— Вот как? Что ж, значит, он еще подлее, чем я думал. Но уж, будь уверена, Дева Битвы, — меня самого он вспомнит. Готов поспорить, что в этих горах мы его не встретим.
Но они встретили его, прямо у памятного входа в долину. Хиттавайнен висел на древней сосне, среди черепов своих жертв — огромный труп, расклёванный птицами. Длинные русые с проседью волосы шевелил ветер, а мохнатые руки с большими черными ногтями казались лапами зверя… Варг был насажен на острый сук, который торчал у него из груди.
— Ну и дела! — ахнул Ильмо, когда Вяйно объяснил им, кого они видят в человеческом облике. — Кто его так?
— Кто-кто? Привет от Карху. Больше некому. Чего ж они не поделили-то?
Оборотень погиб, и его долина теперь тоже выглядела расколдованной. Не было больше ощущения голодного взгляда в спину — просто холодная, мрачноватая долина, полная воронья, обглоданных костей и волчьих следов.
Путешественники переночевали в памятной хижине. Сидя у горящего очага, Ильмо снова рассказывал, какого они тут натерпелись страху, как сражался с оборотнем Ахти…
— Жаль, что от Карху мы такого незамысловатого наскока не дождемся, — задумчиво сказал Вяйно, выслушав его. — Лучше бы нам иметь дело со стаей оборотней, чем с одним этим медведем.
— Ты его боишься? — спросил Йокахайнен. — Ты, Вяйнемейнен?
— Я не знаю, чего от него ожидать. Карху опасен своей непредсказуемостью.
Асгерд кивнула:
— Я тоже не знаю, как с ним лучше сражаться. Он, как вода, протекает сквозь руки, а потом оказывается за спиной и отрывает голову. Когда я жила у него в плену, мне иногда казалось, что он — часть собственных пещер, или они — часть его. Он появлялся и исчезал совершенно неожиданно, будто проваливался сквозь землю. Несколько раз я пыталась сбежать, но путь, по которому я проходила до того десятки раз, вдруг приводил меня в тупик или сворачивался в кольцо…
— То есть он позволял тебе бродить по его подземельям свободно? — уточнил Вяйно. — Любопытно… А скажи, Асгерд, были ли там такие места, куда тебе ходить строго запрещалось?
— Да, было одно, — подумав, сказала она. — Небольшой круглый зал — тот самый, где он, уходя на юг, посадил меня в ледяную клетку.
— Как он выглядит, где находится?
— Я же сказала: маленький, шагов тридцать в ширину. Потолок куполом, гладкий ледяной пол…
— Просто ледяной?
— Нет, весь исчерченный рунами. Тонкими-тонкими — и очень сложными. Карху сидел там целыми днями, всё что-то резал на льду…
— Точно, я помню этот зал, — подтвердил Йокахайнен. — Там стены и свод тоже были покрыты льдом и сами светились, и там было столько магии, что я едва не потерял сознание. Господин мой, неужели мы туда полезем?
— Понадобится — полезем, — сурово сказал Вяйно. — Но для начала попытаемся выманить Когтистого Старца на поверхность.
У Асгерд азартно заблестели глаза.
— Согласна поработать приманкой!
— И я! — сказал Ильмо.
Вяйно добродушно усмехнулся.
— Вы думаете, это обычный зверь, которого можно подманить на привязанную у опушки козу? Карху очень стар и очень хитер. Если вспомнить, как он ловко прошел насквозь все земли Тапио, не оставив вообще никаких следов… Я оценил вашу самоотверженность, дети, но простите меня — вы уже приманка. Если бы Карху не хотел сражаться, мы бы его никогда в жизни не нашли. Но, надеюсь, против такого соблазна, как вы вдвоем, он не устоит. Он придет за вами, причем тогда, когда мы не будем этого ожидать. Не поручусь, что он не подкрался сюда и не слушает наш разговор.
Все одновременно затихли, прислушиваясь. Но снаружи не доносилось ни звука, только потрескивали угли в очаге.
— Ты серьезно? — спросил Ильмо, поежившись. — Думаешь, он уже знает, что мы здесь?
— Наверняка.
Косматая безглазая карлица по имени Хлёкк что-то буркнула на своем подгорном языке и грубо дернула Айникки за руку — дескать, иди за мной!
— Не трогай меня, — неприязненно сказала Айникки. — У тебя руки холодные, как у лягушки. И сама ты на лягушку похожа!
Хлёкк и бровью не повела — она не знала языка карьяла. Айникки отняла у нее руку и пошла вперед. Сбиться с дороги было трудно: впереди сиял такой яркий свет, что Айникки уже заранее щурилась, закрывая глаза ладонью. Хлёкк упорно топала позади. Карлица не отходила от нее ни на шаг ни днем ни ночью, и Айникки успела ее возненавидеть. Тем более что Хлёкк явно платила ей тем же.
Девушка подошла к арке и остановилась, не решаясь войти внутрь. Ее глаза постепенно привыкали к свету. Кстати, свет оказался не ослепительным, а мягким и рассеянным. Его излучали сами стены небольшой круглой пещеры — точнее, ледяные кристаллы, которыми густо зарос ее свод. Голубые, розовые, сиреневые кристаллы, и каждый светится по-своему…
Если потолок и стены зала выглядели как сияющая аметистовая щетка, то пол был совершенно гладким — хоть на коньках катайся. В центре зала расположился Карху: стоял и длинным острым стилом чертил на льду какие-то знаки, сплетая их в замысловатые узоры. Он был так погружен в свое занятие, что долго не замечал прихода Айникки. А она не спешила отрывать его от дела, стояла и любовалась… Вот поистине волшебное место! Если долго смотреть на рунные надписи, сходящиеся к центру, начинало казаться, будто зал медленно движется по кругу. Все сильнее кружилась голова; Айникки почудилось, что она высоко в небе, под самым небесным куполом. Вот Карху стоит на самой ступице Мировой Оси, а мир торжественно и неуклонно поворачивается вокруг него. В ушах Айникки понемногу зазвучала удивительная музыка. Она могла бы поклясться: эту тонкую, завораживающую мелодию наигрывают сами руны…
— Ну, чего тебе? — рявкнул Карху — и волшебство разрушилось.
Айникки испуганно моргнула. Она на миг вообще забыла, зачем пришла. Потом вспомнила, взяла себя в руки и спросила с вызовом:
— Сколько мне еще сидеть в этом подземелье?
Карху взглянул на нее холодно:
— Что случилось?
Айникки напоказ всхлипнула — хоть и знала, что на Карху это не действует, — и принялась жаловаться. Зачем он привел ее в это ужасное место? Хуже всего — вечная темнота! День проходит за днем, и все они одинаковы. Нет, ее глаза уже понемногу привыкли к красноватому свечению съедобных мхов, Айникки уже могла разглядеть рдеющие очаги слепых карликов — и их самих, и даже тени их мертвецов. И все они следили за ней. Особенно эта злобная ворчунья Хлёкк! Что-то бурчит себе под нос, ни слова не разобрать, да еще и глядит на нее зверем — как будто Айникки сделала что-то плохое ей или ее семье…
— Так я не понял, чего ты хочешь? — устало спросил Карху, откладывая стило.
— Я на воздух хочу, на солнце! — воскликнула Айникки. — Не могу больше жить в этом подземелье! Заболею и умру!
Карху нахмурился.