Ночная смена. Лагерь живых - читать онлайн книгу. Автор: Николай Берг cтр.№ 77

Морф выдергивает начальство. Это радует, я действительно боялся, что он начнет требовать, чтоб мы поехали дальше на машине с пробитыми колесами и развороченным передком.

Даже с грузом морф бежит быстрее меня. Но шансов на то, чтоб оторваться и потеряться по дороге, у меня точно нет. Успеваю только дать небольшого крюка — туда, где валяется молокосос с расквашенной головой, и подхватываю автомат. Мутабор оборачивается, выражает недоумение гулким рыком, и я быстро несусь вслед за ним. Скатываемся в какую-то яму, куда насыпалось снега и мусора.

Танк молотит с ровными промежутками — звонкий грохот выстрела — и обвальное рокотание у нас за спиной.

— Пехота. Бронемашины. Танки. Плохо.

Морф смотрит исподлобья. Нехороший у него взгляд, тяжелый и неприятный. Гений крючится под ногами.

— Надобность. Помощь. Товарищи. Связь. Поддержка.

Морф оживляется.

— Фоммосшь.

Тычет лапой в меня.

— Храсссрерр.

Показывает себе над ручонками.

— Пррен. Хубаниссмм.

Тычет лапой в скорченного хозяина. Не лишено смысла. Стоя рядом с морфом, я чувствую себя крайне неуютно. Вообще-то хоть он и разумен, а стрельнуть ему в башку очень тянет. Инстинктивное желание.

— Варианты? Сторона. Охрана. Сектанты. Сторона. Танки и пехота. Освободители. Мутабор и ассистент — промежность. Задница. Выбор стороны. Одиночка — бесполезность. Одиночка. Поле. Воин. Несоответствие.

Не могу сказать, что сам себе кажусь убедительным. Это паршиво. Убедить другого, не убедив себя, — крайне сложно.

Чтобы получить передышку, отщелкиваю магазин в гранатомете. Пусто. Магазин в «ксюхе» — четыре обычных патрона.

Мучительная, как судорога в сведенной ноге, дилемма — зарядить и попробовать выбить морфу мозги или рискнуть и все же попытаться разобраться в чертовщине. Морф-союзник танка стоит. Смотрю на него. Он — на меня, неуловимо сместившись на чуть-чуть. Почти незаметно, но я уверен — он готов прыгнуть. Щелкаю магазином. Закидываю оружие за спину.

— Благодарность. Спасение.

— Ы?

— Патруль. Дистанция кинжала. Выручка.

Молчит. Смотрит.

— Долг. Возвращение. Действия? Движение, брюхо, рожон? Повторение?

— Хррошонн?

Изображаю в лицах, сидя в яме, как мы героически лезем на рогатину пузом.

Молчит. Смотрит.

— Бронетранспортер — конец. Яма, могила.

— Харрранссии?

— Польза. Мутабор — танк. Свой. Союзник. Отсутствие агрессии. Взаимность. Выгода.

— Хххоссяинн?

— Командир, группа, решение. Предположение — согласие, план, Мутабор. Руки, задница, шитье, заслуга.

— Хррприссинна?

— Вивисекция. Долг. Платеж. Красота. Информация. Сохранение мозг. Опыт.

Вот сейчас я и сам верю в то, что говорю. Все-таки разрыв танкового снаряда рядом — убедительный довод.

— Ссффой? Мыутабор сффой?

Опа, а это же не существительное!

— Утверждение, ассистент. Ожидание, ответ, подтверждение командира группа.

Неподалеку даданят крупнокалиберники бэтээров. Канонада внушительная, по нынешним временам — вполне себе. В трескотне уже и «калаши» слышны — звук у них характерный.

Видимо, морф принял решение.

— Хффосффррасссшенниее.

Вытягивает синюшного хозяина и двигается впереди меня.

С трудом подавляю уже ставшее привычным желание влепить очередь в полулысую голову. Как-то странно голова двигается, и я почему-то вижу нос спутника. До меня доходит, что он меня банально провоцирует, весь такой раскрытый, но сечет каждое мое движение. Я не смогу вскинуть автомат беззвучно — либо антабка брякнет, либо ремень прошуршит по комбезу. Точно, он ждет. Когда я начну вскидывать оружие — он быстро меня накажет. Дистанция тут смешная, а походка у него валкая, затылок мотается перед глазами по заковыристой амплитуде.

Нет, даже и пытаться не буду. И, пожалуй, не только потому, что у меня четыре патрона, чужое оружие черт знает кем пристрелянное, и попасть морфу, чтоб наповал, непросто. Не в этом дело… не в этом. Даже и сам не скажу, в чем. Но скорее всего в детских ручках, пришитых заживо…

— Мутабор! Оружие хозяина! Одежда.

Фыркает — по-моему, презрительно.

— Хрмахррафферр!

— Оружие и одежда. Необходимость. Образец редкость.

Но тем не менее выводит, как по нитке, на то самое место, где еще валяется разбросанная одежда и вооружение. Явно пользуется носом — обоняние работает. Как — черт его знает.

В темпе собираю все в охапку. В кобуре-переростке, я-то думал, будет какой навороченный «глок» или «берета», а там ПБ [63] , в маленькой кобурке — брат-близнец моего трофея.

— Я мерзну! Вы же врач! Должна же в вас быть капля сострадания и человечности!

— Одежда — в распоряжении главврача. Мутабор, пациент, одежда, просьба.

— Хых!

И морф стремительно рвет почти напополам трусы господина. А я отмечаю, что коготь, располосовав ткань, кожу даже не оцарапал. Весьма внушительная координация движений…

— Боюсь, что это означает отказ.

— Не возносись, сволочь, ты такая же мразь, какой считаешь меня! Только под прикрытием высоких идеалов!

— Бросьте вопить. Чьи, к слову, ручки вы присобачили? Да вы не стучите зубами, лучше ответьте.

— А пошел ты!

— Да мне-то… Все равно ведь расскажешь.

А вот и чертов «судзуки». Стоит игрушечка. Не был бы он таким новеньким — может, я бы и не притараканил его на свою голову. За разговором подбираю свою каску. И наконец — рация.

Выхожу на связь и получаю ворох нелицеприятных эпитетов в свой адрес. Николаич все-таки сдерживает эмоции, но вопрос — где меня черти носят — несколько теряется в орнаментике.

Очень чешется язык возопить в ответ так же цветисто. Но сдерживаюсь. Потому как не тот момент. Не могу позволить свободы слова. Брехать, что на ум взбредет, можно только в полном благополучии. Сейчас за базар отвечать придется. Приведу морфа в группу, если окажется враждебен — положит половину не напрягаясь.

Значит, каждое слово он должен понимать. То же — и Николаич. И я сам.

А тут возникает проблема — каждый человек понимает в разговоре все по-своему, и я не раз нажигался, предполагая, что меня поняли именно правильно. Потом оказывалось — ровно наоборот.

Не зря же во время составления договоров стороны нудно уточняют все по пунктам. Иначе окажется, что поняли диаметрально противоположно, и договор не то что туалетная бумага, а много хуже — повод для вражды и злобных мероприятий.