Ангелы террора - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Шхиян cтр.№ 73

Теперь уже я несколько озадачил хозяина. Он ожидал совсем другого вопроса и разговора.

— Какого надзирателя? Какого сына? — вполне натурально удивился он. — Этого, что ли?

Мы оба посмотрели на застывшего у дверей Нестеренко.

— Я впервые слышу такой нонсенс, — не совсем внятно по-русски сказал он. — Нестеренко у тебя, что, есть сын?

— Был, ваше высокоблагородие, его зарезал Жорка Самокат.

— Самокат? Какой Самокат? Это Николаев, что ли? А я тут при чем?

— По вашему приказу, — начал блефовать я, — убили сына этого человека. Мы хотим знать, за что?

— Вы городите чушь, господин студент. Никакого Нестеренку я не приказывал убивать! Я вообще никогда не знал такого человека, — твердо сказал Прохоров.

— Сына моего, Ваню, в Бутырке, в камере Самокат зарезал, — медленно, как-то мучительно выговаривая слова, проговорил надзиратель, — а звали его, верно, не Нестеренко, фамилия у него была совсем другая, наша природная, Плотниковы. Иван Трофимович Плотников, студент Императорского московского технического училища. Помните такого, ваше высокоблагородие?

— Плотников, — повторил за ним полковник, — Плотников… это когда было?

— Позапрошлым летом.

— Нет, не помню. Столько людей. Всех не упомнишь. Он что, студентом был, как и вы, господин калужский мещанин Синицын? — спросил уже меня Прохоров.

Я кивнул. Теперь мы стояли, образовывая как бы равносторонний треугольник. У двери, ближе к окну, надзиратель, у противоположной стены полковник с направленным на меня наганом, и я посередине комнаты.

— Ну, что ж, тогда невелика потеря. Не лезь со свиным рылом в калашный ряд, и никто тебя не тронет. Родился крестьянином, будь крестьянином, мещанином — торгуй, занимайся ремеслом. А вы, господа новые русские, все норовите чужое ухватить. Господь лучше знал, кому кем родиться, а вы восстаете против его промысла, а потом еще обижаетесь, что вас режут и вешают!

Полковник говорил почти вдохновенно, так, как будто выступал на государственном совете.

— Есть в человечестве, — горячо заговорил он, размахивая в такт своим словам наганом, — натуральная сила инерции, имеющая великое значение… Сила эта, безусловно, необходима для благосостояния общества. В пренебрежении или забвении этой силы — вот в чем главный порок новейшего прогресса! — Он закончил восклицанием, и мне показалось, что на этом его идеи иссякли, но я ошибся. Он продолжил развивать тему:

— Простой человек знает значение этой силы и хорошо чувствует, что, поддавшись логике и рассуждениям, как это делаете вы, выскочки из народа, сомнительные умники и прогрессисты, он должен будет изменить все свое мировоззрение; поэтому он твердо хранит веру, не сдаваясь на логические аргументы.

Стоять и слушать весь этот бред мне уже надоело. Тем более, что у нагана, своего самого веского аргумента в политическом споре, Прохоров забыл взвести курок.

— Мы, господин полковник, пришли не слушать ваши взгляды на «простых людей», — перебил я, потихоньку подвигаясь ближе к нему, — нас интересуют ваши преступные приказы, по которым убивают невинных людей.

Мои слова так удивили Прохорова, что он сначала запнулся на полуслове, потом высказал не менее замечательное, чем раньше, суждение:

— Кроме закона, хотя и в связи с ним, существует разумная сила и разумная воля, которая действует властно при применении закона, и которой все сознательно повинуются. Вы же, господин калужский мещанин и сын фальшивого Нестеренки, нарушили божеский и человеческий законы и подлежите уничтожению. Вот и вся правда, которую вы так хотите узнать.

— Значит, вы признаете, что приказали убить сына этого человека? — спросил я, указывая на надзирателя.

— Я же сказал, что такого не помню! Зачем вы меня перебили, я говорил архиважные мысли! Разумная воля! Очень хорошо сказано. Впрочем… вы говорите, что студента ликвидировали позапрошлым летом, это значит в 98 году? Студент-технолог? Такой растрепанный, с крестьянским лицом? Сын крестьянина? Да, что-то такое припоминаю. Впрочем, вам-то зачем это знать? Вы все равно отсюда живыми не выйдете! Нападение на жандармского офицера с целью убийства из мести! Это бессрочная каторга или виселица. Я давно ждал такого случая! Прекрасный способ обратить на себя внимание начальства! Завтра все московские газеты напишут о моем подвиге: «Жандармский полковник самолично»…

Что сделал «самолично» полковник, я узнать не успел. Нестеренко закричал низким сдавленным голосом и бросился на своего бывшего начальника. Прохоров резко повернулся к нему и, вскинув наган, нажал на спусковой крючок. Однако, ничего, как и следовало ожидать, не произошло — паркетный офицер, перед тем как выстрелить, забыл взвести курок.

Надзиратель был страшен в своем необузданном гневе. Половник, тоже не мелкий мужчина, не сумел даже толком защититься. Обезумевший отец вцепился ему в горло, и они оба рухнули на пол. Прохоров еще хрипел, пытаясь вырваться из рвущих горло, душащих сильных крестьянских пальцев, но тут, как говорится, было без вариантов.

Однако, варианты все-таки появились. Один за другим за моей спиной загремели громкие выстрелы. Я от неожиданности присел и оглянулся. На кровати стояло какое-то эфемерное создание в прозрачном, воздушном пеньюаре и сквозь раздвинутый шелковый балдахин стреляло в надзирателя из блестящего никелированного нагана. Четыре выстрела прозвучали один за другим. Нестеренко вскинулся, так и не выпустив из своих рук горло полковника, и рухнул на его уже недвижимое тело.

Я на секунду остолбенел, не зная, что предпринять. Встретить здесь, у полковника в постели такую воинственную фурию я никак не ожидал. Однако, как только воительница повернулась ко мне, я тотчас узнал знакомые усики давешнего штабс-капитана.

Он хладнокровно прицелился мне прямо в лицо и нажал на спуск. Я не успел ничего, даже испугаться, так все это было нелепо и неожиданно. Сухо щелкнул спусковой курок. Штабс-капитан скривился, как от боли и попытался большим пальцем руки взвести его снова. Теперь вариантов не оставалось у меня. Я выхватил из рукава стилет и кинулся к нему. Однако, жандарм успел меня опередить и вновь выстрелил. И снова наган дал осечку. К счастью для меня, револьверы того времени не отличались особой надежностью.

Тогда он бросился на меня сверху вниз, видимо, собираясь сбить с ног. Я на автоматизме выбросил вперед правую руку. В какой-то точке пространства его тело и моя рука, держащая страшный, тонкий кинжал встретились.

Штабс-капитан пронзительно вскрикнул, а мне осталось только отскочить в сторону.

— Служивый, это кто тут балует с леворвером? — раздался от дверей сердитый старческий голос.

Там стоял слуга полковника Митрич и растерянно оглядывал поле сражения.

Прохоров и Нестеренко были уже мертвы, а штабс-капитан еще жив и пытался встать. Он уже поднялся на колени и обеими руками держался за рукоять воткнувшегося ему в грудь стилета.