Солнце полуночи. Новая эра - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дашков cтр.№ 68

Тодт, который был мазохистом со стажем, живо представил себе, что Веспер пришла на запах денег или еще хуже — попала под влияние клона, и сейчас обслуживает Михраджана и Хоши, а Малыш равнодушно наблюдает за оргией, пополняя свою бездонную копилку человеческих пороков, чтобы когда-нибудь в будущем воспользоваться этим. И главное, ему будет из чего выбирать. Рано или поздно (лучше поздно) обязательно наступает время дергать за струнки святости, героизма, альтруизма, любви или за толстую струну греховности. И значение приобретают уже не сами поступки, а то, что совершаются они по команде извне…

Вот кто-то сдавленно закричал — так, как кричат в ночном кошмаре полузадушенные подушкой. Похолодев до кончиков пальцев, Адам Тодт узнал нечленораздельный утробный вой толстого иранца. Что бы это ни значило, Адам не собирался выскакивать из комнаты, будто жестяной заяц в тире. Он только поглубже зарылся под одеяло и стал ждать гостей.

В течение неопределенного промежутка времени он лежал, вздрагивая от малейшего шороха и постепенно утрачивая чувство реальности.

* * *

…Она рождалась из темноты, как когда-то в древности белокожая красавица богиня из пены. Темнота вытесняла ее, расцвечивая лиловым свои самые глубокие сгущавшиеся тени. Лиловыми казались даже белки ее глаз и жемчужины зубов, блестевшие между мягкими створками. Набухала плоть; струилась размороженная кровь… Наибольшие усилия потребовались, чтобы соткать скрученные в спирали волосы из предельной черноты. Потом и волосы отделились от материнской среды, и на них заблестели капли влаги.

Темнота, жидкая, как нефть, отступала, собираясь в лужи, рассеченные узкими золотистыми спицами света. Это был слишком яркий свет, пробивающийся в щели жалюзи. Все выглядело так, будто снаружи взошла полная луна. Порождение Тьмы и Луны — Черная Лилит — приближалось к оцепеневшему Адаму во всей своей силе…

Он очнулся. Что это было — явь или сон? Веспер стояла над ним, опираясь на спинку кровати. Он лежал неподвижно, будто покойник, и даже не пытался гадать, каким образом она прошла сквозь запертую дверь. А также о том, где она оставила свое слишком тесное платье. О некоторых вещах лучше вообще не думать…

При легчайшем движении по ее неправдоподобно гладкой коже пробегала волна бликов, словно дрожало тонкое металлическое зеркало. Чередующиеся полосы света и тени придавали ей совершенно неземной вид. Она напоминала ему отделенную переднюю часть помеси кентавра и зебры. Возможно, у нее даже были копыта, как у дьявола…

— Соскучился, малыш? — прошептала негритянка, взгромождаясь сверху, и он убедился в том, что с ее ступнями все в порядке. Она не случайно назвала его «малышом». С ней он снова возвращался в прошлое, снова обретал целомудрие и наивность, снова терял девственность…

В течение следующих сорока минут он получил все, чего был лишен долгие годы, чего недоставало в юности из-за поспешности и глупости, и все, что только мог себе вообразить. Усталости как не бывало. Удовлетворение превратилось в самую изощренную пытку.

Веспер — это была ожившая и одушевленная машина желаний, которая чутко реагировала на смену импульсов, визуализирующих тайные фантазии. Она умудрилась идеально соответствовать даже его скромным мужским возможностям. Ох, этот огромный лилово-черный леденец!.. Старик испытывал глубокую благодарность к тому, кто делает намеченным жертвам такие поистине царские подарки, — независимо от того, чья это была охота. Он дал заманить себя в приятную ловушку и уже не помышлял о сопротивлении или бегстве.

Тем не менее во время изнурительно тягучего наслаждения, когда Веспер, сидя на нем, показывала, чего можно достичь, играя мышцами живота и паха, он заметил татуировку на ее теле — там, где начиналась густая лобковая поросль. Если бы по этому месту предварительно не прошлись бритвой, вряд ли можно было бы увидеть эмблему «Черной Богородицы» — женской негритянской экстремистской организации, запрещенной на всей территории Коалиции еще раньше, чем «дьявольская» музыка.

Это объясняло не все, но многое: в частности, наличие трупа в сортире и отсутствие охраны. Старик внезапно прозрел. Оказывается, дело в маленькой детали — нескольких каплях туши, введенных под кожу. И теперь он уже не уверен в том, что развлекается с глюком… Это был тот редчайший случай, когда он предпочел бы стать жертвой иллюзий Мозгокрута.

«Богородицы» с их идеалом тотального террора прославились патологической жестокостью по отношению к белым, особенно мужского пола. Тодт понимал, что у него нет ни единого шанса. Впрочем, если бы Веспер этого хотела, она бы давно его прикончила. Он не отличался ни быстротой, ни сколько-нибудь внушительным телосложением.

Выходит, игра намного сложнее, а ставка — не его жалкая жизнь. Почти наверняка Веспер тут не одна. Ее сообщницы могли выжидать удобного момента в десятке укромных местечек. Если «Богородицы» тоже охотились за Терминалом, значит, они его уже почти получили.

Он освободил руки и постучал в стену, не очень надеясь, что кто-то придет ему на помощь. Веспер чиркнула спичкой и закурила сигарету. При свете резко вспыхнувшего огонька ее лицо показалось Тодту маской, похищенной из музея. В прорезях шевелилось что-то чуждое и угадывалось присутствие другого существа…

Она не была совершенством. В одних местах кожа лоснилась от пота, а там, где ее покрывала пыль, кожа была матовой и казалась более… мертвой.

Вдруг зазвонил телефон. Адам чуть не подскочил от неожиданности, но негритянка придавила его ноги своим роскошным телом. Она лениво потянулась к трубке, словно раскормленная ленивая пантера, а он не мог отвести глаз от обрезка провода, свисавшего из аппарата.

Он услышал дребезжание мембраны и тонкий, почти детский фальцет. Так звучал голос Хоши, когда тот открывал рот, чтобы произнести угрозу. Случалось это крайне редко, но всякий раз неизменно вызывало такие же ощущения, как прикосновение опасной бритвы.

— Все в порядке, — сказала Веспер в трубку, выпуская дым из ноздрей и становясь похожей на дракона с глазами из слоновой кости. — Отвали.

Она бросила трубку на рычаг, подняла ногу и несколько раз напрягла мышцы, словно изучала их работу и расположение.

— Ненавижу желтопузых, — заявила она вдруг. — У них члены маленькие. А этот твой приятель-толстяк… Кто ему язык отрезал?

Адам пожал плечами. Он действительно не знал.

— Хреновое дело! Так что ты тут, дорогуша, единственный полноценный мужик. — Она вызывающе потрясла бедрами. — Тебе понравилось? Может, прокатишься еще раз?

Но он уже чувствовал себя сухофруктом, запеченным вдобавок в микроволновой печи. Он апатично следил за «Богородицей», не понимая, чего она ждет. Его можно было брать голыми руками, а Малыша и компанию сжечь заживо прямо в коттедже.

Вместо этого она сделала немыслимую вещь: обняла его своими большими мягкими руками и тихо запела песню, которую в детстве пела ему мать, чтобы он поскорее заснул. Он думал, что давно забыл и мелодию, и слова, однако сразу же узнал их, и на глаза навернулись слезы. У песни был простенький мотивчик, но это была далеко не колыбельная: что-то о погибшем корабле, о женщине, оставшейся на далеком берегу, и безнадежном ожидании…