Звериной тропой - читать онлайн книгу. Автор: Николай Инодин cтр.№ 15

* * *

Полезная всё-таки штука — тонкий еловый корешок. Тянется почти по поверхности земли, длинный, тонкий, гибкий и прочный. И добывать легко, и возни с нарытыми корешками немного. Замочить на пару часов, ободрать кору — всего лишь найти скалу с острым ребром и, прижимая корешок ладонью, протянуть его несколько раз. Кожица на нем нежная и легко снимается. Потом, из экономии, расщепить каждый корешок вдоль на две половинки, и пользоваться, как шпагатом. Шпагат, даже пеньковый, пожалуй, кое в чём похуже будет — гниёт быстрее. Таким вот еловым шпагатом и подвязывал Рома под «стропилами» своего логова просолившиеся куски баранины.

Из-за отсутствия ножа бараньи туши Роман не столько разделывал, сколько разрывал, только сухожилия перепиливал острыми каменными обломками. Но для заготовки это было даже лучше — каждая мышца в рассол закладывалась целиком, с ненарушенной плёнкой, покрывающей поверхность. Через три дня вынимал из рассола и привязывал к жердям у входа в берлогу. Благо, мухи и прочая летающая нечисть уже давно забились в разные щели и заснули до весеннего тепла. За корешками пришлось ходить почти на границу альпийских лугов, ёлки внизу почему-то не росли. Но и запас Роман сделал изрядный.

Те куски мяса, которые при разделке были надрезаны или надорваны, Шишагов складывал в отдельную ёмкость, и из рассола больше не вынимал — решил посмотреть, как долго солонина проживёт, если соли не жалеть. Мяса вообще получилось много, дикие бараны были крупнее домашних овец, но Роману нужны были шкуры, и приходилось убивать больше, чем необходимо было для пропитания.

Со шкурами возни было не в пример больше. Пока её выскоблишь от остатков жира, семь потов сойдёт, это не сурковая маломерка, площадь уже в квадратных метрах считать можно. Нудная работа, кропотливая, и из инструментов только обколотый каменный скребок, не пушинка, однако. К концу обработки пудовым кажется. А оставишь где жирок, потом в этом месте кожа гнить начнёт, или шерсть вылезет. Вот и возишь камешек острым краем по внутренней поверхности, отдыхая, когда шкуру на бревне передвигаешь. Срезается жир, плёночки всякие соскабливаются, кромку забивают — сотрёшь, и снова скоблишь, скребёшь, сдираешь. Предполагают, что у предков это было женской работой. Вот времена были! Вот женщины-то! А тут всё сам, всё сам…. И, как негр на хлопковом поле, начинаешь мычать себе под нос что-нибудь ритмичное:

— Я постель свою укрою тёплой шкурой необъятной, на постели я увижу удивительные сны. С этим важным улучшеньем станет жизнь моя приятной, и в повышенном комфорте дотяну я до весны!

А сам бедрами будущее одеяло к бревну прижал, и руками камень назад — вперёд, назад — вперёд.

Потом мелкого сухого песочка пригоршню высыпать, и плашкой деревянной, назад — вперёд, назад — вперёд. Для разнообразия. Увлекательное это занятие, мездрить. Работы хватает и после очистки, надо из бараньего черепа мозги достать, растереть с печенью в кашицу в деревянном корытце (как эти корытца долбились — выжигались, это отдельная повесть). Потом ручками смесь на мездру нанести, старательно, ровным слоем, не пропустив ни клочка. На этом первая часть работы почти закончена, осталось сложить шкуру мездрой внутрь и до завтра оставить в теньке отлеживаться. Укрыв, естественно, от любителей грызть такую вкуснятину. Шишагов для этого схрон выкопал и камнями выложил, плитки таскал из того же места, что и для печки. И накрыть тщательно, теми же плитками. Можно было, конечно, сырьё и в несвежей моче заквасить, по-сибирски, но накрываться чем-то, пропитанным мочой, Роме претило. Лучше уж лишний час на возню с ливером потратить.

Уложив шкуру в схрон, можно отдохнуть по методу Карла Маркса, например, заняться промыванием тонкого кишечника добычи. Потом кишки в рассоле замочить, но с этим добром церемониться ни к чему, их и в каменной выемке засолить можно, не для еды заготавливаются. Из вяленых кишок Роман попробует верёвки скручивать, стерильность соблюдать ни к чему.

