Камбрия - навсегда! - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Коваленко cтр.№ 71

Кейр поднял с земли очередную стрелу. На каждого из выстроившихся перед ними саксов стрелки уже выпустили дюжины по полторы-две. Сколько раз он уже натянул лук? Пятьдесят? Сто? Руки — особенно правая — гудели, но пока выдерживали заданный им самим ритм. В ряду уменьшилось число стрелков: женщины несли только один колчан. Расстреляв, побежали за новыми — для себя и для мужчин. Которым сбегать за стрелами нельзя — так можно и панику поднять! В первом ряду женщин нет, значит, пока в тыл бегут только они — строй стоит и причин для беспокойства нет. Особенно если столько же возвращается в линию. Заодно у девочек руки немного отдохнут. Кейр сам подивился старообразно-начальственным мыслям: многие «девочки» ему годились в матери. А все одно — начальник, значит, старший! Но скоро вторые шесть десятков стрел закончатся, их придется брать из свежепринесенного колчана. Скорость стрельбы упадет. Враг может принять это за добрый знак…

Вот тут-то Дэффид развернулся к Кейру:

— Уводи своих к повозкам.

Повторил то же самое другим легатам над лучниками. После чего повернулся обратно к трещащей от напряжения линии. Трещит — ничего. Не расползлась пока, и ладно. Хорошо бы вытащить из битвы легковооруженных. Их и так погибло слишком много. Но ирландцы завязли, утратили организацию. Нет, придется бедолагам терпеть до последнего. Иначе, отступая, увлекут за собой копейщиков. То же и гленцы. Впрочем, эти-то отборные, дочкой особенно ученые. Выстоят.

Прохаживаясь, легче ждать. Копейщикам без поддержки тяжко, но лучникам нужно время. Пока займут новую позицию, приготовятся. А саксы, точно, ободрились. Еще бы — теперь перевес в метательном бое склонился на их сторону. Да и камбрийцы чуют за спинами пустоту. Знают, зачем она возникла. И от этого знания у задних шеренг небось ноги чешутся — хоть ненадолго удалиться от опасности. А вот у первой — сердца тоскуют. Их-то ожидает самое трудное…

Солнце! Яркое, горячее — но отвратительно низкое, лезет под козырек, прилаженный к парадному шлему, норовит полоснуть по глазам горчицей. Впрочем, из-под руки видно достаточно — фронт полевой армии вот-вот рухнет. Даже ослепнув, трудно не понять — симфония работающих лучных линий оборвалась. Остались глухой стук дротиков и копий о щиты да лязг мечей о доспехи и умбоны. Но поделать сида ничего не может. Один камень раз в пятнадцать секунд — вот и вся подмога. Пусть момент много раз обговорен и даже разок отрепетирован. Все равно — опасность бегства сохраняется…

Стоит чуть сместить взгляд, чтоб понять — на городском валу дела немногим лучше. Здесь саксы собрали большую часть лучников. И, тщательно оберегая стрелков большими щитами, навесом засыпают стены. Причем вялой атаке подвергаются сразу двое ворот — восточные и южные. И если Немайн довольно короткого взгляда на каждые, чтоб убедиться — пока защитники города держатся, то каково приходится тем, кто не вознесся над битвой на высоту дозорной башни? Для того и пришлось выделить из скудных сил небольшой резерв — из самых дурно вооруженных — небольшие отряды, стоя за спиной защитников каждой стены, самим спокойствием своим показывают — положение пока не отчаянное. Как говаривают Монтови: «до триариев дело не дошло».

И пусть гонцы со всех укреплений по очереди просят подкрепить их — ответ у сиды один:

— Рано.

Уши сердито топорщатся, и гонцы поспешно уходят, не смея сбивать поправки для перрье, в блаженном неведении о том, что «Пора!» не наступит вовсе. Зато уносят с собой уверенность, что битва идет по плану.

