Темная сторона Петербурга - читать онлайн книгу. Автор: Мария Артемьева cтр.№ 7

И вскоре сбылось сказанное Небесным волхвом.

Увидав, что каменные дома, поставленные по одному, тонут в болоте, богатырь восточного народа взял свою рукавицу, начертал на ней рисунок города, всего целиком — и подкинул высоко в небеса.

Наутро рукавица спустилась с неба, а город уже стоял на ней, готовый и крепкий, полный красивых каменных домов, дорог и каналов. И сияли над небесным градом золотые кресты — знаки нового бога, который сильнее всех местных духов-ижэндэд.

Это чудо так поразило старых людей, что вся жизнь их с той поры переменилась. Перестали они рыскать, словно звери, среди лесов за пропитанием, а поставили на своей земле крепкие деревянные дома, научились пахать, хлеб растить, коров держать и жить, как и мы сейчас живем.

Слушали мы бабку Филиску, слушали… Игорь, конечно, заснул. Таня его толкала, чтоб хоть не храпел. Лева едва дотерпел до конца рассказа — так долго молчать для него мука. Дождавшись, пошел занудствовать, пытаясь привязать устную легенду к исторической канве:

— Свейский народ? Хм… Думаю, в вашем сказании отражены попытки шведов отвоевать у новгородской республики торговые пути. И насчет крепости понятно — сперва Ландскруна, «Венец земли», потом крепость Ниеншанц. И, наконец, деяния Петра. Верно, бабушка Фелицата? Небесный град… Ключ и врата… Хм… Любопытно. Что-то в этом есть. Я думаю…

Лева долго бы разглагольствовал — он у нас такой. Но я его перебила.

— А что же с волхвами-то стало? — спросила я пряничную Филиску.

Бабка Устья дрогнула щекой. До сих пор она молчала, а тут — словно идол деревянный проснулся и осерчал.

Я даже испугалась, ожидая… Чего? Не знаю. Она замерла и молча смотрела перед собой, словно терпела какую-то внезапную боль.

Добродушная Филиска спокойно ответила:

— А что с ними стало? Как со всеми людьми — по заслугам.

Небесный волхв — белый колдун, он душегубства не творил, с нечистью не связывался, помогал людям. Жил долго и умер легко.

А Земной волхв, колдун черный… Того долго земля не принимала. Много крови пролил, да и жаден был. Черти-ижэндэд, с которыми он уговоры заключал, терзали его. Они ведь, черти, как? Все по дому переделают: и дом выметут, и дров наколют, и воды нанесут, и горшки перемоют, но покоя-то они не терпят!

И вот дергают своего господина: давай да давай нам работу. А не то самого тебя разорвем, защекочем. Вот черный колдун и вертелся все, работу им давал: то скотину у людей по болотам черти разгонят, то снова собирают. Драки между соседями устраивают. Сети рыбакам то позапутают, то снова распутывают. Гривы лошадям в колтун собьют. Ну, а если и совсем делать нечего — так сидят, у дома веревки из праха завивают, в глаза прохожим песком сыплют.

Устал черный колдун от своих верных слуг до того, что о смерти заскучал. А черти и помереть ему не давали. Корчи насылали, трясучку — мучили, не отпускали на покой. Один только способ есть черному колдуну спокойно помереть — должен он хоть обманом, хоть хитрыми посулами, но непременно кому-то своих чертей в руку передать.

А до того — хоть истлей он весь от старости, как пень трухлявый, — а не помрет ни за что.

— А если не сможет? — подал голос из угла Федка.

— Чего не сможет? — спросила Филиска.

— Так… чертей-то передать?

Бабка пожала плечами.

— Ну, тады что…

— Тады кол осиновый помогёт, — твердо вымолвила бабка Устья. — Коли родня сжалится. Ну, все. Расходитесь ужо. Не лучину ведь зажигать! А лектричества у нас нету седня — Дементий сказал, за Рыбозером столб сопрел, аварийка завтра приедет.

Сказала — как отрезала. Ни у кого и в мыслях не было возразить.

* * *

Всю ночь мучили меня дурные сны: говорящие медвежьи головы за окном, бабка Устья верхом на ухвате, Филиска, изо рта которой сыпались пряничные города… Федка, мокрый, уставший, который приходил плакать в избу: «Не могу больше. Сил нет терпеть. Черти замучили…»

Несколько раз просыпалась я, дрожа от ужаса, но в темноте избы делалось еще страшнее: все казалось, что кто-то царапается в подполе, странные потрескивания идут от бревенчатых стен, и мерещились красные огоньки в черном жерле русской печи — то ли угли разгораются, то ли нечисть таращится на меня из мрака.

Не в силах бороться с такими страхами, я зажмуривала глаза и вновь проваливалась в очередное нелепое сновидение.

Утром меня разбудила Татьяна:

— Вставай! За нами машину прислали!

Я подскочила, вся в испарине со сна. Попыталась собраться с мыслями.

— Вставай же! — теребила меня Татьяна. — Лева велел срочно собираться всем!

Танька выглядела испуганной. Бледная и растрепанная Ольга уже металась по избе, заталкивая в рюкзаки раскиданные повсюду наши вещи: рубашки, сохшие на печи носки и свитера, штормовки и всякую мелочь.

— Да что за спешка такая? Мы же всего-то три дня побыли, а собирались — не меньше недели!

Я села на постели, пытаясь хоть что-то понять в происходящем. Ольга, всегда такая спокойная, закричала на меня:

— Собирайся!

Татьяна старалась держать себя в руках, но видно было: ей это тяжело дается. Я начала спешно одеваться под грозным Ольгиным взглядом, а Танька вполголоса объясняла:

— Я ничего не знаю. Сама понять не могу… Левка утром прибежал, как полоумный, еще темно было. Растолкал меня: срочно, говорит, сейчас же вставай, поднимай девчонок. Нам райком машину пришлет, надо немедленно ехать. А то, говорит, дождями дороги тут развезет… Или уже развезло? В общем, ехать надо как можно быстрее, а то хуже будет. Потому что им теперь не до нас… Тарахтел, тарахтел. Я ничего понять не могла. Мне показалось, что это как-то с Федором связано. Не знаю, спросонья, что ли? Я даже сейчас понять не могу: вместе они с Левой приходили или Лева один тут был? Сейчас вот говорю тебе, и все мне кажется, что вроде бы Федор с Левкой рядом стоял, только бледный до зелени, будто смерть увидал. Вроде он попрощаться с нами хотел, но ведь все спали.

Я таращилась на Татьяну, открыв рот и ничего не понимая.

— Короче говоря, — рассердилась Танька, — не знаю я ничего, что тут творится, в этой деревне! Левка сказал: есть оказия ехать, так и едем сейчас. А то потом, может, месяц никакой машины не будет. Все!

— Да. Пока ехать дают, — сказала Ольга. Она уже успела все наши вещи собрать и теперь тянула из-под меня спальник, чтобы и его тоже сложить.

Я встала. Зачем-то начала искать расческу, забыв, что Ольга наверняка уже сунула ее мне в рюкзак. Я крутилась по избе, разыскивая расческу, а Татьяна села обратно на постель и вдруг говорит:

— А я знаю, кто нас отсюда выпер. Наверняка ведьма эта, бабка Устья.

— Тише ты! — зашикала на нее Ольга. — Вдруг услышит? С ума сошла?!