Восьмая нога Бога - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Ши cтр.№ 36

– Завтра доложишь о военных приготовлениях, предпринятых тобой для моей защиты, священник. Теперь вы знаете, на какую жестокость я способен в случае нужды, и понимаете, от чего вы будете избавлены до тех пор, пока останетесь моими верными слугами, прилежно исполняющими приказания. Полное освобождение от Жребия – вот ваша награда, а потом, когда грозящая мне опасность останется позади, я обещаю вам верховную власть и положение первых среди нации. А пока я отпускаю вас – идите с миром.

Оставив бога за трапезой, они спустились по опустевшей лестнице к подножию утеса. Онемевшие, дрожащие ноги кое-как несли их по безлюдным городским улицам. Тишина окутала ночные бульвары и переулки – тишина, в которой врезавшиеся в память обоих священников человеческие крики звучали еще громче, а пустота, через которую они шли, кипела и бурлила кошмарными видениями.

Но как только онемение всех чувств, вызванное ужасающими воспоминаниями, немного прошло, Паанджа и его спутник ощутили лихорадочную деятельность за окружавшей их пустотой, услышали отчаянный шепот, пронизывающий тишину. В домах не спали (в щелки между закрытыми ставнями нет – нет да проглядывал крохотный лучик света), втайне обсуждая известие об учиненной А-Раком бойне. Ужас царил в Большой Гавани.

Друзья понимали, что город замер на краю смертельной опасности: паника наверняка приведет к новым убийствам, но если найдется человек, способный повести за собой остальных, то ужас, который испытывают люди, еще можно превратить в боевой дух. Воспоминания о прежних обетах, которые они с надеждой в сердце давали друг другу, – о, каким тихим, осторожным шепотом! – вернулись к ним, и это помогло друзьям вновь обрести решимость. Они принялись тихонько совещаться.

Результатом их совещания стало то, что они направили свои стопы в совершенно неожиданном и невозможном при нормальном положении дел направлении. Путь их лежал к подъездным воротам одного из самых великолепных особняков Большой Гавани, где Фурстен Младший не бывал лет двадцать, несмотря на то что там обитал Фурстен Старший, его отец.

Хотя сын уже много лет не поддерживал с родителем никаких отношений, он не боялся застать старого развратника в постели, несмотря на поздний час. Точнее, если даже Фурстен Старший в постели, то наверняка не спит. И в самом деле, стоило только ночному привратнику передать их имена наверх, как двух прелатов немедленно проводили в покои старого пакостника. Их шаги эхом отдавались в анфиладах мраморных залов, переполненных безвкусными, хотя и дорогими, полотнами и скульптурами, тематика которых варьировалась от просто похотливой до откровенно порнографической. Всю дорогу Фурстен Младший шел сжав зубы и глядя прямо перед собой, а Паанджа стискивал его руку в знак безмолвной поддержки и симпатии.

Фурстен Старший принадлежал к Старой Гвардии, Старым Деньгам. Помимо торговых складов, он владел контрольным пакетом акций одной из крупнейших монастий Хагии; всю жизнь рука его сжимала жезл власти и богатства, которыми наделил его нацию А-Рак. В каком-то смысле он был старым знакомцем бога, хотя самого А-Рака не видел ни разу в жизни, так как богатства его были столь велики, что он мог купить то, что практически не продается: замену, человека, который пойдет вместо него на церемонию Жребия, когда придет его очередь. В последнее время, когда ожирение и венерические болезни довели его чуть ли не до смерти, старый крез почти перестал спать, но проводил время в громадной постели, где его и застали Паанджа с Фурстеном. Миловидные наложники в атласных набедренных повязках обмахивали его опахалами, поднос с винами и наркотиками стоял у его вспухшего и покрытого гнилостными пятнами локтя, а перед ним нагие танцовщицы под аккомпанемент столь же обнаженных музыкантов усердно извивались в замедленном танце, целью которого было поддержать неугасимую – хотя и бессильную теперь – похоть старика.

