– Спокойствие дороже.
Они уже подъезжали к порту, где Валета ждало несколько габаритных парней, поверх привычных кожанок облачённых в такие же доспехи из пластика: шлемы, бронежилеты с наплечниками, поножи, наручни. Вокруг защитным кольцом, словно фургоны при освоении Америки, были расставлены бронированные двуколёсники. Среди крутарей, кстати, оказались те двое здоровячков, которых Вадим приметил на заправке. А ещё с одним он когда-то пересекался на тренировках, то ли билдерских, то ли бойцовых. Тот даже поздоровался с Вадимом вполне уважительно, видимо, приняв за своего: такого же крутаря, да ещё приближённого к верхам.
Действительно, из настоящих силачей в билдерах задержались немногие, как и в чистых бойцах. Большинство нашли применение если не своим мозгам, то мускулам, и теперь пытались выделиться в особую касту, сродни самураям или русским дружинникам, с жёсткой иерархией и дисциплиной. А возглавляли их вожаки из самых зубастых либо самых деловых, которые со временем могли бы заделаться князьями да боярами, если бы на те же места не метили правители-крепостники. Удивительно, что в здешние авторитеты угодил и симпатяга Валёк, – а впрочем, он всегда отличался предприимчивостью.
Поглядывая по сторонам, Валет терпеливо втолковывал наперсникам, как ловчее управляться с подотчётным стадом, чтоб не уморить скотинку, но и состричь с неё больше, – всё должно быть по совести и к взаимному удовольствию, без ненужных напрягов, но и без попустительства. Внимали ему с почтением, хотя собрались здесь не рядовые крутарики, пухлощёкие и свеженакачанные, только-только навострившиеся махать конечностями, а их вожаки – матёрые, умудрённые или хотя бы битые жизнью, накопившие опыт и навыки, вплоть до смертоносных. Стало быть Валет, по нынешней классификации, вполне мог величаться вождём, пусть не из старших. Однако возражать ему не стеснялись: корректно, уважительно, – но в Крепости и такое показалось бы дикостью. Либо вопиющей наглостью, граничащей с бунтом.
Вожаки уже не стригли волосы бобриком, что защищало в обычной драке, а отпускали их до плеч, прихватывая на лбах лентами либо собирая на затылках в хвосты. А значит, не собирались подпускать врага настолько, чтобы тот смог за них ухватиться. В подтверждение наметившегося ужесточения разборок («новая волна»!) на бёдрах, поясах или за плечами вожаков, кому как нравилось, крепились внушительные секачи – у кого один, у кого два, в зависимости от умения. Это не считая метательных ножей, число которых тоже варьировалось. А дальше, судя по всему, в ход опять пойдут огнестрелы – гонка вооружений, неизбежная как прогресс. Впрочем, возможно, они уже припасены в кабинах колёсников.
Доверяя Вадиму либо из деликатности, Валет не отослал его подальше, а сам Вадим не проявил должного такта и остался в совещательном круге, с интересом слушая разговор. Как ни странно, в доводах проклёвывавшегося князька и его доверенных старшин-советников (бояр?) уже ощущалось присутствие некоего кодекса, обязательного в серьёзных делах. Обычно он складывался десятилетиями, причём в стабильной среде, где честность на протяжении поколений подкреплялась выгодой, вдалбливалась в сознания как условный рефлекс, фиксировалась в генах. Здесь это происходило много проще, словно двигалось по дорожке, проторённой купцами и бизнесменами. Либо сами крутари, как и крепостные, менялись куда быстрей, словно при направленной мутации.
Внезапно Вадим вскинул голову: вокруг что-то назревало, будто сгущалась грозовая туча. Не слишком понимая, что происходит, Вадим, однако, ощутил беспокойство. Щелчком языка он привлёк внимание Валета, со значением коснулся пальцем уха. Тотчас тот вскинул руку, требуя тишины, и тут уж все услышали гул многих моторов, накатывающий с разных сторон.
– Дьявольщина! – рявкнул Валет. – По машинам – уходим, живо!
