Госпожа удача - читать онлайн книгу. Автор: Олег Чигиринский cтр.№ 36

— Вы очень хорошо освоили каратэ, вернее, его местную модификацию, и вашу борьбу под названием «самбо». Но айкидо — это шаг вперед. Когда нет возможности на силу ответить силой, следует пользоваться слабостью — этот принцип дзюдо был взят Уэсибой с самого начала. На протяжении боя айкидока не думает о том, какой прием провел противник и каким контрприемом надо отвечать. Он думает, куда противник приложил силу и как этой силой воспользоваться. Заметив, что я прикладываю силу, вы применили захват, который успели запомнить. И все свое внимание сосредоточили на том, чтоб провести этот прием правильно. А нужно было только почувствовать, КАК я бью и пропустить мимо себя мои удары. Если бы тот, первый «маваши» вы не парировали, а пропустили над собой, добавив чуть-чуть собственной силы — вы бы швырнули меня, как тюк…

— Попробуем еще раз? — азартно подался вперед Ковалев.

— Пожалуйста, — пожал плечами Востоков. Они стали друг напротив друга: Ковалев — в спецназовскую стойку, Востоков — просто так, слегка ссутулившись, как плохой ученик у школьной доски.

Ковалев, слегка подрагивая бицепсами, ждал удара. И Востоков ударил. Майор угрем скользнул в сторону (говорят, в средневековой Японии ученики фехтовальщиков должны были руками ловить угрей, стоя в горном потоке), перехватил востоковское запястье… Слишком сильно подавшись при этом вперед. Мгновенная подсечка — и майор вылетел с мата.

— Ядит-твою силу! — с трудом удержав равновесие на краю бассейна, Ковалев повернулся. — Ну, а теперь-то вы меня на чем поймали, Вадим Васильевич? Что я не так сделал?

— Поспешили перейти от обороны к агрессии, — улыбнулся Востоков. — Если бы вы ограничились тем, что ушли из-под удара…

— Вы бы добили меня вторым… Или третьим… Вашу мать, по этой борьбе тот, кто нападает, тот и проигрывает!

— Именно так, Эдик! Именно так!

— Так что же делать?

— Не нападать.

— Тьфу ты, зараза… Выходит, для, скажем, спецназа или десантуры эта борьба ни к чему?

— Отчего же… У нас ее изучают. И спецназ, и десантники, и морпехи, и просто пехотинцы… Рукопашным боем у нас овладевают во всех родах войск.

— Но ведь нападать-то нельзя…

— Да. Поэтому кроме айкидо изучаются и каратэ, и самбо. — Востоков надел свитер и расслабленно опустился в шезлонг. Ковалев не мог успокоиться и мерил шагами дворик.

— Вот так, всех и учите? Во всех родах войск? И танкистов, и летчиков?

— Совершенно верно. У нас маленькая армия, товарищ майор. В сто с лишним раз меньше вашей. Мы не можем позволить своему солдату или офицеру быть просто пехотинцем или просто артиллеристом. Он должен уметь как можно больше.

— Не больно-то это вам помогло. — Ковалев сел в шезлонг напротив, достал из кармана папиросу и зажигалку: — Будете?

— Спасибо, не откажусь. Знаете, я надеюсь, что эти умения все же не пропали даром. Вот вы заинтересовались. Кто-то еще в вашей армии непременно заинтересуется… И не только в армии… Крым многому вас научит. При всем своем желании ваша страна не сможет оставаться той, которой была.

Ковалев посмотрел на него серьезно и сочувственно.

— Вы еще скажите, что присоединение Крыма — это разработанная ОСВАГом военная операция с целью развалить Союз…

Оба посмеялись удачной шутке.

— Знаете, Эдик, что сказал нам Морихэй Уэсиба, когда мы, шестеро крымских стажеров, в первый раз сели в его зале на татами? Запомните, вам это понравится: «Цель айкидо — позволить вашему противнику идти туда, куда он хочет, делать то, что он хочет и упасть там, где он хочет».

— Восток… — Эдик затянулся и откинулся на льняную радугу шезлонга. — Восток — дело тонкое…

* * *

Не самообладание, а именно спокойствие…

Он не сомневался, что, едва надобность в нем отпадет, Видное Лицо прикажет отправить его в расход, и майор Ковалев, не задумываясь, выстрелит ему в затылок. Да и это, впрочем, неважно. Он знал, на что идет. И зачем. Дурацкий пафос… Удивительно лишь спокойствие, с каким он ведет последние ходы своей партии.

Нет, конечно оставался простой физиологический страх — перед смертью, перед болью… Тело — это всего лишь плоть и кровь, и для него естественно хотеть жить. Подавлять страх такого рода — один из профессиональных навыков. Но вот другой, гораздо сильнее терзавший страх — что все, проделанное в последний год, окончилось ничем, что он не сумел, запорол дело — этот страх ушел, потому что дело фактически было сделано. Начиная с этой минуты, как бы события ни развивались, по какому бы пути ни пошли — они придут к итогу, который спланировал он, Вадим Востоков. Правда, в своем театре одного актера он же — единственный зритель. Что ж, как зритель искушенный, он может оценить игру и искренне поаплодировать: браво, Вадик! Бис!

Нет, на бис он, скорее всего, не выйдет…

Допросов третьей степени с применением наркотиков и пыток он тоже боялся не больше, чем просто физиологически. Редкое для разведчика удовольствие: он наконец-то может говорить правду. Исчерпывающе точная информация все равно никак им не поможет. Наиболее потрясающая ее часть вообще такова, что в нее никто из этих асов шпионажа и контршпионажа не поверит. Будут думать, что он обладает хитрой методикой сокрытия данных, сопротивления наркотикам… Экая чушь…

Аристократ, подумал он, истинный аристократ при прочих равных имеет одно преимущество: ему есть что защищать и тогда, когда пали все бастионы, которые занимает человек: общество, государство, семья, религия… Проще всего было бы назвать это честью, и, как всякое упрощение, это неверно, ну да ладно: пусть уже будет честь. «Жизнь — государю, сердце — даме, честь — никому» — этот девиз Афанасий Востоков получил от самого Петра Великого. Тогда он еще не был дворянином, он был купеческий сын, и наверняка отец его счел, что эти шесть слов — неважнецкая плата за бесценные сведения о землях Дальнего Востока, за истрепанные карты, доставленные в Петербург, за три цинготные зимы, состарившие двадцатишестилетнего Афанасия до срока и сведшие его в гроб на тридцатом году. Сохранился портрет, написанный вскоре после возвращения: дряхлый беззубый старец в мундире поручика. Шесть слов и удар шпагой по плечу от Государя Императора. За одну жизнь — это много или мало?

Афанасий Востоков счел, что достаточно. Удар шпагой был формальностью: отправляясь в этот поход с Берингом, купеческий сын Востоков уже был дворянином. Жизнь — государю, сердце — даме, честь — никому.

В разведке направо и налево приходится торговать своими принципами. Но не честью — хотя это трудно объяснить, многие полагают, что принципы и честь — одно и то же.

Реплика Андрея при их расставании свидетельствовала, что с ролью Востокова в этом деле ему все ясно. Нет, Андрюша, рыцарь Общей Судьбы, ясно тебе далеко не все. Да, Востоков не поморщился, когда его назвали предателем — но единственно потому, что был в двадцать раз большим предателем, чем думали все они, вместе взятые: Андрей, полковник Сергеев, Видное Лицо и иже с ними…