В плену пертурбаций - читать онлайн книгу. Автор: Алан Дин Фостер cтр.№ 7

– Ты прав, мой мальчик, – отозвался волшебник. – Надо сказать, это особенный погреб. – Он запрокинул голову, долго всматривался в переплетение корневищ, потом указал пальцем. – Вон корень зависти, рядом с ним – корень вдохновения, а в углу, вон тот, золотистый, – корень зла.

Джон-Том пригляделся повнимательнее. Интересно, из чего состоит корень: дерево цвета золота или золото цвета дерева? Заметив любопытство юноши, Клотагорб улыбнулся.

– Не увлекайся, мой мальчик, это небезопасно. – Он повернулся к филину. – Сорбл, раз уж ты принес светильник, поставь его сюда.

Ученик медленно приблизился к чародею, воткнул палку со светящимся шаром наверху в землю и поспешно отступил к стене. Джон-Том расположился по соседству с Сорблом. Клотагорб скрестил руки на животе и закрыл глаза, из чего следовало, что он готовится произнести весьма могущественное заклинание. В доказательство серьезности своих намерений волшебник пробормотал пару-тройку фраз, потом снял очки, сунул их в футляр и положил последний в один из верхних ящичков у себя на груди.

– Что дальше? – шепотом справился у филина Джон-Том. – Кого он собирается призывать?

Сорбл как будто норовил вжаться в стену, совершенно игнорируя тот факт, что сырая земля запачкала его перья, и не сводил широко раскрытых глаз с волшебника, который погрузился в предваряющий чародейство транс.

– Ты же знаешь. Ничто.

– Ах да. Совсем забыл. Ведь что скрывается в погребе? Ничто.

Джон-Том пошутил, однако Сорбл воспринял его слова в буквальном смысле.

– Ну конечно. Я рад, что ты меня понимаешь.

Клотагорб, глаза которого по-прежнему оставались зажмуренными, медленно повернулся к ним лицом и извлек из другого ящичка на своей груди бумажный свиток.

– Сорбл!

– Да, хозяин? – пробормотал филин.

– Это тебе. Будешь читать.

Джон-Том отметил про себя, что голос волшебника изменился, сделался чуточку громче и приобрел известную торжественность, как будто чародей за те несколько секунд, в течение которых пребывал в раздумьях, помолодел на добрых двести лет. Юношу подмывало спросить, так ли это на самом деле, но он не решился. Что касается намерений Клотагорба, было ясно, что тот вот-вот раскроет их.

Сорбл аккуратно развернул свиток и прищурился, разбирая первые строчки.

– Мастер, я не знаю, получится ли у меня. Почерк такой мелкий…

– Получится, получится, – уверил ученика Клотагорб. – Помнится, природа наделила тебя поразительно острым зрением. Можешь вернуться к стене, которую ты так усердно подпирал, но когда я дам тебе знак, начинай читать.

– Как скажете, хозяин, – Сорбл послушно попятился туда, где стоял сильно озадаченный всем, что творилось вокруг, Джон-Том.

Клотагорб неторопливо воздел передние лапы к темноте под потолком.

На глазах у изумленного юноши лапы волшебника словно ухватились за некую невидимую опору и подтянули за собой тело; в итоге чародей оказался сидящим в воздухе над своим стулом. Клотагорб спрятал в панцирь задние лапы и голову, лишь глаза поблескивали из-под роговой оболочки. Интересно, подумалось Джон-Тому, неужели черепаха чего-то опасается? Юноша быстро огляделся по сторонам. Ничего, только грязь да корни дерева. Ничего? Не о том ли твердил перепуганный Сорбл? И тут Клотагорб заговорил. Он произносил слова протяжно, нараспев, а царивший в погребе полумрак становился, казалось, все плотнее, стискивал в своих объятиях светящийся шар, и тот постепенно превратился в слабую искорку света, изнемогавшую в сражении с тьмой.

Темнота как будто усиливала звуки. Джон-Тому чудилось, он слышит, как колотится в груди сердце. Дыхание юноши сделалось прерывистым.

Мрак, который заполнял погреб, не был обычным мраком. Его нельзя было сравнить с безлунной ночью, ибо он отнюдь не навевал успокоения. Это было не просто отсутствие света, а непроглядная тьма, нечто живое, обладающее ростом и весом, нечто такое, от чего перехватывало дыхание.