– А, маленькие церковные мышки! Ну, подойдите, присядьте на мою постель! – Голос старого Фурстена звучал бодро и весело, точно принадлежал молодому и здоровому человеку. – Ведь это Паанджа, не так ли? Первый из церковных мышек? Племянник старого Куртла. А с ним мой зануда, дитя моих чресл! Он так и не простил меня за то, что я пару-тройку раз воспользовался его хорошенькой розовой попкой, когда он был еще маленьким и сладеньким, а не таким волосатым детиной, в которого превратился сейчас! Ну, будет, детка! Помирись же со своим любящим папочкой! В конце концов, разве отцовская любовь не почитается в свете? Подойди же, присядь на мою постельку!

Хотя Фурстен Младший готовился к чему-то подобному, его реакция удивила его самого: он набрал полный рот слюны и плюнул на атласное покрывало отцовской кровати. После этого посетители с улыбкой переглянулись и, не переставая улыбаться, отвесили хозяину холодный вежливый поклон.

Старый крокодил никогда не затруднял себя притворными приличиями, но гнев, который овладел им сейчас, ясно показывал, что возмутительное поведение он считал своим исключительным правом, не распространяющимся ни на кого другого. Крохотные черные глазки, затерявшиеся среди опухшей, покрытой мелкими бусинками нарывов плоти, в которую превратилось его лицо, опасно блеснули. Губы старика затряслись от злости (созвездие красных язвочек, свидетельств еще какой-то болезни, окружало его рот, наводя на мысли о кровавой трапезе), и он взревел, призывая телохранителей. Пара колодрианских борцов ввалилась в спальню, разбрасывая визжащих наложников. Друзья спокойно повернулись им навстречу, высвобождая из-под плащей мечи, и Паанджа с холодной наглостью привыкшего повелевать человека произнес:

– Мой господин А-Рак еще не насытился, и я послан на поиски пищи для него. А вы, кажется, добровольно хотите предложить свои услуги, молодцы?

Новость, еще не достигшая хозяйских покоев, уже, похоже, активно обсуждалась на половине слуг. Головорезы в ужасе рухнули на колени и взмолились о пощаде.

– Просветите вашего хозяина относительно нынешнего положения дел, – приказал им Фурстен Младший,– а потом убирайтесь. Эй, вы, там! Вон отсюда! Все вон, а не то скормлю вас богу! – Эта угроза немедленно очистила помещение от танцовщиц-акробаток и их аккомпаниаторов. Фурстен Младший взял с постели поднос со снадобьями и порошками и небрежно уронил его на пол. Когда телохранители, пятясь и приниженно кланяясь на каждом шагу, покинули покой, друзья снова обратились к престарелому магнату.

Хотя по глазам Фурстена-отца было видно, что он занят поиском новой стратегии в сложившейся ситуации, ни растерянности, ни испуга он явно не испытывал. Наконец он сделал выбор в пользу веселья, не вполне, однако, убедительного:

– Ах вы, детишки-несмышленыши! – прокукарекал он. – Что, не ждали такого поворота? Испугались? Удивляюсь, что этого не произошло раньше! А с кем, по-вашему, мы, хагианцы, связаны Договором последние двести с лишним лет? Сердце А-Рака пышет аппетитом, как раскаленный докрасна уголь – жаром. Лишь одно стремление есть у него – слить все жизни в одну, свою собственную; сколько бы отпрысков ни производил он на свет, он все равно остается бесплодным, ибо творит лишь точные копии самого себя, которые вырастают прямо из его плоти, падают наземь и разбегаются в поисках добычи. Они не продолжение его жизни, а всего лишь бесконечное умножение прожорливости, составляющей основу его существа, потому что, когда они нагуливают достаточно жира, он призывает их к себе и пожирает, присваивая все, что им когда-либо удалось раздобыть. Он – плотоядный водоворот, но души жертв нужны ему не меньше, чем тела. Его мозг – лабиринт плененных созданий, все, что они ощущали и видели при жизни, все, чему радовались и от чего страдали, продолжает существовать в многовековом саду его памяти. Паутину своей внутренней империи он ткет из убитых им сонмов.