Его вожаки уже сноровисто ныряли в кабины двуколёсников, захлопывая бронированные дверцы, словно танкисты перед атакой. И сразу машины срывались с места, уносясь по переулкам. Подхваченный общим порывом, Вадим впрыгнул в знакомый джип, попав, что называется, «в доскок», то есть безошибочно вписавшись в тесный проём, и сразу растопырился между спинкой и упорами. В следующий миг колёсник дрогнул под тяжестью Валета, грозно рыкнул и тоже рванулся прочь, нацеливаясь на одну из многих улочек, разбегавшихся от площади.
Секундой позже из нескольких переулков вырвалась смешанная стая могучих бронеколёсников, внутри которых трудно было различить что-то, кроме массивных фигур, наводивших трепет своей неподвижностью. Сквозь тонированные стёкла едва проникал не только свет, но и мысле-облако: по-прежнему Вадим ощущал только глухую ненависть, совершенно не понимая её истоков. После унылой атмосферы Крепости от таких первозданных, чреватых неведомыми опасностями страстей становилось зябко. Пока не поздно, Вадим поспешил отстраниться от ситуации, представив, будто наблюдает за этим в кино. И гонятся тут вовсе не за ним, безобидным и мирным спецом, а за очередным неубиваемым героем – в меру суперменистым, в меру осторожным, испытавшим на своём веку всякое, а про панику даже не слыхавшим.
– Чёрт бы их забрал, – сквозь оскаленные зубы проворчал Валет, на полном ходу улепётывая по пустынному проходу. – Если прижмут опять, я ж и драться не смогу – с прошлого раза черепушка трещит! Умеешь стрелять, напарник?
– «Придётся отстреливаться, – пробормотал Вадим. – Я дам вам парабеллум».
– Чего? – удивился крутарь.
– Цитата из «Двенадцати стульев», – улыбнувшись, пояснил Вадим. – Нет, стрелять я не стану, извини.
– Тогда садись за руль.
На ходу они ловко поменялись местами, хотя каждый весил за центнер. Сунув руку под сиденье, Валет извлёк устрашающего вида огнестрел – с пистолетной рукоятью, откидным упором для плеча и толстенным коротким дулом, как у обреза. Положил пока на колени и чуть приспустил боковое стекло, озираясь прищуренными глазами. Отрывисто спросил:
– Не дрейфишь, а?
– Вроде бы нет, – ответил Вадим. – А кто это – ордынцы?
– Чёрта с два – это Шершни! Слыхал о таких?
– Вроде нет.
– «Вроде, вроде»! – взорвался крутарь. – А у меня они вот где, – с размаху Валет хрястнул себя по загривку. – Возникли недавно, чёрт знает откуда, и уже достали многих! Отчаянные парни, ни хрена не боятся, на компромиссы не идут. А дерутся – куда там нашим качкам! Хорошо, стрелять не любят – тем и спасаемся. – Он оглянулся: – Смотри-ка, не отстаёт!
Вадим покосился в зеркальце: один из затемнённых четырёхколёсников и вправду прочно повис у них на хвосте, однако нагонять не спешил. Поверх покатой крыши, прямо над ветровым стеклом, был установлен массивный ствол, управляемый, видимо, из кабины. Но и тот в дело пока не вступал, хотя на декоративный не походил.
– Не нравится мне это, – буркнул Валет. – Будто в засаду гонят. Может, развернёмся?
– А тараны твоей черепушке не противопоказаны? – полюбопытствовал Вадим. – У них-то масса больше! Лучше пристегнись.
Против ожиданий, крутарь повиновался приятелю без возражений, словно в прежние времена, когда тот был для него авторитетом. Может, он ещё помнил, как лихо гонял Вадим на стареньком «жигульке» по просёлочным дорогам, с лёгкостью обходя мощные иномарки и при этом тщательно избегая аварий. С некоторых пор водительские навыки, как и многие иные, дремали в теле Вадима, ожидая подходящего случая, чтобы проявиться. К тому же, наверно, у него был врождённый талант к вождению – точнее, подходящий психотип, способный удерживать в поле внимания сразу несколько объектов.