И вся эта возня с бараньей тушей — в лыковой рогожке на голое тело. Хоть на дворе и не май — месяц, а лишней одежды у Романа не имеется, да и та, что есть, на ладан дышит. Нужно беречь. Пока всё переделаешь, уже темно, мыться в ручье приходится уже ночью. Оденешься, перекусишь на скорую руку у костерка, и спать. Завтра снова растягивать шкуру на бревне, ждать, когда подсохнет нанесённая на мездру паста, и снова скоблить. Потом мять её, долго и старательно, затем вешать в холодный дым — подкопченная, она меньше будет бояться влаги, и приятнее пахнуть. Но всё это завтра, а сейчас — отдых.

* * *

На улице шумел осточертевший за несколько месяцев дождь. Натаскавшись по грязи, промокнув и намёрзшись, прийти в сухое помещение, снять разбухшие от воды мокасины, раздеться, завернуться в сухую шкуру, раздуть в очаге огонь (печка для обогрева берлоги, очаг — для души), окунуться в благодатное тепло. Первые минуты у живого пламени, отдающего тебе свой жар — это счастье, чистое и всеобъемлющее. Потом, обогревшись, можно растопить ещё и печь, развесить одежду для просушки. Разогреть у огня кусок печёной зайчатины, не спеша прожевать, макая кусочки мяса в кашицу растёртого между двух камней хрена, заедая надоевшим корнем лопуха. В качестве десерта закусить десятком калёных орехов, ломая пальцами их тонкую скорлупу. Костяными щипцами подхватить раскалённый камень, опустить в ковшик, потом ещё один, и ещё — пока вода не закипит. Перелить кипяток в кривобокую липовую посудину, которую гордо именуешь чашкой, бросить туда щепоть сушёных листьев земляники и брусничника, сдобрить комочком мёда, и не спеша, наслаждаясь каждым глотком, отдувая от края распаренные листья, отхлёбывать горячий напиток. И снова сесть у огня, уже не для тепла, просто так, потому что приятно.

«Вот я сейчас почти счастлив, а зверь мой? И он счастлив, потому что оказалось, мы — две части одной сущности. Раньше я был похож на человека, у которого одна рука с детства накачана и развита, а вторая от рождения примотана к телу и искусственно лишена подвижности. Но поскольку все вокруг такие же инвалиды, как и ты, этот дефект считается нормой. А попытка пошевелить второй рукой — пугающая аномалия, вроде появления второй головы. Зафиксированные случаи тщательно изучаются, с целью не допустить рецидива. Да, проявления зверя для окружающих чаще всего опасны, так ведь и стрельбища принято подальше от жилья устраивать, и авто водить не на людной улице начинают».

* * *

Широкое спинное сухожилие, худо-бедно вываренное и высушенное, легко расщепляется на отдельные волокна. Волокна длинные, но тонкие. Если связать концы двух волокон, и аккуратно прокручивать узелок пальцами левой руки, ладонью правой не давая волокнам спутываться раньше времени, они свиваются в некое подобие нити. Это и есть жильная нить, идеальное средство для скрепления между собой кусков кожи и шкур. Работа небыстрая, но не трудная, думать не мешает.

«Интересно, когда люди начали подавлять в себе звериное начало? Наверное, ещё в первобытных племенах. До победы было ещё далеко, иначе не выжили бы, но начинали тогда — вожди, шаманы, и их верный союзник, женщины. Вот кому звериный способ решать споры по принципу «кто сильнее, тот и прав», никогда не был по вкусу. С их точки зрения прав тот, кто дольше балаболит. И эмоциональнее. Старается она, акустическую волну гонит, распаляется, а он треснет разок — и победил. Невыносимо. Потому и начали воспитание воспитывать. Интересно, как в первобытном племени звучали фразы типа «драться нехорошо, любой спор можно решить словами», «ты же мальчик, ты должен уступить!», «девочек бить нельзя», «извинись первым, ты же мужчина»? Теперь-то арсенал наработанный, отточенный и работоспособный. В итоге воспитательница, всю жизнь старательно выращивающая моральных кастратов, искренне возмущается тем, что никто не бросился её защищать от пьяного хама. А именитая писательница, задыхаясь от восхищения создаваемым образом, выписывает Большую Женскую Мечту. Персонаж получился как живой — неразговорчивый, большой и сильный, убивает налево и направо. Но чуть женскую юбку увидит — замирает по стойке «смирно», прижав от восторга уши и виляя хвостом. То, что идеал ничем не отличается от натасканного сторожевого кобеля, автора вовсе не напрягает. У её героя даже кличка собачья. Вот такая логика. Женская.