– В самом деле, мы отвлеклись, – согласился нордиец. – Так вот, речь ныне не столько о вашем благополучии, сколько о сохранности тех, кто вам противостоит. Тут важно не наломать дров, а у вас, я знаю, тяжёлая рука. К счастью, вы – человек здравый…
– Во-первых, не человек – богатырь. Да и рассудочность каждый понимает по-своему. Собственно, вы к чему клоните?
Маркиз помолчал, видимо прикидывая, не заступает ли он сейчас за границы, про которые поминал. Затем всё же продолжил:
– Подумайте: в чём сила де Бифов? Сотни лет они властвуют в Междуречье, не выказывая особых талантов как правители ил воители. Но превосходят могуществом здешних королей, и с каждым поколением их влияние растёт. Графское войско даже в Нордии вызывает опаску, а уж со своими подданными де Бифы справляются с лёгкостью. И стоит где-то возникнуть смуте, как туда устремляются Ночные Вороны, наводя ужас и сея смерть.
– На чёрных конях, надо думать? – усмехнулся Светлан. – Надо ж, и здесь свои «воронки»!
– А кто ещё, кроме здешних воинов, смог бы на равных воевать с великанами? Ведь именно Междуречье заслоняет и вашу страну, и Нордию от угрозы с гор. Правда, эти дикарские нравы! – посетовал маркиз. – Пить кровь врагов из их же черепов, а у самых заклятых пожирать сердца – сырыми…
– Да, когда сырыми – это особенно дико, – согласился Светлан. – Пренебрегать таким завоеванием цивилизации, как обработка пищи на огне!..
– Понимаю вашу иронию, – кивнул де Гронде. – Но если сии обычаи помогают взращивать героев…
– Или убийц?
– Ведь вы не станете отрицать, что междуреченские бойцы – лучшие в королевстве… если не во всех восьми? Они могучи и выносливы, упорны и неустрашимы, не щадят ни врагов, ни своих жизней…
– Ни женщин, ни детей, – продолжил Светлан. – Если хочется кого-то убить, лучше начинать с себя – по-моему.
– Но если вторжения Пропащих не миновать, противостоять ему должны именно такие машины смерти – не находите? И лучше б их было побольше.
– У нас это называется «менять шило на мыло», – сообщил богатырь. – Не пришлось бы после искать управу на своих защитников. Превратить-то людей в зверьё довольно просто… А обратно как?
– Будем уповать на Бога, – пожал плечами маркиз. – Кстати, вера у междуреченских рыцарей крепка на диво. И они не заражены вольномыслием, столь популярным в других местах.
– Чтоб вольно мыслить, нужно, как минимум, иметь мозги, – заметил Светлан. – А откуда они у здешних дуболомов? Что до Бога, то он, насколько знаю, зовёт к милосердию. Но тогда чей призыв слышат междуреченские вояки?
– Вопрос впрямь любопытный, – со вздохом признал де Гронде. – Понимаете, граф, местная трактовка христианства и меня приводит в изумление. Иной раз даже чудится…
– Что?
– Будто это не наш Бог. Здешний более кровожадный, грозный…
– Видите?
– Зато и более деятельный – такого легче почитать.
– Бояться, – поправил Светлан.
– Ну, это тонкости!
– А по-моему, принципиальная разница. И если второе подменяют первым, то лишь для собственного комфорта. Очень мерзко, знаете ли, ощущать себя трусом постоянно, год за годом.
– Но вы-то, мой отважный гость, откуда это знаете? – удивился маркиз.
– Да уж набоялся в своей жизни – на всю оставшуюся.
– Вот уж во что верится с трудом!
– Что набоялся?
– Что боялись. Впрочем, и не верить нельзя – богатыри не лгут.
– Точно? – спросил Светлан. – Теперь буду знать.
Вежливо улыбнувшись, посол продолжил:
– Как бы то ни было, кроме своего бога, междуреченцы не страшатся ничего, включая и саму смерть, а их боевой дух в сражениях взлетает до небес… нередко вместе с их душами, – позволил он себе шутку. – И другой жизни им не надо – лишь бы сражаться, побеждать… и убивать, разумеется. Говорят, междуреченские рубаки привыкают к крови настолько, что за неимением вражьей готовы даже пить собственную. Известны случаи, когда они откусывали себе языки, лишь бы получить вожделенную жидкость.
– В здешних условиях до этого редко доходит, – заметил Светлан. – Несколько веков непрерывной войны!.. А в дни затишья можно охотиться на крестьян.
Де Гронде поморщился:
– Кровь простолюдинов – фи.
– Ну, маркиз!.. – усмехнулся богатырь. – Ежели, не дай бог, угодите в упыри, вам придётся несладко – с вашей-то привередливостью.
Изогнув бровь, маркиз вперился в него, пытаясь, видно, определить, что сокрыто в этой фразе, помимо иронии. Затем спросил:
– По-вашему, здешние бойцы – как бы переходная фаза?
– А вы считаете, кто-то из них будет востребован Господом?
– На крайний случай есть ещё Преисподняя…
– Поверьте, дьяволу тоже не нужен бездушный материал – уж я знаю. В монотеистической системе координат это как бы бесхозная скотина. Но, может, для неё уже нашёлся господин – иначе откуда такой задор?
Утомившись разглядывать статуи, Светлан посмотрел на Жанну, которая, как и подобает пажу, вела себя скромно и лишь постреливала глазищами из-под роскошных ресниц, сильно смахивающих на искусственные. Мальчик из неё и впрямь получился… не хуже любой девочки. Неужто и маркиза провёл этот нехитрый маскарад? В странные игры играют здешние аборигены.
– Ну хорошо, – заговорил де Гронде. – Допустим, у междуреченцев в самом деле собственный бог. Но если сие содействует упрочению державы, что ж тут дурного?
– Для вас или вообще?
– Э-э… в обоих смыслах. Может, с этим вовсе не нужно бороться?
– Слишком властный бог ещё и агрессивен, – сказал Светлан. – Значит, рано или поздно примется за соседей. А поскольку он покровительствует правителю Междуречья… Ну, вы понимаете, чем это грозит для Луи.
– Но если удастся убедить бога… э-э… сменить объект?
– Во-первых, не думаю, что его нынешний выбор случаен. Во-вторых, свой… объект он попросту превращает в слугу. А в-третьих… В вашей любимой го, если помните, тактический выигрыш вполне может привести к стратегическому разгрому.
– Это вы к чему?
– Да к тому, что на диктате далеко не уедешь. Если Нордия выберет для себя такую телегу, через век-другой окажется в хвосте у нынешних дикарей. Желаете вляпаться в эпоху упадка?
– Что ж, – вздохнул нордиец, – ради величия государства можно поступиться даже прогрессом.
– Какой там прогресс – деградация!.. Вы видели скульптуры позднего Рима? И сравните с периодом расцвета.
– Великие цели требуют жертв. Искусство – это всё-таки надстройка. Куда хуже, если непрочен фундамент. Безопасность державы выше сытости граждан, а хлеб важнее зрелищ… э-э… в широком смысле.