Заодно спокойствие распространяется и на тыл: легкораненые, идущие на перевязку, санитары, что выносят тяжелых, говорят одно: трудно, но стоять можно. А ежели что, есть резерв! Одна беда — образованного грека, вовсе ничего не читавшего из многочисленных «Тактик» и «Стратегик», найти в империи сложно. Слишком уж сильно врезалась война в жизнь восточного Рима за последнее столетие. А хороший священник разбирается в людях достаточно, чтобы понять — на деле последняя надежда и кладезь боевого духа только и годятся стоять и подбадривать. Обычный прием, во многих сочинениях описанный. Причем именно с рекомендацией набирать такое демонстрационное войско из худших воинов.

Началось все с того, что нескольких раненых не донесли. Умирающих так и так пристраивали в сторонке — мэтр Амвросий, хирург с опытом, в первую очередь брался за тех, кого точно мог вытащить и кто точно не мог подождать. Кто полегче — доставались лекарям попроще, тяжелее — ждали, когда у мэтра появится возможность потратить время с риском потерять его впустую. Так что священники занимались ожидающими операции. Исповедовать и причастить следовало всех неходячих — в случае прорыва саксов они были обречены.

Однако, когда на носилках притащили очередное тело, еще теплое, но совершенно очевидно расставшееся с душой, отец Адриан не вытерпел.

— Я, преосвященный, под стрелы соваться не собираюсь, — успокоил встрепенувшегося епископа, — устроюсь за ближайшими к восточной стене домишками, да и только. Глядишь, спасу душу-другую.

— Ступай, мой друг. Тем более на северной стене как раз гленцы стоят. Твоя паства. — Дионисий согласился легко, ибо не знал за своим заместителем ни склонности к лукавству с друзьями, ни ложного честолюбия. Только желание выполнить обязанности как можно лучше. А внутри города — опасность примерно равная…

Вот тут Адриан и насмотрелся на «резервы». Да что насмотрелся! Одного взгляда хватило, чтобы понять: случись что — побегут. Назад, не на стены. И смысла воодушевлять и ободрять тонкие унылые линии нет никакого. Не по силам. Как тогда, с холмом. Но это не означает, что не стоит и пытаться…

Тем более что поток раненых схлынул — из основной сечи их не выдернуть, а на стенах самые неуклюжие да невезучие свое уже получили. И все равно — здания бань не хватало, и госпиталь выплеснулся наружу, под заблаговременно приготовленные навесы. Другое дело, что не хватало и персонала. Старшая из аннонок трижды падала в обморок, а до того невозмутимо ассистировала при самых тяжелых операциях. Одна рана, пусть самая страшная, ее не пугала — а вот тысяча… Тристан похожее уже видел после набега викингов. Зрелище тяжелое, но рыцарю следует переносить самые страшные картины — ведь зло, которому должен противостоять рыцарь, не постесняется совершить любые преступления.

Знамя графа Окты скучало в резерве. В настоящем. Том, что начал просачиваться через новенькие, западные, ворота на бывшее болото. Первыми, конечно, прошли колесницы. И раз уж эти не завязли, значит, остальным ничего не грозит. Вслед двинулись конные лучники. А вот тяжелой, по камбрийским меркам, кавалерии следовало портить дорогу последней. Зато в бой идти вторыми, закрывая броней уязвимых, но быстрых рыцарей-бриттов. Но не колесницы. «Скорпиончики» не умеют стрелять навесом. Что ж, возницы и стрелки укрыты за добротными щитами по бортам. Колесниц всего семь-шесть по числу кланов, прежде соперничавших на гонках, теперь же готовых помериться славой в битве. И еще одна — богини. Эта и поведет. Как утром, когда пришлось двух лошадей отрезать, чтобы вернуться. Сестра богини — на нее чуть-чуть похожа, хоть и не родная — тоже схлопотала стрелу. Теперь морщится и растирает больное место. Синяк! То ли кольчуга особенная, то ли она сама, но жало, сумев немного раздвинуть тонкое кольцо, разорвать не смогло. Как и прорезать толстый поддоспешник.