Плод воображения - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 47

Внезапно Соня ощутила чьи-то твердые ладони на своих бедрах. Эти ладони подтолкнули ее сзади, и она едва не вывалилась из окна, на мгновение испытав притяжение темного пространства, готового в любую секунду принять ее в себя. Она была слишком пьяна, чтобы испугаться — хоть чужого прикосновения, хоть падения. В конце концов, для того она и пила, чтобы реальность стала неотличимой от игры воображения; чтобы почувствовать нечто такое, чего не хватало в обыденности; чтобы испытать то, что она десятки раз описывала в своих романах, но давно уже не чувствовала… а может быть, никогда не чувствовала. Ведь люди, по большей части, живут взаймы — пережевывают чужие слова и мысли, имитируют эмоции, тщетно пытаясь пробиться к себе, обнаружить внутри хоть что-нибудь, не пропущенное множество раз через копировальную машинку мозга…

И вот она почувствовала.

Это была ночь, ожидавшая жертвоприношения, и Соне было невдомек, что жертвы уже приносятся в десятке кварталов отсюда…

Точка возвращения была пройдена, и Соня неминуемо свалилась бы вниз со второго этажа, если бы чужие руки не подхватили ее по ту сторону потерянного равновесия. Высота казалась небольшой, и она вряд ли убилась бы, тем более что пьяные и непуганые имеют преимущество перед трезвыми и осторожными, — но, возможно, тогда продолжение было бы другим.

Последовавшее продолжение ее устраивало, независимо от того, в каком соотношении находились ее эротические фантазии и пьяный бред. Она отчетливо ощутила на своей груди руки, которые по-прежнему удерживали ее от падения, а сзади в ее круп уже упирался восставший мужчина — и она снова закачалась в неустойчивом равновесии между зовущей в объятия темнотой и вожделением…

Спустя несколько тягучих секунд ее ноги коснулись пола, но она оказалась прижатой к подоконнику нижней частью живота. Кто-то забрался к ней под платье, потянул трусики вниз. Она дважды переступила, освобождаясь от стреноживающей полоски ткани, и обнаружила, что уже не может, да и не хочет сомкнуть бедра из-за вклинившегося между ними столь желанного предмета, на который и опустилась своей приоткрывшейся бархатной мякотью.

Снизу вверх по позвоночнику поползло электричество, давая ответвления в живот и в соски, заставляя Соню изгибаться, словно кобру перед дудкой факира. Кстати, о дудке. Боковым зрением она всё же пыталась увидеть, какого мачо сама же для себя сочиняет по пьяной лавочке, — но было слишком темно и стекла распахнутых оконных створок никого и ничего не отражали. Ну и ладно, она себя не обидит. Хватит с нее задроченных программистов и упадочных поэтов. Пусть будет стандарт, пошлый стереотип — что-нибудь под метр девяносто, загар, здоровенные плечи, твердая задница и дудка размера XL. Гулять так гулять.

Она приподнялась, ослабляя его нажим, а потом снова плавно опустилась, чтобы прочувствовать вхождение, ощутить его каждым своим миллиметром, уже источавшим смазку. Да, с размером она угадала. Он проник в нее на всю глубину — к тому моменту глубина уже казалась ей высотой, от которой кружилась голова, а поле зрения искрилось по краям. Шею щекотало чужое дыхание, затем мороз пробежал между лопатками от легких покусываний; Соня повернула голову, подставляя его губам мочку уха, а заодно надеясь всё-таки разглядеть обладателя этой замечательной штуки, мощные толчки которой убедительно доказывали, что рай — это не обязательно дендрарий и бродящие по нему ангелы с лирами.