Джон-Том осознал, что еще немного – и он ударится в панику. Ему мнилось, он задыхается, но вдруг в темноте вспыхнул второй огонек, и дышать сразу стало легче. Свет исходил от того самого свитка, который вручил своему ученику Клотагорб. Чем дальше читал Сорбл – сперва неуверенно, затем без малейшей запинки, – тем ярче становилось свечение.

– Друзья мои, – читал филин, – я пришел к вам ныне с тем, чтобы заручиться вашей поддержкой. Если меня изберут, обещаю делать все, что пойдет на благо народу и стране. Я приложу все усилия к тому, чтобы стать лучшим губернатором из всех, каких только знала провинция. Я сокращу налоги и увеличу расходы на социальные нужды. Я позабочусь о стариках и об укреплении оборонной мощи. Я… Я…

Джон-Том, теряясь в догадках, слушал с разинутым ртом нескончаемый перечень столь знакомых несбыточных обещаний. По правде сказать, он ожидал услышать совсем другое – какое-нибудь неизмеримо древнее и могущественное заклинание, а вовсе не речь записного политика. Похоже, политики все на одно лицо, неважно, к какому миру они принадлежат. Все те же посулы, все те же заверения, в общем, полная ерунда, которая ни к чему не ведет. Ни к чему? К ничему?!

Разумеется! Вот что призывал Клотагорб, вот что он заклинал и звал сюда, в погреб под корнями раскидистого дуба. Через ничто, которое отделяло его от пертурбатора, он надеялся установить местонахождение последнего. Теперь ничто смыкалось вокруг, словно норовя вытеснить их из погреба. Джон-Том чувствовал во рту привкус горечи. Впечатление было такое, будто на него наползает живое одеяло, которое стремится проникнуть в ноздри и в горло, но не в состоянии достичь этого, пока светятся шар и свиток. Рука юноши невольно легла на струны дуары. Он совсем уже собрался было спеть что-нибудь веселенькое, однако в последний миг, под влиянием здравого смысла, отказался от своей затеи: ведь если его песни могли бы хоть чем-то помочь чародею, Клотагорб наверняка упомянул бы о такой возможности. А так, вздумай он запеть сейчас, в момент наивысшего, по всей видимости, напряжения, все старания волшебника могут пойти насмарку, и тогда темнота восторжествует. К тому же еще неизвестно, что страшнее – ничто или гнев Клотагорба. Вот почему Джон-Том не стал предпринимать какие-либо действия; он просто стоял, и слушал, и пытался уяснить, что, собственно, происходит.

О каком ничто может идти речь, когда оно – явно что-то? И потом, что значит: «в погребе ничего нет»? А как же стул Клотагорба, светящийся шар на конце палки и чудесный свиток, не говоря уж о троих живых существах? Джон-Том, как ни старался, не находил ответа, а потому счел за лучшее прислушаться к бормотанию Сорбла и тут, совершенно неожиданно, сообразил, что к чему. Текст на свитке представлял собой типичное предвыборное выступление политического деятеля, изобилующее хвастливыми заверениями и лживыми обещаниями, то есть являлся даже меньше чем ничем, а потому как бы низводил до своего уровня все то, что находилось в погребе.

Нет, поправил себя юноша, не все. В помещении по-прежнему присутствовали светящийся шар, Сорбл со свитком в лапах, парящий над стулом Клотагорб, а также посторонние смутные, зыбкие тени, размытые очертания диковинных фигур, серые пятна на фоне темноты. Вернее, они были не столько серыми, сколько чуть менее темными, нежели окружающий мрак. Так сказать, антрацитовые призраки. Джон-Том присмотрелся повнимательнее, и призраки прямо на глазах утратили часть своей зыбкости. Стало возможно различить черты серых лиц, серые же языки, которые сновали вперед-назад меж черными зубами. Привидения тихонько постанывали, очевидно, переговариваясь друг с другом. Определить, что стоит за этими стонами – слова, музыка или жалобные возгласы, – было весьма затруднительно. Вот они, обитатели мрака, подумал Джон-Том.