Анакин не мог не согласиться.
— Слишком много времени под контролем… — пробормотал он в ответ на восторженный визг сенатора.
Плавание напомнило ему гонки. Почти та же скорость, почти тот же риск. К тому же Падди совсем не спешил добраться до пристани, поэтому вел суденышко зигзагами, бросая его из стороны в сторону, срезая с волн пенные шапки. Анакин улыбался. Да, технология приручила Галактику, накинула ошейник, нацепила намордник, но с точки зрения комфорта и удобств это было прекрасно. Наверное. Но что-то при этом терялось. Например, удовольствие от жизни на грани риска. Или простое счастье от такой поездки, когда днище лодки звенит под сильными и неожиданными ударами водяных вихрей, а пена и брызги летят в лицо.
Падди, видимо, подслушал его мысли, потому что на особо крутом вираже чуть не вывалил пассажиров за борт. Пальцы Анакина дрогнули. Нити светящейся паутины натянулись и вновь ослабли. Какое уж тут веселье, когда ты упакован в спасительный кокон Великой силы.
Лодка не опрокинулась. Падди обращался со своей любимицей уверенно и умело. Он умел управлять случайностью. Через некоторое время, когда Анакин основательно промок, а волосы его спутницы спутались и торчали лохмами, лодка, замедлив ход, вошла в небольшую гавань.
Почему-то Скайвокер решил, что Падме примется немедленно приводить себя в порядок, но вместо этого девушка с хохотом бросилась Падди на шею.
— Спасибо!
И чмокнула в щеку. На загорелых обветренных скулах громилы выступил багровый румянец. Акку вдруг потупился.
— Да ладно вам… повеселились маленько…
Пока он привязывал лодку, Анакин спрыгнул на деревянный причал, помог выбраться Падме.
— Я принесу багаж, — предложил Падди.
Молодые люди с улыбкой переглянулись.
— А вы идите, осмотритесь там, — продолжил Акку. — К чему тратить время на болтовню.
— Тратить время, — с тоской пробормотала сенатор.
Лестница, что вела наверх от причала, тоже была деревянная и, конечно же, вся увитая дикими лианами и цветами. Поднявшись по ней, парочка оказалась на террасе над садом, который, по мнению Падме, был чудным, а по скептическим высказываниям Скайвокера — слишком пестрым и буйным. В кустах здесь могла спрятаться целая армия злобных и очень коварных убийц. Обилие белого и пурпурного цвета ему тоже не пришлось по душе. А вот горы, поднимающиеся вокруг озера, ему понравились сразу.
Падме села на каменную балюстраду.
— Смотри, горы отражаются в воде, — сказал Анакин.
Поверхность озера больше напоминала отполированный металл, настолько она была ровная. Горы внизу и наверху почти не отличались друг от друга, если не считать, что одни из них располагались вверх ногами.
— Конечно, — ответила Падме, не заинтересовавшись.
Анакин стал смотреть на нее, пока она не обернулась.
— Конечно, тебе удивляться нечему, — сказал тогда он. — А там, где вырос я, нет озер. Когда я вижу столько воды…
Падаван замолчал, подыскивая нужное слово.
— Изумляет?
— Радует.
Падме все-таки оглянулась на озеро.
— Полагаю, трудно удержаться, — величественно согласилась она. — Даже спустя много времени я вижу, как красиво отражаются горы в воде. Я могла бы смотреть на них весь день, каждый день.
Интересно, когда он станет еще постарше, он всегда будет выражаться такими пустыми словами? Анакин очень надеялся, что такой день никогда не настанет. Да и к чему утруждать язык светскими беседами, когда можно заняться чем-нибудь повеселее. Падди Акку сказал: не трать времени на разговоры.
Анакин шагнул вперед и понюхал волосы Падме.
— Когда я была на третьем уровне школы, — продолжала щебетать та, то ли делая вид, что ей все нипочем, то ли на самом деле не способная ничего заметить, — я приезжала сюда на каникулы.
Она указала куда-то вдаль.
— Видишь тот остров? Обычно мы туда плавали. Я люблю воду.
— Я тоже, — не задумался над ответом Анакин. — Наверное, потому, что в нашей пустыне ее почти совсем нет.
Смотреть было приятно и на озеро, и на горы с их двойниками в воде, и на спутницу. Все они оставались равнодушны к его восхищению.
— А потом мы валялись на песке, чтобы солнце высушило нас… и угадывали голоса птиц…
Наверное, Падме всегда проигрывала, подумал Анакин. Она же не слушает чужих голосов, только свой собственный.
— А я не люблю песок, — все равно сказал он. — Он грубый, шершавый, лезет повсюду, а потом натирает ноги… вообще все натирает.
Падме повернулась к нему.
— Только не здесь, — торопливо добавил Скайвокер. — На Татуине… на Татуине вообще все по-иному. А здесь все такое гладкое…
Оба с удивлением обнаружили, что пальцы Скайвокера без спроса и без ведома хозяина поглаживают руку Падме. Анакин сделал вид, что просто пытается сравнить все на ощупь, но Падме, кажется, не возражала. Вот он и не стал прерывать свое занятие. Девушка казалась немного смущенной, немного напуганной, но убегать вроде бы не собиралась.
— Там, на острове, жил старик, — с усилием заговорила она. — Он делал из песка стекло… вазы, ожерелья. Они были волшебными.
Анакин пододвинулся ближе.
— Тут все волшебное, — подтвердил он.
— Смотришь в зеркало, а видишь воду. Как ее морщит ветер. Выглядела как настоящая вода, только не на самом деле… Что ты…
— Иногда, когда веришь, что что-то настоящее, оно становится настоящим.
— Я когда-то думала, что если долго смотреть в зеркало, то можно потерять самого себя…
Зеркала под рукой не было, отражалась Падме только в глазах стоявшего к ней почти вплотную Скайвокера.
— Это правда..
Он сделал последний, разделяющий их шаг. Губы их соприкоснулись. Падме не стала сопротивляться, отталкивать, убегать. Она просто закрыла глаза. Осторожное детское прикосновение вдруг превратилось в самый настоящий поцелуй, который должен был продолжаться вечно, если бы…
… Падме не отодвинулась.
— Нет, я не должна.
— Прости, — сказал Анакин без капли сожаления. — Но когда я рядом с тобой, моя голова мне не подчиняется.
И он вновь сделал попытку пересечь холодную поверхность, за которой можно легко потеряться.
Но момент был упущен. Падме укрылась за броней неприступного величия и повернулась к озеру. На это зеркало смотреть было куда безопаснее.
* * *
Столько тревог и волнений, а все оказалось просто. Как только истребитель вынырнул из гиперпространства, прямо по курсу повисла ярко-белая капля потерявшейся планеты. Именно там, где на подчищенных картах осталась ее призрачная «тень».