Боярская честь - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Корчевский cтр.№ 61

Стёпа повертел в руке нарисованный план.

— Ничего не измыслю. Эй, Фёдор, ступай сюда.

Старый писец подошёл к столу.

— Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?

Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:

— Вот это место.

Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:

— Карта из подвала неточная — огрехов в ней много, а место точно это.

— На плане покажи.

Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни — в пяти верстах, но на моей земле.

— Ты не ошибаешься, Фёдор? Это моя земля, деревня в другом месте.

— А посмотри на старой карте — там владение князя Лосевского раньше было, сказывают — князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.

— Спасибо, Федя!

К неудовольствию Степана, я сунул писцу ещё одну полушку.

— Стёпа, а старую карту забрать можно? Степан потерзал бороду:

— А бери. Всё равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниёт, или мыши поточат.

Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.

Дома я развернул карту и стал её изучать. Да, изгиб реки похож, но это ещё не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф — обычно из монахов — мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, всё рисовалось приблизительно, от руки. Да собственно, большой точности и не требовалось — одна-две-три версты меньше или больше — какая разница?

Хорошо, предположим — условно, конечно, что река и участок земли рядом с ней — мои. Так ведь участок велик, весь не перероешь. Да и надо ли рыть? Ну, была когда-то здесь усадьба князя Лосевского, но сейчас-то на моих землях никакой усадьбы нет. И ещё вопрос — почему настоятель решил, что манускрипт зарыт в земле, а не увезён князем в Литву? Если он имел какую-нибудь ценность, зачем его было оставлять здесь — логичнее взять с собой. Или опасался, что порубежники наши отберут, или в дороге случится беда вроде нападения разбойников. Но и сейчас разбойников на дорогах хватает — ни один купеческий караван без охраны не ходит, а уж в те времена — и подавно. А чего им не злодействовать — дороги никем не охраняются, специальной службы, вроде полиции, не существует. На такой случай в Правде прописано — поймал разбойника за мерзким промыслом — повесь при дороге в назидание другим. Только татям никак не назидается, лёгким кажется разбойничий хлеб.

И вдруг мне вспомнился заброшенный колодец, куда я угодил прошлым летом. Хороший колодец, камнем выложен — не бревенчатый. Был бы сруб деревянный — сгнил бы за это время, запросто мог осыпаться, осесть, похоронив меня. А ведь это идея, надо завтра же проверить. А что я проверю? Ну, найду я фундамент дома. И где искать этот манускрипт?

А вдруг колодец — и не колодец вовсе? Что-то я не слышал, чтобы раньше на Руси колодцы каменные делали. И к тому же колодец был сухой. Понятно, что он давно заброшен, земли там полно, но всё равно в нём должно быть хотя бы сыро. Стенки на известковом растворе, прочные — я нож между камнями воткнуть не мог. И ещё — колодцы делают в низких местах, к водоносным горизонтам поближе, дабы глубоко не копать. А развалины и колодец, насколько я помню, на пригорке. Точно, там поискать надо.

Возьму завтра с собой Федьку, а то он от пьянки опух уже, пусть похмеляется с лопатой. Ещё верёвки нужны — спускаться, фонарь масляный. О, ещё мешок, чтобы землю из колодца вытаскивать. Пожалуй, всё. Если чего и не хватит, деревня моя рядом, там можно будет взять.

Решив так, я со спокойной совестью лёг спать.

Первым делом утром я кликнул Федьку. Глядя на его взлохмаченную шевелюру и заплывшие глаза, я подумал про себя, что три дня отдыха — многовато для холопов.

— Так, Фёдор, бери лопату, мешок попрочнее — наверное, конопляный, несколько верёвок и фонарь.

— Ты чего… ик… боярин… ик.

— Перестань икать, иди — пива выпей. Сейчас по делу поедем, а на тебя смотреть нельзя — вытошнит.

— Извини, боярин.

Федька ушёл. Заявился он через полчаса, походка была неустойчивой.

— Ты что, напился?

— Нет, боярин. — Федька перекрестился. — Ты же пива разрешил, вот на вчерашнее и легло.

Дух от Федьки шёл тяжёлый, выдохнет — муха на лету умрёт. Ну, ничего, сегодня поработает, пропотеет — поймёт, что пить тоже надо умеючи, меру знать.

Мы оседлали лошадей, выехали.

— Куда хоть путь держим, боярин?

— В деревню.

— Чего искать будем, вроде поздновато.

— С чего решил?

— А что ещё в деревне лопатой делать можно?

— Увидишь.

Федька обиженно замолчал, сопел только.

Доехали до моей земли. Вроде где-то справа пригорок небольшой должен быть. Я вертел головой, пытаясь вспомнить.

— Чего ищешь?

— Федь, ты помнишь — о прошлом годе в колодец старый я угодил?

— Как не помнить, как вчера было.

— А место запомнил?

— А то! Вон осины стоят — аккурат за ними. Мы повернули, проехали осины. Да, вроде

здесь со мной случился казус. Я уже перенёс ногу на левое стремя, собираясь спрыгнуть на землю, затем остановился и посмотрел вниз. Вот была бы умора, угоди я в тот же колодец ещё раз.

Мы походили по пригорку, наткнулись на фундамент стоявшего здесь когда-то здания. Начали описывать круги вокруг него, и тут Федька заорал:

— Нашёл!

Я подошёл к нему — и в самом деле, передо мной зияла дыра колодца. Это был именно он — стены были обложены камнем. Сомнительно, что где-то рядом может быть ещё один такой же.

— Так, Федя. Привязываем верёвку, ты спускаешься, начинаешь копать, а я вытаскиваю мешком землю.

— Боярин, я же больной!

— Сейчас и вылечишься.

— Не дело боевому холопу землю копать, на то смерды есть — вон, деревня рядом.

— Дело тайное, Федя. О том знать никто не должен — даже твои сотоварищи. Понял?

Федька привязал один конец верёвки к камням, другой конец сбросил в колодец, туда же кинул мешок и лопату.

— А может, я буду землю поднимать?

— Это значит — боярин землю копать будет, а ты на ветерке прохлаждаться?

— Тоже верно.

Федька, кряхтя и матерясь сквозь зубы, полез в колодец. Вскоре послышались удары лопаты о землю, потом верёвка дёрнулась:

— Поднимай!