаю. Жизнь точно сон прошла. Но я как тебя вчера увидел, так сразу понял: надо что-то делать, надо что-то менять. В конце концов, мы сами строим свою жизнь, вот этими руками!
– А если бы ты встретил меня, а я оказалась толстой неухоженной теткой? Ты бы тоже говорил сейчас о неземной любви? – хитро спросила Кира.
– Не говори ерунды. Ты – это ты, и ты не можешь быть иной. Ты всегда прекрасна.
Кира вздохнула. Впереди, за лобовым стеклом, покачивались на ветру цветы, летали пчелы. Чуть дальше – кирпичная стена, вся освещенная солнцем.
Сонный, простой мир. Мир ее детства, родной.
Этот маленький городишко, этот человек рядом… Все было до боли знакомым.
Ах, если бы не существовало отца… Или он вел бы себя по-другому, не как зверь. Тогда Кира приезжала бы в родной город чаще, радовалась бы знакомым местам, людям. Она бы любила этот мир. А так… Смотрит по сторонам – и все постылое. И больно. И прошлое – гадкое, больное, и будущего нет, ведь оно, будущее, – растет, словно цветок из земли, из того самого прошлого. Нет земли – нет цветов. Нет будущего.
Но… Но! Если есть шанс все изменить? Повернуть время вспять – вернуться в свой родной город, к тому человеку, которого любила в юности? Отец? Да бог с ним, пусть живет как хочет, главное – вернуть себе все то, что потеряла когда-то! Свое счастье. Она ведь тогда, тринадцать лет назад, когда бежала из родного города, бросила свое счастье. От боли и страха бросила Сергея. Ведь ее первая любовь была связана с местами детства, со школой, с родным домом, с отцом! Бросила и бежала, не понимая, что потеряла сокровище!
Вернет – успокоится, перестанет страдать. Вернет – и затянутся старые раны, что кровоточили в душе столько лет!
Отчего не попробовать?
Кира повернулась, обняла Сергея за шею. Он отозвался сразу, мгновенно, поняв и приняв ее жест как ответ.
Они буквально впились друг в друга губами.
…Где-то на краешке сознания играли флейты, рисуя белоснежные облака, подсвеченные солнцем. Переливались, словно ручей на камнях, трели фортепиано. Звуки гобоя, напоминающие гудение пчел над цветами…
Они целовались с такой одержимостью, что неизбежное вот-вот должно было произойти. Здесь. Прямо сейчас.
– Погоди… Нет.
– Что? Что? – спросил ее Сергей со слепыми от страсти глазами.
– Я так не могу. Это нечестно.
– Что еще?! – застонал он.
– Я должна поговорить с Тимом. И только потом…
– Да ну его к черту, твоего Тима! Кира… Ты моя Кира… – Поцелуи опять; его руки, лихорадочно пытающиеся расстегнуть пуговицы на платье, и безуспешно – поскольку ткань жесткая, прорези узкие, а пуговицы железные, упрямые.
– Я так не могу. Я не хочу быть сволочью. Он болен, а я…
– Кира!!!
– Я все понимаю. Но и ты меня пойми! – закричала она.
Сергей дернулся, с усилием оттолкнул ее от себя.
– Ты меня любишь? – спросила Кира.
– Да.
– Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой?
– Да. Да, да, да.
– Тогда вот что. Ты же сам только что обещал не давить на меня. Я обо всем поговорю с Тимом. И когда я с ним расстанусь окончательно, то мы с тобой сможем…
– Ки-ира-а! Это же сколько ждать?!
– Ты ждал тринадцать лет, подождешь еще немного! – рассердилась она.
Некоторое время Сергей сидел молча, спрятав лицо в ладонях. Затем опустил руки.
– Хорошо, – сказал он спокойно. – Ты хочешь поговорить с ним – поговори. Только я не вижу смысла…
– Сергей!
– Ладно, ладно, я все понял. Ты ведь меня не обманываешь, ты ведь не сбежишь теперь?
– Обещаю. То есть я пока еще ничего тебе не обещаю, ведь мы только вчера увиделись, и я не могу принимать решение с бухты-барахты, мне нужно подумать. И понять, чего я действительно хочу!
– Как мы будем связываться?
– Что? А, вот как… ты дай мне свой телефон. И адрес.
Сергей достал из кармана визитку. «Сергей Крестовский. Ковка оружия». Адрес и номер телефона…
– Я позвоню тебе. Отвези меня к больнице, ладно?
Не говоря ни слова, Сергей повез ее. Выглядел явно разочарованным, мрачным.
И так же молча поцеловал ее на прощание в щеку.
…Тим спал. Лежал в отдельной палате, бледный, со спокойным, отрешенным лицом. Очень красивый – как те рыцари средневековые из мрамора, что в Музее имени Пушкина спали вечным сном.
– Тим! – тихонько позвала Кира. Веки у Тима дрогнули, но глаза он не открыл, находясь в глубоком забытьи. А Кира вдруг подумала – все-таки это будет отвратительно и подло, если она сейчас заговорит с больным женихом о том, что они не пара, что им надо расстаться, что после десяти лет сожительства она не видит смысла создавать семью. Это эгоизм чистой воды – мучить больного человека. Ведь Тим-то, Тим – точно любил ее. И ее признание окажется для него серьезным ударом.