Тайная алхимия - читать онлайн книгу. Автор: Эмма Дарвин cтр.№ 54

Мы добираемся до Чантри, и я вынимаю из багажника сумки с едой. Внезапно появляется Марк.

— Тебе помочь?

— Не беспокойся, тут немного. Я просто совершила набег на «Маркс энд Спенсер». [80]

Марк без рубашки, он приближается, стаскивая тяжелые садовые перчатки, его освещенная солнцем грудь цвета старого золота. Он перенял привычки нашей семьи: приветствуя друг друга поцелуем, мы слегка соприкасаемся щеками. Его плечо под моей рукой твердое, и я слышу запах масла для смазки газонокосилок и его собственный аромат, который знала почти всю жизнь. Я отхожу, чтобы расплатиться с водителем, а когда возвращаюсь, Марк уже поднял сумки.

— Мы сидим снаружи, — говорит он. — Возле мастерской.

— А в этих джунглях есть где присесть?

— Я слегка подровнял их.

Так и есть: три полных мусорных мешка стоят на беспощадно подстриженном газоне, а когда мы огибаем дом, я вижу коврики и стол на том месте возле мастерской, где в середине лета солнце задерживается дольше всего.

Гарет при моем приближении встает и со смехом приветствует меня, обнимая, — это объятие кажется сильнее и крепче, чем прежнее. Я приношу с кухни тарелки, исподтишка споласкиваю их и раскладываю еду. Вино все еще холодное.

Марк исчезает и появляется вновь уже в рубашке, умытый, со слегка влажными волосами после работы в саду.

Мы наполняем бокалы, когда низкий гул дорогого мотора, а потом стук в парадную дверь объявляет о появлении Лайонела.

Он в шоферских перчатках и как будто рад видеть Марка, хотя пожимает ему руку с отрывистым равнодушием давнишних компаньонов по бизнесу.

Марк описывает Гарету все, о чем мы недавно говорили, так четко и ясно, будто представляет план правлению директоров: создание треста на наш дом, сбор денег, чтобы реставрировать его и открыть для публики выставку, посвященную его истории, может быть, в подвале; использование руин часовни в качестве основы нового красивого здания, которое станет галереей… или, выражаясь более доступно, местом художественной выставки. Но главное, надо сделать так, чтобы «Пресс» продолжал работать, чтобы Чантри не погиб — поучительная частица истории рядом с живым, дышащим, работающим миром. И следует предложить сдать внаем галерею часовни.

— Будет куда легче собрать деньги, если мы сумеем продемонстрировать, какую выгоду наш проект сможет принести обществу, — заканчивает Марк.

Выражение лица Лайонела не меняется, пока он слушает, только руки, все еще затянутые в перчатки, да беспокойно двигающиеся пальцы проявляют признаки жизни.

— Но стоит ли ожидать поступления денег? Прости меня, Гарет, я сейчас играю роль «адвоката дьявола», но, поскольку идея явно привлекательна… Довольно легко получить капитальные субсидии, но текущие расходы — дело совсем другое. Финансирование основных нужд должно быть самым прочным. А «Пресс» никогда не был финансово стабилен, даже в дни своего расцвета перед войной.

— Мы справлялись, — возражает Гарет, — хоть это было и нелегко. «Пресс» никогда не привлекал состоятельных людей, и всегда имелся риск, что наша работа не окупится. Но раньше дело было не в привлечении инвесторов… А теперь… Теперь все будет совсем по-другому.

Гарет довольно охотно обсуждал реставрацию часовни: он помнил, как в двадцатых годах «Куртолдз» принимал звезд студии «Гейнсборо» [81] во дворце Элтхэма, и я думаю, что ощущение руин, живущих снова, как снова начал жить Элтхэм, захватило его воображение. Но теперь я не могу сказать по его тону, приветствует ли он изменения самого «Пресс» или нет.

— Это определенно правильный путь ведения дел, — замечает Лайонел, вынимая один из переплетенных в кожу векселедержателей и золотую ручку. — Наследие и все такое прочее. Но сработает ли это для такого относительно маленького, неизвестного места, как Чантри… Гарет, о каких конкретно суммах мы говорим? О суммах на реставрацию?

— Понятия не имею, — качает головой Гарет. — Марк?

— Стандартная реставрация? Если приблизительно, то тысяч сто, сто пятьдесят, включая оплату консультантов. И пятьдесят тысяч для галереи. Начинать строить на пустом месте всегда дешевле. Потом еще следует учесть необходимое оборудование. Скажем, четверть миллиона на все про все. А если включить сюда и жалованье — еще больше.

— Спасибо, Марк, — благодарит Лайонел, делая пометку. — Уна? Ты хочешь что-нибудь к этому добавить?

— Не стану говорить, что все это не мое дело, но у меня наверняка нет решающего голоса, поскольку я уже уеду.

Я смотрю не на Лайонела, а на Гарета, но кожей ощущаю взгляд Лайонела, направленный на меня.

— Но конечно, мне бы хотелось, чтобы все это было спасено и даже отчасти осталось достоянием семьи. А если Чантри будет отреставрирован, мне бы хотелось вернуть сюда некоторые вещи, которые у меня есть: мебель и все такое прочее. А также письма и бумаги, если дядя Гарет считает, что архиву лучше храниться здесь.

Марк перехватывает мой взгляд и улыбается. Лайонел замечает это.

— А ты, Марк? Какой ты видишь свою роль в этом предприятии? Ведь ты только что вернулся?

Марк колеблется, но, мне кажется, скорее потому, что пытается подобрать нужные слова, чем из-за неуверенности.

— Решать должен будет доверительный собственник. Я буду всячески во всем помогать, пока не получу другую работу. Вряд ли это произойдет очень скоро. И я разбираюсь в проектах подобного рода.

— Ты всегда разбирался, — говорю я.

— Конечно, — соглашается Лайонел. — Что ж, мы будем очень благодарны. И конечно, ты не станешь работать бесплатно.

Дядя Гарет делает резкое движение, словно пытается остановить Лайонела, прежде чем тот продолжит. Наступает отвратительная короткая пауза, прежде чем я придумываю, что сказать.

— Может, поедим? Иззи велела не дожидаться ее.

И вот мы занимаемся тарелками, бокалами, едой. И снова, как будто все эти предметы — тонкие линии света, я чувствую сеть, связывающую нас воедино.

Привязанность, взаимное притяжение, подозрительность, равнодушие.

Любовь.

Горе.

Во время еды я невольно наблюдаю за Марком. Его тарелка стоит на земле перед ним. Даже с согнутыми коленями он кажется более длинноногим, чем любой из семьи Приоров.

Марк поднимает глаза, и взгляды наши встречаются. Если бы он протянул руку — свою красивую руку с длинными пальцами — и коснулся моей щеки, я не могла бы испытать большего потрясения. Отчего я чувствую этот жар? Воспоминания имеют огромную силу. Но это?..