1812. Обрученные грозой - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Юрьева cтр.№ 65

Переливы гитарных струн, мягкий неяркий свет от зажженных свечей, бросающих неровные отблески на стены, на силуэты офицеров, сидящих вокруг стола, их негромкие голоса, сладкий запах пионов, букет из которых стоял в центре стола, — все создавало особую чарующую атмосферу, в центре которой был Палевский, и погружало Докки в блаженное состояние, делающее этот вечер неповторимым и незабываемым.

— Грачев, перестаньте наконец терзать гитару и мучить наши уши, — заметил кто-то и обратился к Палевскому: — Павел Петрович, будьте любезны, усладите наш слух.

Докки в недоумении подняла брови, Палевский пожал плечами и ухмыльнулся.

— Ну, ежели вы того желаете, — он протянул руку, а Грачев, обескураженный нелестными словами в свой адрес, но явно к ним привыкший и переносивший их стоически, передал гитару соседям, и кто-то перебросил ее через стол генералу. Палевский просчитанным движением руки легко поймал ее за гриф, откинулся на стуле и уверенно перебрал струны.

— «Красотку»! — попросил один из генералов, улыбнувшись Докки.

— «Красотку»! — поддержали другие и оживились, зашумели, удобнее устраиваясь на своих местах.

— Этот романс написал Павел Петрович — и стихи, и музыку к ним, — сообщил баронессе сидевший рядом офицер.

— Сам?! — Докки потрясенно уставилась на Палевского.

«О, боже, — подумала она, — он еще и поэт, и музыкант! Сплошные дарования. Это уже чересчур, пожалуй…»

— «Красотку» так «Красотку», — согласно кивнул граф, настраивая струны и пробуя их звучание. Наконец легко взял аккорд, другой, третий, с привычностью музыканта пробежался по струнам чуткими пальцами.

Постой, красотка, не спеши,

Позволь напиться мукой сладкой.

Ты нежных прелестей загадкой

Зажгла огонь моей души…

Голос Палевского звучал низко и сильно, а бархатная хрипотца придавала его пению особое волнующее очарование. Он пел и смотрел на Докки, и в глазах его плясали смешинки и… нежность. Она же, совершенно плененная его игрой и пением, облокотилась на стол, подперев щеку рукой, чуть покачиваясь в такт незатейливой, легкой и мелодичной песенке, и улыбалась ему в ответ.

О поцелуе я молю, —

Палевский выразительно посмотрел на ее губы, —

От страсти я изнемогаю,

К твоим стопам стихи слагаю

И взор очей твоих ловлю.

Поверь, голубка, без тебя

Тоскливы дни, постылы ночи.

О, неужель, ты не захочешь

Взять, что дарю тебе, любя?

«Тоскливы дни, постылы ночи…» — повторяла про себя Докки, любуясь его красивым лицом, пленительными, прозрачными даже при свете свечей глазами, крепкой шеей, видневшейся в расстегнутой стойке воротника мундира, упиваясь его обворожительным голосом, который обволакивал ее невидимой паутиной щемящего и сладостного чувства, унося в благословенные дали, полные неги, уюта и счастья.

О, что скрывает твой покров?

Охвачен пылким я желаньем,

Твой взгляд блаженства обещаньем

Дразнит, волнует мою кровь, —

Палевский игриво перебирал струны, все не отводя от Докки взгляда.

Постой, красотка, не спеши

Я песнь тебе пою, ликуя,

Но нежных слов, тебя милуя,

Не прошептал еще в тиши… [18]

Понизив голос, он нарочито протянул последнюю строчку, взял еще один аккорд и утихающей россыпью струнного перепева закончил романс.

Слушатели задвигались, зааплодировали, кто-то крикнул «браво», Грачев попытался пропеть «постой, красотка, не спеши», но сфальшивил и сконфуженно замолчал.

Докки совершенно размякла, не в силах вернуться в настоящее. В ней все звучала гитара, голос Палевского, напевающий «охвачен пылким я желаньем», и виделись его серо-зеленые глаза, устремленные на нее.

— Вы засыпаете, — услышала она и почувствовала сильную руку, взявшую ее под локоть. — Позвольте проводить вас, madame la baronne.

Он помог ей встать, и Докки, пожелав офицерам спокойной ночи, послушно пошла с ним к лестнице.

— Вам понравилась песня? — спросил Палевский.

— Очень понравилась, — призналась она. — Чудесная мелодия и стихи. Оказывается, вы еще и в этом преуспели.

— Балуюсь иногда, — признался он, прижимая к себе ее руку и ласково перебирая пальцы, отчего у Докки тут же закружилась голова.

Они медленно поднимались по темной лестнице, и она необычайно остро ощущала его близость.

«Неужели он сейчас поцелует меня?!» — думала Докки, чрезвычайно на то надеясь. Казалось, мечта ее осуществится. Остановившись на площадке, Палевский привлек ее к себе, рука его обвилась вокруг ее талии, и она почувствовала его дыхание совсем рядом со своими губами.

— И что было так долго сидеть? Уж третий раз воду грею, — вдруг раздался рядом ворчливый голос Афанасьича, нарочито громко зашаркавшего по скрипучему полу. Докки вздрогнула и отпрянула от Палевского, он же с явной неохотой выпустил ее из своих рук.

— Нет девки, чтоб прислужила вам. Так вспомнишь Туську добрым словом, — сказал Афанасьич и, подойдя ближе со свечой в руках, заявил: — Вам, барыня, на боковую пора. Притомилась, поди, в дороге-то.

— Сейчас иду, — Докки была ужасно раздосадована по всему не случайным появлением Афанасьича, который не хотел дать ей возможности побыть наедине с Палевским. Она понимала тревогу слуги, но считала, что он уж слишком усердствует со своей заботой. Коротко вздохнув, она повернулась к Палевскому.

Тот же ровным голосом, ничуть не выказывая огорчения от нарушенного уединения, попрощался, пожелал madame la baronne сладких и приятных сновидений и поцеловал ее руку. Докки пробормотала ответное «спокойной ночи» и пошла к своей комнате, дверь которой Афанасьич уже распахнул и, едва она переступила порог, тут же за ней и притворил.

Она еще постояла у входа, прислушиваясь к быстрым удаляющимся шагам Палевского, тяжелой походке Афанасьича, занимавшего соседнюю с ней комнату, чтобы быть в случае чего у нее под рукой. Она отчаянно сожалела, что им пришлось так быстро расстаться, хотя внизу генерала все равно ждали товарищи и он не мог надолго с ней задержаться. И пока она раздевалась, мылась и готовилась ко сну, все думала о том, что могло бы произойти, будь они одни в этом доме.

«Он поцеловал бы меня», — предполагала Докки, представляя, как его руки обнимают ее и прижимают к своей груди, а его губы нежно и легко касаются ее губ, как во время их единственного поцелуя. Она знала, что ей было бы тепло и приятно находиться в его объятиях, вдыхать его запах, чувствовать его ласковые прикосновения. Только от одной этой мысли по всему ее телу разливалось необыкновенное томление, вызванное неодолимым влечением к этому человеку.