Тщетно надеялась. Сзади ее ласкала темнота. Спереди, впрочем, тоже была темнота, но другая — холодная, бездонная, стреляющая намеками на какое-то смертоубийство. Соня не хотела иметь с этим ничего общего. Дьявол, не суйте мне под нос ваш поганый мир! Сегодня у меня праздник, я устроила его себе сама и хочу оторваться на всю катушку…

Она закрыла глаза — и неласковая тьма исчезла. Остались только горячая пульсация внутри; уже вполне различимая и всё ярче играющая золотом тропинка к оргазму — точь-в-точь лунная дорожка на поверхности моря; дыхание, удивительно синхронное с ее дыханием; стон наслаждения, зарождавшийся не в легких, а, казалось, в самих костях — полых, гудящих словно органные трубы, готовых выдержать гораздо больше и дольше, чем эта слабенькая плоть, которой доступен кайф лишь в течение каких-нибудь сорока-пятидесяти лет…

Он действительно обладал чрезвычайно гибким умом. Его ум был настолько гибок, что когда-то умудрился срастить некоторые аспекты православного христианства с идеями Герберта Маркузе. Получилась на удивление стройная и непротиворечивая система. В частности, Нестор утверждал, что Иисус был вождем первой люмпен-революции, а заодно возглавит и грядущую, которая не за горами, надо только кое-где подтолкнуть. Этого почему-то не поняли даже самые неортодоксальные из попов — те, например, что часами зависали в Интернете или соглашались с Нестором в том, что скорость распространения Божьей воли ограничена величиной около трехсот тысяч километров в секунду.

Впоследствии он еще раз продемонстрировал гибкость, отрекшись как от исходных составляющих своей теории, так и от их красивого гибрида. После отречения Нестор перешел на новый уровень — он стал генерировать идеи сам. И, что бы там ни подумал Параход, электроды на голове тут были ни при чем.

Сейчас Нестору казалось, что он совершил очередной скачок в развитии. Причем это касалось не только разума как такового, но и всех пяти чувств. Да, прежде всего чувств. Для начала они сообщили ему, что мир вокруг изменился. Изменения были своеобразными. Вселенная, понятное дело, от них не содрогнулась (вселенной вообще было плевать на незначительный кусок вещества, обращавшийся вокруг менее чем средней звезды на задворках ничем не примечательной галактики), однако Нестор всё-таки полагал, что случившееся с ним переворачивает устоявшиеся среди семи миллиардов обманутых бедняг представления о реальности. С чем сравнить эти представления? Только с тесной и неудобной клеткой. Как назвать вольное или невольное заблуждение, которое обрекало всех на заключение? Не иначе чем тотальным помрачением рассудка.

Несколько минут назад Нестор впервые в жизни узнал, какова истинная свобода. Попробовал ее на вкус, запах и цвет — и нашел, что это прекрасно. Хотя, конечно, до обретения подлинной свободы ему было далеко. Скачок казался спонтанным и смахивал на случайный выигрыш в лотерею. Но, как в том анекдоте, он хотя бы купил лотерейный билет!

* * *

— Иди за мной, — приказала девочка, слезая с кровати и безо всякого стеснения показывая ему свою маленькую загорелую попку. В три шага она оказалась у двери.

Нестор вышел из очерченного мелом круга и, конечно, не ощутил ничего нового. Разве что Ариадна немного «протрезвела» и начала с грехом пополам складывать каждое его движение в копилку будущего обратного маршрута.

Универсальность и совершенство Ариадны поражали — особенно если учесть, сколько десятилетий эта штука пролежала в тайном хранилище монастыря. Чтобы добыть ее, Нестору пришлось рискнуть не только жизнью и свободой, но и предполагаемой душой. Он и раньше ни секунды не жалел о содеянном, а теперь, когда надежды начинали оправдываться, — тем более. Он заплатил за свои неблаговидные поступки отлучением, зато приобщился к куда более глубокому способу постижения природы вещей, по сравнению с которым унылый церковный догматизм выглядел примитивной попыткой отгородиться от неразрешимых вопросов выхолощенным ритуалом без веры и смысла.